Путешествие к герою

Текст Рафаэль ГОЛЬДБЕРГ

1.

... Утром 9 мая 2006 года на мраморной стеле у вечного огня на Исторической площади Тюмени появилось новое имя – Захарчук Н.М. Так закончились дискуссии в некоторых ветеранских кругах о возвращении в круг почёта участника форсирования Днепра в сентябре 1943 года, человека непростой судьбы. Так была, на мой взгляд, поставлена точка в споре человека с двумя противоборствующими державами - гитлеровской Германией и Советским Союзом.

Лучше всего о подробностях этого противостояния рассказал бы сам Николай Захарчук. Но... я опоздал. Город, в котором он жил, отгородился государственной границей. Просто так не возьмёшь билет на самолёт до Киева. А когда поездка, наконец, случилась, оказалось, что Герой Советского Союза Николай Максимович Захарчук умер. Захарчук умер в Киеве 14 июля 2005 года. А казалось, что над ним ничто не властно. Потому что он был храбр и, что не менее важно, удачлив. Он уцелел на вышгородском плацдарме под Киевом. Награждён, правда «посмертно», за форсирование Днепра. Прошёл фашистский плен и немецкую разведшколу «Абверкоммандо-103». В разведшколе работал на советскую контрразведку, но после войны оказался снова в лагере, уже в Архангельской области. Добился освобождения и получил в конце концов свои боевые награды... Но Захарчук умер.

... Итак, Киев. Справочное отвечает, что по интересующему нас адресу действительно установлен телефон, только «Захарчук Николай Максимович там не числится...»

Я звоню, и мне отвечает женский голос: «Папа умер...»

Летом 2005 года, работая над книгой «Запрещённые солдаты», я открыл фильтрационное дело бывшего военнопленного Николая Захарчука.

В октябре 1941 года восемнадцатилетний юноша из деревни Новый Кавдык Ялуторовского района ушёл на войну.

В сентябре 1943 года, будучи уже старшим лейтенантом, Захарчук командует усиленным взводом, форсирует основное русло Днепра и вступает в бой с гитлеровцами. В течение двух суток взвод отбил девять контратак.

В последней, девятой схватке «ст. лейтенант Захарчук пал смертью храбрых». Так сказано в документах. Был подписан Указ о награждении отличившихся в днепровской битве, которая открыла нашим войскам дорогу в Киев, а в Новый Кавдык ушла похоронка. На самом же деле тяжелораненый взводный оказался в немецком плену.

После лагеря он попал (в фильтрационном деле, правда, отмечено: «изъявил добровольное согласие») в знаменитую абверовскую разведшколу «Сатурн». В этой школе действовал советский разведчик, который, снова цитирую фильтрационное дело, «перевербовал» Захарчука. Конец войны наш земляк встретил в западной части Германии, куда эвакуировался «Сатурн». Школу захватили англичане и передали русского офицера своим. В январе 1946 года военный трибунал Смоленской запасной дивизии приговорил его к десяти годам. Неизвестно, каким образом Захарчук сумел дать знать о таком повороте своей судьбы советскому разведчику из «Сатурна». Но – сумел. В мае 1947 года военная коллегия Верховного суда отменила приговор смоленского трибунала…

Вопросов у меня больше, чем в документах ответов на них. Но задать вопросы уже некому.

... По словам Валентины Николаевны, эта часть жизни отца ей неизвестна. Он о прошлом не рассказывал и рассказывать не любил. Только иногда спросит: «Тебе это надо?» Так спросит, что охота задавать вопросы пропадает. Даже про громадный шрам на бедре – не шрам, а яма, где мог поместиться ее кулачок, отец только скажет односложно: «То война»… Получилось, что не я узнавал у дочери героя подробности его военной жизни, а она слушала мой рассказ об отцовской войне. Только короткими репликами как бы соединяла части распадающегося на осколки повествования.

Невольно начинаешь думать, что прошлое не исчезает совсем, не растворяется под непреодолимым натиском настоящего. Прошлое живёт в неверной, но взрывающейся внезапными вспышками узнавания памяти. Живёт в бумагах, что до сих пор таятся в засекреченных или вообще неизвестных, или уже открытых архивах.

