Вперёд, к отцам

Для выражения личного взгляда на что бы то ни было не сыскать жанра уместней, чем эссе, - ни по открытости позиции, ни по афористичности, ни по дерзости мысли. И немудрено, что писатель Валентин Распутин свой пафос по поводу тектонических сдвигов в культуре Тобольска три года назад выразил в историческом эссе «Возвращение Тобольска». И вот теперь к юбилею писателя (что совпало с юбилеем города) этот текст выходит в виде книги неписаной. Или неописуемой?

Тобольские акватинты

Когда Аркадий Григорьевич Елфимов, издательство которого, всем прекрасно известное, превращает текст в невиданное-неслыханное… Лучше скажем так: вот он решил показать мне макет, и я замираю в изумлении перед ларцом, обшитым кожей, а в нём 30 драгоценных графических листов. Печать на бумагу выполнена в манере акватинты, что напоминает нежную размытость акварели. Но эти листы связаны в цельногравированный альбом единством текста. Получается, что у книги два автора: писатель Валентин Распутин и художник-график из Петербурга Нина Казимова, порой именуемая королевой акватинты.

Как объяснить вам слово «цельногравированное»? Сама не сразу разобралась. Допустим, можно создать просто-напросто серию офортов, следуя в фарватере писательского замысла: исторические метафоры, панорамы Тобольска, легендарные персонажи… Но Нина Казимова отвергла этот путь из-за своего пиитета перед словом писателя. И следом за образным рядом - ладьями, колокольнями, башнями, мифическими птицами, ангелами - орнаментальным становится сам шрифт. И в этой орнаментальной композиции рисунок и шрифт действуют заедино. Подобные каллиграфические подвиги совершали летописцы в 16-18 веках. Текст тут не набирается из буквиц, а откатан с медных пластин, писан (или рисован?) в зеркальном отражении.

Раритетность издания запрограммирована и в тираже: всего 50 экземпляров, притом первым тридцати владельцам будут дарить и по одному оригиналу (медной доске). В дореволюционные годы самой дорогой книгой, на которой позднее хорошо заработали большевики, говорят, стали «Византийские ювеналии» (продали в Америку). Уж не знаю, кому по карману станут тобольские акватинты.

Но речь не о том. Когда эссе Валентина Распутина появилось впервые, сопровождая великолепно изданный диптих фотоальбомов Аркадия Елфимова и Павла Кривцова, это отнюдь не наделало шуму, не смутило так умы академической и журналистской братии, как сейчас, перед тем же словом, да в меди отлитым. Нынче голоса всех отзывов сливаются в греческом хоре, вторя интонации гимна, заданной писательским текстом.

Моему сознанию, видно, не под силу переварить поток эпохальных обобщений, а волнуют сильней всего тоненькие ручейки или даже подземные невидимые родники, которые питают гигантский поток Хроноса. Занимает, к примеру, откуда взялась фигура такого богатыря российского просветительства, как неизменный председатель благотворительного фонда «Возрождение Тобольска» Аркадий Елфимов. Ведь его издательским проектам нет аналогов в России. Они носят не коммерческий характер, а государственный, ибо радеют о возрождении подлинной национально-самобытной культуры. Попробуем прислушаться к подземным токам, уловить исторические мерцания в том, что кажется заурядным, прикоснуться к тайным узорам в явной судьбе.

Предназначение

Родной отец Аркадия Григорьевича расстался с семьёй, когда мальчику едва ли исполнилось два года, и его воспитанием занимался отчим, кадровый военный, а затем газетчик. Но тень родного отца как-то незримо витала над его судьбой. В наследство от отца он получил стопку книг, и среди них - монографию Леонида Гольденберга о Семёне Ремезове. На титульном листе рука отца вывела строку: «Книга заслуживает вечного хранения для повседневного руководства».

