Эти воспоминания о детях-блокадниках, которых пригрела наша Вагайская земля, написаны автором в конце 80-х годов. И были в своё время опубликованы на страницах «районки». А голубая школьная тетрадь, исписанная строгим учительским почерком, все эти годы хранилась в отделе писем как дорогая реликвия. И прошлым августом была передана в Тюменское книжное издательство для публикации в готовящемся сборнике о детях войны.
Давно нет на свете Марии Афанасьевны Дорониной. Но тёплое слово ее, как свидетеля давних лет, продолжает греть наши души.
Мое родное село Куларово. И я, поступая в Тобольское педучилище, планировала, что буду жить и работать дома. Но меня направили в Березовскую начальную школу Первовагайского сельсовета. Это был 41-й год. Как раз началась война. Из четырех учителей с дипломом была лишь я, поэтому меня назначили заведующей. В девятнадцать-то лет, без всякого опыта. Естественно, приходилось не сладко. «Доставалось» от районо. Особенно за всеобуч, с которым у нас обстояло очень плохо. Из деревни Арбаш, что стояла в 7 километрах от Березовки, должны были посещать школу полтора десятка детей, а ходили пять-шесть. Ведь в иной семье ребятишкам не то что в школу, во двор выскочить было не в чем. Только в 42-м и в Арбаше школу открыли.
А меня в июне 42-го перевели в Ярковскую начальную школу, заменить ушедшего на фронт заведующего, где я сразу же занялась ремонтом разваливающихся печей. Кирпич делали сами. Раствор месили ногами. Формовали кирпич и сушили на солнце, безо всякого обжига. К июлю все три печи уже были в полной готовности. Но учить юных ярковчан мне не пришлось. Срочным порядком меня перевели в Куларовскую неполную среднюю школу. И два оставшихся месяца, пока не начались занятия, работала я в комсомольской рыболовецкой бригаде. Рыбачили на озере Куларовском. Выловленную рыбу сдавали на местный приемный пункт, где ее солили, затаривали в бочки, а затем эта продукция шла на фронт.
В августе в наш район поступили дети из блокадного Ленинграда. Одну группу из них отправили в Черное, другую в Куларово. Мы ждали этих детишек. Колхоз выделил муки, мяса, молока. Настряпали свежего хлеба, наварили супа, нанесли из дому всего, что поспело на грядках. Накрыли в школе столы. Накормили всех, обогрели, принимая с теплом и лаской. Большое двух-этажное здание школы оборудовали под спальни. А учебные классы разместили в правлении да в избе-читальне. Кровати, постельные принадлежности, посуду – это всё собирали по окрестным деревням. Много чего отправили, например, жители д. Ульяновка, о чем рассказывала в своих газетных воспоминаниях спустя полвека учительница Ульяновской школы Е.Л. Бушмелева. Самолично с братом-подростком увозила она эти вещи на телеге в Куларово.
В газете «Колхозник», в одном из августовских номеров 1942 года, была напечатана заметка о том, как помогли детдому изюкцы. Колхоз «1-я пятилетка» выделил полтора центнера мяса. Колхозница Агафья Сергеева дала пару ботинок. Антонина Федоровна Бабикова, жена директора «Заготскота», многодетная мать, принесла для детей-сирот некоторую сумму денег и 5 метров мануфактуры. Старичок Андрей Баев внес 30 рублей. А всего было собрано 700 рублей, что по тому времени было довольно солидной суммой. А также утварь различная.
Дали мне 3-й класс. 32 ленинградца и 10 местные, деревенские. Дети-блокадники были очень нервные, напуганные и такие худющие, просто страшно смотреть. Как найти нужный тон, как совместить заботу и требовательность, как вернуть им способность радоваться, играть? Опыта у меня ещё не было, и я действовала скорее по наитию. Всеми силами старалась найти подход к каждому маленькому сердечку. Никогда не забуду глаза этих сирот. Особенно помню двух сестренок-двойняшек, Галю и Дину Старшинских, их застывшие лица. Но скоро мы подружились. Пройдут уроки, пора бы уже в детдом, а ребята обступят меня и начинают расспрашивать. О том, как дела на фронте. Освободили или нет Ленинград, и когда их вернут обратно.