2.

В немногочисленных публикациях о Захарчуке, напечатанных за шестьдесят послевоенных лет, содержится только официальный минимум информации. И никаких ответов на бесконечные «когда и где?», «почему?», «каким образом?»... Может быть, прав тот, кто написал: «Тот, кому есть, что сказать людям, не спешит воспользоваться своим правом»?

... Валентина Николаевна принесла отцовский чёрный портфель. Документов, касающихся самого сложного периода в жизни Николая Захарчука, нет. Есть копия наградного листа. Несколько фотографий. Вырезки из газет на украинском и русском языках. Брошюра о боевом пути 167-й стрелковой дивизии…

Публикации скупы. Так немногословен был и сам Николай Максимович. Можно посочувствовать и «громадьскому кореспонденту» конотопской районной газеты «Радяньский прапор» Соболеву, и полковнику Николаю Денисову, редактору военного отдела газеты «Правда», которым приходилось вытягивать из Захарчука «подробности подвига». Предполагаю, и наш разговор, если бы он чудом состоялся, был бы не легче.

Начнём с описания боя на плацдарме под Вышгородом. Первая страница красноармейской газеты «За победу», дивизионки из 167-й стрелковой. Шапка: «В боях за Киев равняйтесь на стрелков Захарчука, артиллеристов Жбанова и сапёров Старикова». Вся страница посвящена боям на лютежском плацдарме, хотя этого слова в газете нет. В самом центре газетной полосы (размером в лист писчей бумаги) – заметка «Так сражаются герои», описание действий взвода, которым командовал Захарчук.

... Взводу тов. Захарчука было приказано охранять правый фланг батальона и в случае необходимости отрезать вражескую контратаку. Бойцы выдвинулись немного вперёд и заняли укреплённый рубеж на правобережье Днепра. Зорко следили они за порученным участком. Вскоре немцы бросили против взвода Захарчука 90 автоматчиков. Открыв беспорядочную стрельбу, фрицы шли во весь рост. Но отважные советские воины не дрогнули. Они поклялись до последнего вздоха защищать родную землю. И ни один не отошёл назад. Вражеская вылазка сорвалась.

Через некоторое время фашисты вновь пошли в контратаку. Но стойкость наших воинов и здесь одержала победу.

После этого тов. Захарчук решил сам нанести немцам ответный удар. Подготовив бойцов, вооружение и боеприпасы, он ударил фашистам во фланг и нанёс им большой урон в живой силе. На поле боя осталось около 100 вражеских трупов…”

В последнем предложении заметки, на самом сгибе, можно прочесть только полустёртое слово «победители» и подпись – старший сержант В.Коновалов.

Номер дивизионки датирован 10 октября 1943 г. Но где и когда происходили описываемые события? По соображениям военной цензуры в тексте на это нет указаний. Упоминаются только правый берег Днепра и Киев. Нет даже воинского звания отважного командира. Судя по многим источникам, при форсировании Днепра творилось такое, что мы безусловно должны исключить возможность того, что «старший сержант В.Коновалов», штатный корреспондент дивизионки, собственными глазами видел всё, о чем написал. Скорее всего, он «расцвечивал» пришедшее в штаб полка политдонесение. Отсюда – сведения об «укреплённом рубеже на правобережье», о «90 автоматчиках» и о «100 вражеских трупах», оставшихся на поле боя.

Но обратите внимание на дату. 10 октября – к этому дню старший лейтенант Захарчук уже 11 дней числился в списках безвозвратных потерь. И роль, которую должен был выполнить и выполнил его взвод, была куда значительнее, чем «охрана правого фланга батальона»…

3.

… Позволим себе процитировать «краткое конкретное изложение личного боевого подвига или заслуг» по тексту наградного листа. В отличие от корреспонденции в газете «За победу», этот текст не подлежал цензурным ограничениям.

