И рай земной, душа, благословляй. До самого последнего мгновенья

Я – с 1932 года. Родилась в простой крестьянской семье, где было еще двое детей, мои старшие братья – Иван и Николай. Деревня наша Релка стояла и стоит неподалеку от села Дубровное, в тесном соседстве – через овраг – с деревней Трушниковой. Школы здесь в ту пору не было (да и сейчас нет).

Трушниковские малолетки, да и более старшие, ходили за три километра в райцентр (район был Дубровинский), а рёлковские - на такое же расстояние – в Шапошникову.

Школу я сразу же восприняла как большой и радостный праздник. А учительницу Агриппину Николаевну Бортвину за её красоту, доброту и справедливость полюбила всем сердцем. Уже тогда я по-детски твердо решила: буду тоже учителем.

Учеба давалась мне легко, была я «круглой» отличницей. Может, потому, что в школу пришла восьми лет. И до сих пор склоняюсь к тому, что ребёнок не должен садиться за парту с опережением возраста. Не случайно же сказано: «Детство в детях должно созреть». Тогда не будет нервных срывов и этой почти неуправляемой гиперподвижности, что в настоящее время очень часто наблюдается у детей на начальной ступени обучения.

В общем, училась я хорошо. И в 3 классе дали мне за отличную учебу американские башмаки. Из какой-то грубой кожи, на деревянной подошве. Все рассматривали и ощупывали мою столь необычную обувку. Я всю зиму форсила в иностранных этих ботинках, хотя ноги мерзли нещадно.

Отпечатался в памяти и прием в пионеры. Как звонко и дружно чеканили наизусть «Торжественное обещание…»

«Я, юный пионер Советского Союза, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь: горячо любить свою Родину…». Смотрите, какие строгие, веские и торжественные слова.

А в тот раз я не шла, а прямо-таки летела домой. В расстегнутом пальтецо, хотя на дворе стояла зима, и погода была холодной. Хотелось, чтобы все видели мой ярко-красный галстук. А пальто это, на вате, мама сшила мне из толстой грубой холстины, покрашенной дубкорьем, что давало стойкий коричневый цвет. Такая же, из холстины, была сумка для книг, которую я, по примеру других ребят, носила на длинной лямке через плечо.

Военное наше детство было часто скудным, голодным, но и радости были в нем, и надежда на лучшее.

Государство проявляло свою заботу о детях. Распоряжением сверху при школах стали разбивать огороды, что давало возможность подкормить ребятню. На большой перемене нам давался обед, что варила уборщица во вместительном чугуне. Каждому – по горячей, с душистым парком картофелине. Запивали простой водой, из бачка в коридоре. Но каким все вкусным казалось.

Многие эпизоды из далекого детства хранит моя память и так ясно, как будто это было вот совсем недавно, вчера.

Помню, как в августе 42-го провожали на войну старшего брата Ваню, которому и 17-и на тот момент еще не исполнилось. Был росточком он не высок, на вид совершенно мальчишка. И уходил из дома совсем не по - геройски, как это было принято показывать в кино. Из колхоза всем новобранцам выдали по 5 кг ржаной муки. И мама испекла Ване на дорогу три весомых ковриги хлеба. Собрала котомку дорожную, положив кое-что ещё из походных вещей. И, казалось, заплечный груз перетянет его назад, таким хлипким братик казался.

Прощаясь, он задержался у порога, прислонившись к дверному косяку, и, глядя на нас, ревевших навзрыд, не сдержался и сам заплакал.

Уже второго солдата провожала наша семья в это пекло. Сначала папу, а теперь вот брата. Провожая Ваню на фронт, мы не знали, живой ли папа, уже несколько месяцев от него ни единой весточки не было. Очень было нам всем тревожно.

Мама денно и нощно молила Господа Бога и Пресвятую Богородицу спасти – сохранить дорогих наших воинов, возвернуть домой невредимыми. И, наверно, эта мольба до небес долетела.

В 1943 году папа, тяжело раненый в правую руку, был подобран на поле боя в бессознательном состоянии. Была немалая угроза, что руку отнимут, поскольку началось заражение. Но полевой хирург пошел на риск. После нескольких «чисток» перестала рана гноиться, и солдат пошел на поправку. Правда, ни к строевой, ни к трудовой службе был он признан не годным. И списан «подчистую» на гражданку. А вот брат прошел всю войну и Победу встретил в Германии.