Уму непостижимо, но Григорий Алексеевич то ли запрограммировал судьбу сына, то ли угадал его предназначение. Потому что жизненная дорожка Аркадия Григорьевича Елфимова не единожды пересекалась с большаком Семёна Ремезова. Ещё занимая в Тобольске высокий пост (председатель горисполкома), Елфимов заказал выдающемуся скульптору Олегу Комову увековечить в бронзе память сибирского зодчего и летописца. И теперь Семён Ремезов стоит в вечном дозоре перед Софийским двором. Потом пришлось вносить поправку в топонимику города: улицу Клары Цеткин, ведущую к кремлю, переименовать в улицу Семёна Ремезова, что стоило немалых сил. А когда Аркадий Григорьевич основал и возглавил благотворительный фонд «Возрождение Тобольска» (с 1994 года), то осуществил фантастически грандиозный проект - факсимильное издание «Истории Сибирской», «Чертёжной книги Сибири» и «Служебной чертёжной книги» Семёна Ремезова, главных рукописных трудов его, прежде практически недоступных читателю.

Но особое слово стоит сказать о «Хорографической книге Сибири». Так называется первый географический атлас, составленный Семёном Ремезовым. Факсимильным изданием его Фонд завершил в 2011 году публикацию всех трудов великого тобольского изографа. «Хорографическая книга» - источник бесценной информации по географии Сибири рубежа 17-18 веков, она отражает ход русской колонизации, даёт этническую карту народностей и отдельных родов. Вот почему историк картографии Леонид Гольденберг в 70-х годах прошлого века готовил атлас к изданию, да сорвалось дело… И вышло так, что памятник мирового значения «уплыл» за пределы России и оказался в Вашингтоне, в библиотеке Гарвардского университета. Возвращение ремезовского наследия на родину не назовёшь иначе, как научным подвигом. Но это возвращение не только в научное русло: тираж «Хорографической книги…» по традиции Фонда передан библиотекам Сибири, крупнейшим культурным центрам России и, конечно, школьным библиотекам Тобольска.

Это ли не «повседневное руководство», предначертанное отцом? Однако разве нас не ошеломляет тот факт, что масштаб личности Семёна Ремезова смог точно взвесить бухгалтер, крестьянский сын Григорий Елфимов из деревни Марковой Ялуторовского уезда.

Валентин Распутин

Читаешь, всматриваешься и не можешь понять: да как можно было всё это собрать воедино, не ошибившись, как можно было с таким искусством вычертить и не заблудиться без путеводства! Чудеса, да и только!

«Тобольск и вся Сибирь» - это сочетание стало звучать торжественно после того, как подробные очертания сей полунощной страны представил миру сын боярский Семён Ремезов. «Тобольск и вся Сибирь» - так называется свод выпускаемых фондом «Возрождение Тобольска» книг, отданных самым именитым сибирским городам и землям. В последние 15-20 лет в условиях самовыживания они отдалились друг от друга, почти так же, как это было в 18-м веке - и вот именно Тобольск взял на себя право напомнить им о нашем неотменимом родстве и общей судьбе.

Крестьянский сын

Семейное предание донесло до Аркадия Григорьевича одну невеселую историю. В лихолетье Гражданской войны стоявший на станции Новая Заимка бронепоезд время от времени изрыгал снаряды по ближним деревням. В момент очередного обстрела, когда семья Елфимовых пряталась в подполье, в печку избы влетел снаряд и разворотил её. Пятилетний Григорий пережил при этом такое потрясение, что частично потерял зрение. Что не помешало ему получить образование (пусть и скромное) и прекрасно играть на баяне.

Словом, Аркадий Григорьевич видел в обозримом прошлом несколько крестьянских поколений из деревни Марковой как своих предков. Но всё-таки издавна в нём зрело желание узнать досконально историю рода Елфимовых. А как узнать? В архивах, местных и центральных, хранятся сведения о наших предках, ближних и дальних: можно выведать, кто они такие, где проживали, какого сословия. Однако по плечу ли подобная задача для каждого даже очень любознательного человека - сидеть в архивах, не владея к тому же специальными навыками работы с историческим документом? Аркадий Григорьевич обратился в Тобольское отделение Уральского историко-родословного общества.