«Ст. лейтенант Захарчук 26.9.43 года, собрав рыбацкие лодки, первым со своим взводом форсировал р. Днепр в районе дачи академика Богомольца и сразу же вступил в бой на острове, что вост. Вышгорода. На острове ст. л-т Захарчук своим взводом отразил 3 контратаки противника и уничтожил свыше 50 гитлеровцев.

В ночь на 29.9.43 года, перейдя вброд старое русло, вступил в бой в районе кирпичного завода, что севернее Вышгорода, и своим взводом отбил 6 контратак с во много раз превосходящими силами противника.

В ожесточённом бою ст. лейтенант Захарчук пал смертью храбрых. (Выделено мной. – Р.Г.) Достоин посмертного присвоения звания Герой Советского Союза».

19 октября наградной лист подписали командир и начальник штаба 615-го стрелкового полка майор Морозов и майор Мулько.

21 октября – командир 167-й краснознамённой Сумской стрелковой дивизии генерал-майор Мельников.

26 октября – командир 50-го стрелкового корпуса генерал-майор Мартиросян.

28 октября – командующий 38-й армией генерал-лейтенант Чибисов.

Как видим, есть новые подробности. Есть очевидные совпадения, например число контратак. Что же в действительности происходило там, на правом берегу Днепра? Сначала на днепровском островке, а потом у кирпичного завода? Спросить самого Захарчука мы уже не можем. Но сохранилась в его архиве газетная вырезка с опубликованным много лет спустя рассказом одного из тех, кто сражался за кирпичный завод в Вышгороде, был ранен и выжил.

«... Одни ещё только огибали песчаную косу, а другие уже дрались с немцами за небольшой островок на великой славянской реке…

Взвод Николая Захарчука высадился на островок. Очистили островок и, перейдя речушку Коноплянку, завязали бой у кирпичного завода. Шесть дней длился он. К исходу 29 сентября 1943 года в живых остались Захарчук, Реузов и Лиманский.

Гитлеровцы беспрерывно атаковали. Трое отважных заняли круговую оборону. Попрощались. Захарчук, бросая гранату, на миг выпрямился и, как подрезанный, тяжело упал. Вот и Реузов убит. Бруствер окопа завален трупами фашистов... Лиманский увидел перед собой с десяток гитлеровцев, метнул последнюю гранату, потом упал, и всё потонуло в нахлынувшей темноте...»

Небольшой очерк, напечатанный в белгородской областной газете, посвящен встрече через годы двух участников боя за кирпичный завод – Кузьмы Лиманского и Николая Захарчука. Эта публикация – единственная в семейном архиве, в которой говорится, что «тяжело раненный Захарчук был захвачен немцами, враги сказали, что из всех десантников в живых только он и остался», а потом его увезли в концлагерь, в Германию. Содержатся в очерке и осторожные намёки на то, что не сразу получил парень из Нового Кавдыка свои награды – на встречу с другом он приехал в гимнастёрке, на которой «золотилась одна-единственная награда – нашивка за тяжелое ранение». Даже о звезде Героя, которую ему должны вручить, Захарчук узнал, согласно очерку, от боевого товарища...

Другие и более поздние публикации этой темы вообще не касаются. Напомним, что с бывших военнопленных все подозрения и обвинения были сняты только в 1995 году по указу президента Ельцина. Поэтому авторы и заметки в конотопской районке «Радяньский прапор», и репортажа в центральной «Правде» сторонились опасной темы. У них, как и положено было в то время, герой либо в числе первых входил в освобожденный Киев, либо успешно выздоравливал и, не утратив веры в победу, ещё пуще громил врага.

О том, что было на самом деле, – ни полслова.

4.

Тому есть объяснение. И сам герой не слишком охотно распространялся о сложных моментах своей биографии. И другие тоже острые углы обходили.

В двухтомнике «Герои Советского Союза» о Захарчуке сказано, что он «с 1946 года – в запасе». Это правда, если, конечно, считать «запасом» трибунал 5-й Смоленской запасной стрелковой дивизии, который и отправил нашего героя валить лес в Архангельскую область, лишив его орденов и воинского звания. Лесоповалом он и занимался с января упомянутого года. Потому и публикация в газете «Правда», посвящённая 30-летию освобождения Киева (1973), излагает события так, чтобы не портить торжественно-праздничную картину. Ещё одна цитата.