У каждого из них гнездились в душе столько впечатлений и пережитого ужаса, что они не могли молчать. Все их рассказы были очень похожи один на другой. Как фашисты обстреливали город, как терялись, гибли родители, как потом ребятишек находили в пустых квартирах или где-то на улице комсомольцы-дружинники и свозили в приюты. О пожарах, о мертвецах, что лежали в стылых жилищах. Как везли детишек по Ладоге.
Об этом в «Сельском труженике» как-то писали воспитатели черноковского детского дома М.В. Птицына (Павлова) и Н.К. Шустовских, на чьих глазах от фашистских стервятников погибло большое судно «Форель». С ранеными солдатами и детьми. И чудом спасся их катер. Такие же страшные минуты бомбёжки пережили и наши куларовские блокадники. На Ладожском озере.
Но жизнь брала свое. Постепенно ребята оттаивали. Учились они в большинстве хорошо, несмотря на то, что учебников не было, один-два на весь класс. И писали на чем попало. На каких-то старых брошюрах, газетных листочках. А чернила делали сами, по народным рецептам, из чаги, красной свеклы или просто сажи.
На уроках рисования я раздавала по партам цветные карандаши. И с каким удовольствием принимались все рисовать. Темы у нас были свободные. Ну, конечно же, все рисовали войну. Как наши краснозвездные «ястребки» расстреливают фашистские бомбовозы со зловещими чёрными крестами на бортах. Как идут наши танки в бой. Как прожекторы «смотрят» в ночное небо. Как бьют зенитки.
Бывали и смешные случаи в классе. Однажды на уроке грамматики хожу по классу, смотрю, как ребята выполняют самостоятельное задание. Вдруг весельчак Миша Трофимов говорит потихоньку:
- Мария Афанасьевна, а Вы уронили ручку.
Наклонилась я и смотрю, по всему проходу прошла в этой согнутой позе: ну куда ж она закатилась?
А он мне с веселой улыбкой:
- Первый апрель – никому не верь.
Весь класс смеялся, вместе с молоденькой учительницей. Даже Галя и Дина в первый раз улыбнулись.
Летом и осенью, весь сентябрь, ребята вместе с учителями выходили работать на колхозные поля. Пололи хлеба от сорняков, собирали колоски, копали картошку.
Всем селом выхаживали ленинградских детей куларовцы. Но не всех удалось спасти. Две девочки умерли и похоронены на куларовском кладбище. Когда я бываю там, прихожу к их могилкам, приношу им цветы.
Когда была снята блокада Ленинграда, всех ребят увезли назад. Но я их помнила всегда, всех, поименно. И они мне писали. Приходили открытки, письма. А порою даже посылочки. Я от души радовалась за своих бывших учеников, тому, что все они сумели выучиться, получить специальность и стали достойными людьми.
В 1983 году часть моего класса, одни мальчики, приезжала в гости ко мне. К той поре я давно жила не в Куларово, а в Березовке, куда вышла замуж. В Березовской школе проработала до самой пенсии.
Вместе съездили мы в Куларово. Побывали в гостях у другой учительницы, которая тоже учила ленинградцев, Александры Ефимовны Созоновой.
У нее был первый класс.
Все они, те блокадники, дорогие мои птенцы, для меня как родные.
А тем, кто будет жить после нас, переживших войну, в самом пекле, как ленинградцы, или несшим в тылу трудовые свои заботы, как несли мои земляки на просторах Сибири, я хочу оставить на память вот такие пророческие строки, написанные русским поэтом Н. Тихоновым.
Наш век пройдет. Откроются архивы.
И все, что было скрыто до сих пор,
Все тайные истории извивы
Покажут миру славу и позор.
Богов иных тогда померкнут лики,
И обнажится всякая беда,
Но то, что было истинно великим,
Останется великим навсегда.
Мария ДОРОНИНА