Составить родословную схему нескольких поколений крестьян Елфимовых на основе ревизских сказок Тюменского и Тобольского государственных архивов - дело не так чтобы сложное, но только до момента 4-й ревизии, то есть переписи населения 1782 года. Тут выходит заминка, препинание. Более ранние акты - третьей ревизии 1762 года - хранятся в РГАДА, Российском государственном архиве. Каково же было удивление Снежаны Гузенко, когда на свой запрос она получила из Москвы такие вот словеса:

«Написанной в бывшую последнюю ревизию умершаго швецкой нации крещенного пленьника Василья Ефимова сын Иван (10) (26) у него жена Парасковья Яковлева тритцати лет государственного крестьянина дочь у них дети после ревизии рожденные» (и дальше перечислены Тимофей семи лет и имена четырёх дочерей).

Что надо понимать так: Ивану Васильеву, сыну шведского пленника, двадцать шесть лет, а в предыдущую ревизию (1747) ему было десять лет. Сомнений быть не могло: это та же семья Елфимовых, что и в последующих ревизских сказках, имена и возраст совпадали. Только добавилась буква при написании нового имени шведа, принявшего православие: Елфимов - вместо Ефимов. Кто теперь скажет, как было его настоящее имя? И как оказался пленный швед в Ялуторовском остроге (городке)?

Шведская палата и шведская планида

Как только речь заходит о пленном шведе, автоматически в сознании возникает Шведская палата. Так народная молва окрестила Рентерею, последнее по счёту сооружение Кремля, возводившееся под присмотром Семёна Ремезова (1714). Тут вот как получилось. Петр I своим указом запретил каменное строительство по всей стране, чтоб все силы собрать для вознесения «средь топь и блат» Северной Пальмиры. Однако князь Матвей Гагарин, сибирский губернатор, смог дать толчок заглохшему строительству кремля, потому что в его руках оказалась армия даровой рабочей силы - шведы, пленённые в битве под Полтавой. И, конечно, возникает соблазн представить шведа, наречённого позднее Василием Ефимовым, в строительной команде Семёна Ремезова. Но такое сюжетное рондо ловко складывается разве что в сказках. А реально проследить эту историю можно только в некоторых пределах.

Валентин Распутин

В течение двух веков Тобольск был городом легенд и необъятной власти, городом громких фамилий, которые направлялись сюда, и великих людей, которых дал Тобольск миру. Он стал столицей Сибири в 1590 году, только-только начиная отстраиваться, но подлинного могущества достиг при Петре I. При великом батьке появляются и великие подвижники, подвиги и кудеса батьки словно бы наследственно передаются и им. При Петре Тобольская, или Сибирская, губерния, включала в себя Урал и простиралась до Тихого океана, одна приняв в себя большую часть тогдашнего Российского царства из восьми губерний.

После поражения в Полтавской битве и капитуляции в плен попало более 15 000 каролинов (воинов короля Карла XII). В конце декабря 1709 года Москва стала ареной триумфального шествия, всех пленных шведов продемонстрировали москвичам. Затем разделили их в партии по 100 человек и отправили по этапу в города Архангельской, Казанской, Астраханской губерний. Однако позднее Пётр I решил перебросить пленников на восток, и процесс пошёл с особенным ускорением после раскрытого в Свияжске офицерского заговора с целью побега (1711). Шведских пленных сослали во все сибирские города, на горные заводы, в рудные шахты. В Тобольске оказалось около тысячи шведских солдат и офицеров.