«...Полки 167-й дивизии вошли тогда в город одними из первых. А с ними – и командир взвода Герой Советского Союза Н.М.Захарчук. Интересная деталь: Лютежский плацдарм, с которого наносился главный удар по вражеской группировке, стал для Н.М.Захарчука плацдармом мирного труда: ныне бывший командир взвода – заместитель директора совхоза имени генерала Н.Ф.Ватутина, командующего войсками 1-го Украинского фронта. Совхоз находится в селе Новые Петровцы...*»

Сноска!* О том, что значило это село для Николая Захарчука, говорит такой факт: он завещал похоронить себя в этом селе и был там похоронен.

К тексту репортажа прилагается фото: участники боёв за Киев у памятника воинам-освободителям. Где-то на самом верху лестницы стоит Захарчук.

Вошёл в Киев – значит, вошел. Раз написано в «Правде», так и было. Главная газета страны строго берегла свою непорочность, повторяя при всяком удобном случае, что она, «Правда», не ошибается. Между тем всё, что было после боя в Вышгороде, где сражался и погибал усиленный взвод старшего лейтенанта Захарчука, смутно.

Полна недомолвок, купюр, скрытого смысла даже доступная исследователям биография Захарчука. Как понимать, например, информацию, зашифрованную в трофейной лагерной карточке, которую переводчики «СМЕРША» истолковали как: «офицер генерального штаба XVII-а», «исключён из легиона»? Какое ко всему этому имеет отношение разведшкола «Сатурн»? Возможно, поэтому и после того, как Николай Захарчук вышел из лагеря и получил заслуженные награды, управление МГБ по Омской области оставалось в сомнении и считало, что трофейные данные «дают основания подозревать его в измене Родине и проводить розыск». Даже в марте 1952 года УМГБ всё еще продолжало запрашивать о нём управление тюменское. Напоминало: «в 1949 году омское управление уже высылало в Тюмень розыскное дело по принадлежности, т.к. Захарчук был установлен в Исетском районе Тюменской области». Но тюменцы дело в Омск возвратили с указанием, что (ответ тюменских чекистов цитируется по очередному запросу омичей) «будто бы материалами о пребывании в плену установленного вами Захарчука вы не располагаете и что якобы проведённым расследованием виновность Захарчука в измене Родине не подтвердилась».

Тюменское управление МГБ опять (и, конечно, под грифом «Совершенно секретно, Литер «А», экз. №…») ссылается на определение военной коллегии Верховного Суда СССР от 24 мая 1947 года, что Захарчук «во время форсирования Днепра был тяжело ранен и в бессознательном состоянии пленён немцами. Находясь в плену у немцев, был завербован немецкой разведкой, но вскоре офицером советской контрразведки был перевербован … В связи с тем, что Захарчук при форсировании реки Днепр было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза, что он, будучи агентом немецкой разведки, сотрудничал с советской разведкой, приговор военного трибунала… был отменен, с прекращением дела и Захарчука из-под стражи освобожден»…

Распутать, кто более прав, почти невозможно. Такое впечатление, что обе стороны – запрашивающая и отвечающая – равно, как и журналисты в более поздние годы, опасаются спросить и написать лишнее. Внести ясность могли бы материалы допросов Захарчука, протоколы военного трибунала 5-й Смоленской запасной стрелковой дивизии, но они до сих пор скрыты где-то в архиве. Может быть, даже и военной коллегии Верховного суда. На наши запросы отвечали, что материалы не сохранились…

Чтобы реконструировать события 1944 года, когда Захарчук из лагеря военнопленных попал в немецкую разведывательную школу, где и встретился с советским контрразведчиком, нам придётся ступить на зыбкую почву косвенных сведений и предположений.

5.

Всё, что было с Захарчуком в плену, что касается его работы в немецкой разведшколе «Сатурн» на советскую контрразведку, надёжно скрыто. Есть даже что-то пророческое в том, что и книга об этой разведшколе называется «Сатурн» почти не виден».