Затем в течение пяти лет дослуживал срочную. В группе советских войск в Германии.

Из нашей маленькой деревеньки в 22 двора ушло на фронт более 50 человек, а вернулась лишь половина. Все – израненные, двое на костылях, с ампутированными конечностями.

9 мая 1945 года, когда до нас докатилась весть о Победе, что творилось в маленькой Релке и в соседней деревне! Люди радовались и плакали, обнимали друг друга, ликовали: «Конец войне!», «Слава нашим героям!»

Но и горькие слезы были, и рыдания, и причеты.

Никогда не забыть, как кричала и плакала Панкина тетя Нюра. «Золотые мои солдатики, не увижу я больше вас!...» По мужу своему Герасиму Степановичу и сыну Александру. Саша был красавец и умница. На «отлично» окончил школу. И готовился в институт. Парню прочили большое будущее. Но все перековеркала война…

И в победный тот вечер, распахнув в смятеньи окошки, мать пыталась выкричать горе.

Тяжело переходила страна на мирную колею. Слишком много было разрухи. И природа била людей недородом за недородом. В войну и после войны хлеба не было вдоволь.

Нам еще повезло. Наш отец остался живым, мог работать, кормить семью. Был в колхозе кладовщиком. Но не эта, замечу, должность позволяла не знать нам голода, а то, что держали большое хозяйство – две коровы, свиней, овец. Садили много картошки. Вывозили мясо и овощи на базар, в райцентр и в Тобольск.

Вообще, близость райцентра очень сказывалась на окрестных деревнях. В том числе на возможности молодежи учиться. Ведь не надо было мыкаться по чужим да платным углам, таскать с собою котомки с провизией, думать, как дотянуть на довольно скудных харчах с понедельника до субботы. Мы с уроков домой бежали эти три километра по любому дождю и снегу.

Так я окончила восемь классов. И весь мой настрой был на десятилетку. Но планы спутала болезнь, после которой в школу я уже не вернулась. Пошла работать статистом в Дубровинский РОНО. Но мечту свою об учительстве между тем не оставила. В 1953 году, когда уже родилась дочка, а муж служил в армии, я пошла в вечернюю школу. И с отличием окончив десять классов, поступила в Тобольское педучилище, куда меня как отличницу приняли без документов. Дочку поначалу взяла с собой, устроив в городе в ясли.

Но на втором курсе вернула её в деревню.

У брата Вани, который после армии женился и жил с родителями, тоже рос ребенок. Мальчик по имени Вова. Разница в возрасте с моей Людой составляла всего один месяц. Вместе в зыбке качались. Баба Маня, мама моя, и возилась с ними обоими.

Учительский же мой путь начинался с Трушниковской начальной школы, открывшейся к тому времени. Восемь лет я там проработала. И в течение трех десятков лет – в Дубровинской. Боже, как я любила свою работу! До сих пор в моих учительских снах вижу, что стою у доски, веду урок, а за партами те, мои прежние ребятишечки.

В моем жизненном багаже целая стопа грамот, три медали за труд и два высоких звания – «Отличник просвещения РСФСР» и «Отличник просвещения СССР».

Повезло мне и в личном плане. Прожили мы с мужем Михаилом Степановичем Слямзиным жизнь хорошую, дружную. Вырастили троих дочерей. Старшая, Л.М.Рыбьякова, много лет возглавляла Дубровинскую школу. Средняя, Г.М. Долгушина, – детский врач и заведующая Дубровинской участковой больницей, младшая, А.М. Усольцева, – предприниматель, живет в Вагае.

Из внучатой поросли одна – С.Г Долгушина - пошла по учительской стезе и ныне директор школы. Другая – Ирина – врач, живет и трудится в Тюмени.

Есть и правнучатые веточки.

Вся большая наша родня в основном в пределах района. И это тоже, скажу вам, счастье. Когда дети и внуки где-то рядом, возле тебя. Заезжают, звонят, заходят. Малышня растет, поднимается на твоих же глазах, при твоем посильном участии. Одиночества нет и боязни старости тоже.

Слямзина Александра Андрияновна, ветеран педагогического труда