Казна не обременяла себя расходами на содержание пленных, и они вынуждены были вспомнить свои мирные профессии. Среди них оказались искусные ремесленники: столяры, кузнецы, сапожники, ювелиры. Их изделия пользовались большим спросом. Серебряные сервизы, расшитые золотом и серебром ткани везли для продажи в Москву. Сам князь Гагарин, знаток и ценитель роскоши, был постоянным потребителем их продукции. Шведы, не знавшие ремесла, торговали вином и хлебом, открывали трактиры, нанимались на службу управляющими или слугами, давали уроки немецкого языка или музыки. Капитан Курт Врех открыл в Тобольске школу для шведских и немецких детей. А одному лейтенанту удалось создать кукольный театр. Кстати, первый в Сибири.

Образованные шведы использовали свою неволю для изучения Сибири. Капитан Иоганн Мюллер сопровождал митрополита Филофея Лещинского в его поездке по остяцким и вогульским землям, что дало ему впечатления для работы «Жизнь и обычаи остяков…». В 1714 году князь Гагарин отправил шведских матросов во главе со штурманом Бушем на восток для освоения морского пути от Охотска до Камчатки.

Шведы получили возможность вернуться на родину в 1721 году по условиям Ништадского мира. Большая часть офицерства отправилась домой, но в России осталось немало тех пленников, что решили связать свою судьбу с новым отечеством - поступить на службу и поменять веру. Учитывая это, Синод в 1721 году направил специальное послание, одобрявшее браки со шведами.

Те шведы, что пустили корни в Сибири, исчезли из поля зрения - они возродились под новым православным именем, как и произошло с родоначальником Елфимовых. Он жил в Ялуторовском остроге, женился на крестьянской девушке, а сын его Иван появился на свет, когда отец прожил на чужбине почти четверть века. Иван со своей Парасковьей и огромным семейством (девятью детьми) переехал потом в деревню Маркову Ялуторовского уезда. Здесь они и прожили всю жизнь. Здесь и остались его внуки и правнуки.

Кого обслуживает генеалогия?

«Родословная книга», подготовленная Снежаной Гузенко и напечатанная издательским домом «Титул», прослеживает историю двух крестьянских родов: Елфимовых по мужской линии и Берсеневых - по женской. Составлены их поколенные росписи, генеалогические схемы семьи, родословное древо. Конечно, книжке этой не тягаться со строго-элегантными фолиантами Фонда, его факсимильными изданиями и роскошными альбомами, напечатанными в Италии. Не тягаться ни полиграфией своей, ни масштабом сугубо семейного предания. Но как раз частное и мелкое выводит нас порой к затаённым подземным родникам, питающим историю.

Российская генеалогия изучала только правящий слой Русского государства - дворянства. В нашем сознании возникла культурная матрица: родословие - только для именитых. Меж тем, Россия была испокон веков страной крестьянской по преимуществу. И потому даже улыбку вызывают упомянутые в обращении к читателю имена Михайлы Ломоносова да Ивана Ползунова, как бы слегка реабилитирующие это простецкое сословие. Но я уверена, стоит копнуть родословную историю купца, промышленника, священника, исследователя, землепроходца - и вы упрётесь в крестьянский род с его неистребимой жизненной хваткой, с его способностью и из топора сварганить суп. И если мы станем перечислять всех сколько-нибудь даровитых выходцев из плодородного слоя отечественной почвы - не хватит никакой бумаги.

Что касается исторической памяти, возвращению которой подчинена вся энергия Фонда, то это не возврат в прошлое, но творческое движение к духовным истокам нашей культуры. Недаром Аркадий Елфимов взял на идейное вооружение у протоиерея Григория Флоровского парадоксально заточенную стрелу «ВПЕРЁД, К ОТЦАМ».

Валентин Распутин

Всё, казалось бы, из малого и местного непременно переходит в большое и великое, этому приходится удивляться чуть не на каждом шагу, с робостью оглядываясь на настоящее: а мы? а что же мы?