Что же случилось или могло случиться с Николаем Захарчуком в немецком плену?

Конечно, прошедший фронт и плен Николай был далеко уже не тот романтичный парень, любитель чтения, которого до сих пор помнят его сверстницы в Новом Кавдыке. Он окунулся в огненный ад на Днепре, выдержал шквальные контратаки гитлеровцев на Вышгородском плацдарме, ранение и плен. Но ему было тогда только двадцать лет. Можно себе представить, как ему хотелось жить. Оправившись от раны, он понимал, что выбор у него небольшой. Точнее, практически нет выбора – только возможность медленно умирать за колючей проволокой – от голода, от холода, от болезней, которые косили пленных. Вот фрагмент из фильтрационных документов другого пленного земляка – М.С.Арефьева, уроженца деревни Малая Крутая Омутинского района:

«В Псковском лагере к моменту моего прибытия было около трёх тысяч человек, а перед отправкой в Германию, через девять месяцев, осталось не более трёхсот. Остальные вымерли, так как были созданы жуткие условия специально для умерщвления пленных…» Родные Захарчука, с которыми я встретился через шестьдесят лет после описываемых событий, говорили, что у него был упрямый характер. Стойкий. И можно предположить, что ему не хотелось драться с товарищами по несчастью за черпак бурды из гнилой свеклы, громко называемой супом. Можно предположить, что он искал способ выйти за колючую проволоку и освободиться. Он нашёл такой способ, но, как и многие другие, подписывая согласие «работать на Германию», Захарчук вовсе не собирался с оружием в руках воевать против тех, с кем плечо к плечу сражался под Воронежем и на Днепре, с кем отбивал вражеские атаки и погибал…

Словом, по таким или примерно таким мотивам он оказался в немецкой военной разведке. Точнее, в разведывательной школе «Сатурн», созданной шефом абвера адмиралом Канарисом перед самым нападением Германии на Советский Союз.

Рассказывают, что в своё время в КГБ был выпущен справочник о разведывательных организациях различных стран. Вряд ли его авторы обошли вниманием разведшколу «Сатурн», о которой даже были поставлены весьма достоверные фильмы. Зато нам приходится собирать информацию о «Сатурне» по крохам. Как говорится, из «открытой печати».

«Сатурн», специальный разведывательный центр, был создан на центральном направлении и нацелен на Москву. Задача, как утверждают литературные источники, – «нашпиговать столицу СССР разведывательной и диверсионной агентурой. Это, по замыслу адмирала Канариса, должны быть люди, способные раствориться на советском пространстве, люди, которых нельзя было разоблачить по наличию акцента, каких-то индивидуальных примет, то есть такие же русские, украинцы и представители других народов, населяющих СССР. И это не должны быть представители старой эмиграции, не знающие современной России».

Адмирал Канарис успел познакомиться с советскими солдатами, которые оказались в плену в ходе финской кампании. Он полагал, что новая война даст и новый приток «кадров», которые можно будет использовать для задач, стоящих перед «Сатурном».

Война началась, появились пленные. Много пленных.

В лагерях военнопленных отбирали тех, кто казался подходящим для разведывательной и диверсионной работы. Их склоняли к сотрудничеству посулами, голодом, страхом смерти. Многие предпочитали умереть. Но было немало таких, кто соглашался. Соглашались вступать и в РОА к генералу Власову. Соглашались в «Сатурн». Даже художественная литература, изданная под жёстким надзором советской цензуры, не раз использовала сюжеты, когда пленные поддавались на эту вербовку.

Но в тех же книгах описывается, как действовали специально заброшенные в «Сатурн» советские контрразведчики. Как переубеждали пленных, согласившихся было работать на немцев. Даже доставляли письма от жён и детей, которые ждали домой пропавших без вести. Это предположение или совпадение, опирающееся на достоверные данные?

6.

Иногда достаточно одного ключевого слова, чтобы оценить степень достоверности документа. В деле Захарчука это слово есть.

Вот фраза из архивного агентурно-розыскного дела № 11424, хранившегося до марта 1956 года в фонде секретного делопроизводства управления КГБ по Омской области: «Захарчук во время форсирования Днепра был тяжело ранен и в бессознательном состоянии пленён немцами, а затем завербован немецкой разведкой в качестве агента, но вскоре перевербован офицером советской контрразведки».

Абвер забрасывал агентов из разведшкол и для оперативной работы, и на долгое оседание. В своё время, уже в шестидесятые годы прошлого века, некоторые специально отобранные литераторы получили доступ к подлинным документам контрразведки военных лет. На этой основе ими были написаны достоверные книги.

Надо думать, что контрразведчик, работавший в «Сатурне», сумел с помощью Николая Захарчука и других «курсантов» несколько проредить засылаемую в СССР шпионскую сеть. Вероятно, благодаря этой помощи и этим заслугам Николай Захарчук и сумел, находясь в лагере, уже в советском, так быстро добиться освобождения из архангельского лесоповала, вернуть свои награды и воинское звание.

Скорее всего, мы никогда не узнаем имени человека, работавшего с Захарчуком в «Сатурне». Но в 1944-м, я думаю, он нашёл сильные аргументы для пленного сибиряка. Здесь и напоминание о том, что его семья потеряла на фронте двух сыновей (в плену оказался не только Николай, его старший брат Алексей Захарчук, солдат 2-й Ударной армии, тоже попал в плен). И, конечно, известие о том, что за Днепр сам Николай получил звание Героя Советского Союза.

… Популярный лет тридцать или сорок назад роман Василия Ардаматского «Сатурн» почти не виден» – художественное произведение. Не документ. Но очевидное сходство основной сюжетной линии романа о «Сатурне» с оказавшимися в наших руках документами Николая Захарчука позволяет допустить, что невероятная история земляка и другие, подобные ей, действительно имели место. В том числе и перевербовка, на которую намекают и реабилитирующее определение военной коллегии Верховного Суда СССР, и переписка между омскими и тюменскими сотрудниками госбезопасности.

У Ардаматского заброшенный в «Сатурн» контрразведчик с помощью перевербованного советского офицера получает в руки полный список заброшенных на глубокое оседание шпионов, с именами и кличками, с приметами, с адресами и паролями… Такая помощь дорогого стоит. Может быть, это помогло и Николаю Максимовичу выйти на свободу?

… Военное прошлое Захарчука оказалось откровением для его дочери. «Жалею, что я раньше этого не знала», – сказала она. Глядя на фотографию отца на обложке книги «Запрещённые солдаты», Валентина Николаевна ещё раз повторила: «Я его таким не знала. Может быть, это не он?» А на следующее утро сказала, что всю ночь читала и перечитывала страницы очерка, посвящённого отцу, и пленный на карточке с надписью «Sachartschuk» – безусловно, он. В её рассказе – небольшие жизненные подробности. Например, что отец не любил седину и… всегда просил подкрашивать ему волосы. Что болел тяжело: «Папа, что болит?» – «Душа болит» – «Что же она болит?» – «Умирать надо» – «И не думай!» – «А я чувствую, что меня скоро не будет»… Что просил, чтобы его похоронили в Петровцах, где проходил его последний бой… Что хоронили с воинскими почестями, как и положено, с салютом. 9 мая 2005 года его дочь, сам Николай Максимович уже не вставал, пригласили к российскому послу Виктору Черномырдину. Посол просил передать Захарчуку часы от президента Путина, как и всем живущим в столице Украины Героям Советского Союза и полным кавалерам ордена Славы.

А в конце лета Валентина Николаевна проходила через парк у райисполкома и увидела четыре портрета. На одном из них – отец. «Я встала, как вкопанная. В глаза смотрит. Так мне стало горько. Теперь этот парк я обхожу, круг делаю. Знали, что неизлечимо болен, но…» Есть ещё одна красноречивая деталь, позволяющая думать, что мои рассуждения небезосновательны. Николай Максимович во время болезни читал и перечитывал книгу о командарме Лукине. Неужели ему казалось, что есть что-то общее в судьбах двадцатилетнего старшего лейтенанта и командующего 19-й армией, который в сражении под Вязьмой потерял ногу и провёл в плену всю войну?

… Наша работа, к сожалению, началась слишком поздно. Призывники 1940-1942 годов, на плечи которых легли тяготы отступления и была возложена ответственность за поражения первых военных лет, военнопленные Сталинграда, Волхова, Ржева, Севастополя и Харькова, даже и вернувшиеся домой, уже в большинстве ушли из жизни. Вот и поездка в Киев случилась слишком поздно. Я не смог задать вопросы и получить ответы. Хотя, честно сказать, не знаю, стал бы Николай Максимович отвечать на каждый из этих вопросов… Он же не любил рассказывать о себе, не выступал на местах «боевой славы», не писал воспоминаний.

Судьба человека. Необычная судьба. Хотя судьба каждого из фронтовиков, если пристально вглядеться, окажется не менее яркой и трагичной. Помните, как давным-давно сказал Юлиус Фучик: «Придёт день, когда настоящее станет прошедшим. И будут говорить о великом времени и безымянных героях, творивших историю. Я хочу, чтобы все знали, что не было безымянных героев… Муки самого незаметного из них были не меньше, чем муки того, чьё имя вошло в историю».

7.

Валентина Николаевна, дочь Захарчука, показала книгу, которую отец перечитывал в последние дни, – «Командарм Лукин» Виктора Муратова. «Эта – самая любимая», – сказала она. Книга была, что называется, зачитана: на обрезе страниц серая полоска. Этих страниц, видимо, часто касалась рука.

… Страница 200. Окружённая группировка под командованием Лукина готовится к прорвать кольцо врагов. Страница 202 – немцы перекрыли прорыв. Страница 206 – генерал Лукин заявляет командирам, что вывести их из окружения он не в состоянии и приказывает выходить отдельными группами. Страница 209 – группа Лукина вышла на немецкие части и оказалась под огнём, осколками генерал несколько раз ранен. Страница 214 – генерал очнулся в плену с ампутированной правой ногой…

Военная судьба командующего 19-й армией генерал-лейтенанта Михаила Лукина, оказавшегося в окружении под Вязьмой, а потом и в немецком плену, во многом напоминала то, что случилось с Захарчуком. Может быть, он раз за разом спрашивал себя: не правильнее было бы погибнуть там, за колючей немецкой проволокой?.. Какие ответы искал Захарчук на зачитанных, затёртых страницах?

Может быть, он видел себя, в окровавленной гимнастерке с погонами старшего лейтенанта, неподвижного из-за ранения в бедро. Как Лукин, он «видел в густом тумане фигуры приближающихся фашистов»… И дальше, к нему, как к Лукину (стр. 223) пришли офицеры из «абвер-командо»…

Лукин отказался отвечать на их вопросы. Но немцы не оставили надежды использовать его в своих целях. Мог ли Захарчук, всего лишь старший лейтенант, рассчитывать на особое внимание? На фотографии, которая сделана в плену, он – ещё не стриженный наголо, упрямо смотрит в объектив, как будто надеется, что этот снимок увидит когда-нибудь кто-то из своих и прочитает его затаённые мысли.

… Всё-таки в книге о Лукине Захарчук нашёл ответ на мучивший его вопрос: правильно ли он сделал, что постарался остаться в живых.

В самом конце «зачитанного текста» есть эти несколько фраз. Вот они: «Если любишь Родину, используй все возможности, чтобы бороться с фашизмом… Многие русские пленные пошли на курсы пропагандистов (для службы на оккупированных немцами территориях) с единственной целью – вырваться из лагеря и бороться, а оказавшись на оккупированной территории, включиться в подпольную борьбу или уходить к партизанам…».

Немецкая разведшкола «Сатурн» (таково условное наименование «абверштелле-103») действовала в 1941-1944 годах. В «Сатурн» советская контрразведка «СМЕРШ» сумела заслать сначала техника-интенданта 2 ранга Григория Ивановича Прядко (1941-1942), а позднее – капитана Бориса Ивановича Копылова (1943-1944)**. Думается, что именно капитан Копылов (или тот, кто скрывался за этим псевдонимом) был тем контрразведчиком «Николаем», о котором упоминал в одном из своих писем Захарчук. Это он привлек нашего земляка к операции, которая привела к тому, что агенты «Сатурна» оказались в руках «СМЕРШа». Но это уже совсем другая история. Но узнаем ли мы когда-нибудь, как она на самом деле протекала?

8.

История медленно расстаётся со своими тайнами. Наверное, они – настоящие тайны. Вот справка из Центрального архива ФСБ.

«Захарчук, он же «Шевцов» Николай Максимович, 1923 г., уроженец с. Сахновцы Каменец-Подольской области, украинец, образование 7 классов, б. политрук Советской армии. Агент германской разведки, обучался в разведшколе г. Меве, Германия. В феврале 1944 года из «Абверкоманды-103» убыл в учебный лагерь в м. Нойндорф. Арестован 5 сентября 1945 года ОКР «СМЕРШ» 5 Запасной стрелковой дивизии и 7 января 1946 года военным трибуналом дивизии осужден по ст. 58-1 УК РСФСР к 10 годам лишения свободы. 19 июня 1948 года освобожден…».

События идут по кругу? Опять: агент германской разведки, лагерник…

Остановимся, для интриги, на этом и поговорим об… Александре Козлове. Такой же, как Захарчук, пехотный лейтенант, выпущенный в войска в июле 1941 года. Воевал под Вязьмой, попал в «котёл», оказался в партизанах. Был выдан провокатором. В плену ему предложили стать… агентом немецкой разведки. Козлов дал согласие, «чтобы получить возможность вернуться к своим».

10 месяцев Козлов учился «на шпиона» в школе, которая подчинялась «абверкоманде-1Б» и размещалась в Катыни, недалеко от Смоленска. Выучился и к своим вернулся – с безупречными документами на имя капитана Раевского и со спецзаданием. Явился в контрразведку «СМЕРШ». Ему поверили. Через месяц Козлов, «выполнив задание», снова перешёл линию фронта. Назвав пароль «Штаб-Смоленск», Козлов был доставлен в абверкоманду, которая в эти дни получила новое наименование «Abwerkommando-103». Вскоре Козлов назначен преподавателем разведшколы, принял присягу, получил воинское звание – капитан РОА. А ещё через несколько месяцев стал начальником учебной части школы, выезжал в лагеря РОА – вербовать новых агентов.

С сентября 1943 года школа переехала в Восточную Пруссию, связники «СМЕРШа» не могли установить контакт с Козловым. И он стал готовить их сам, давая каждому пароль для советской контрразведки.

Из официальной справки о работе Александра Козлова (он же – «Байкал-60») в тылу врага: «…Используя свое служебное положение, перевербовал 7 немецких агентов, 6 из которых прибыли по паролю, данному Козловым, в органы госбезопасности». Первый из них - агент-радист Виктор - шёл на советскую территорию с паролем «Байкал-61»…

«Байкал-60»… «Байкал-61»… Можно допустить, что и остальные пять воспитанников Козлова-«Раевского», достигшие цели, шли с таким же паролем. Только цифры менялись. Но кто же был седьмой пленный, перевербованный «советским контрразведчиком», как об этом сказано в архивном деле Захарчука? Седьмой, что не успел дойти? Не успел, возможно, только потому, что война заканчивалась, и абвер переправил школу в глубину Германии?

В апреле 1945 года сюда вошли англо-американские войска, личный состав школы оказался в плену. Я думаю, что седьмым был Захарчук, который собирался, но не успел воспользоваться своим паролем «Байкал-67». А может быть, именно этот пароль позднее открыл для него ворота «Ягринлага», исправительно-трудового лагеря в Архангельской области?

Слишком уж многое на это раз совпадает. И пометка на трофейной карточке Николая Захарчука «stalag-1B». И полученный мною ответ с официальным обратным адресом и информацией, возможно, почерпнутой из специального справочника, о котором так мечталось в одной первых публикаций о Захарчуке. Этот ответ текстуально совпадает с некоторыми страницами книги «СМЕРШ»: Исторические очерки и архивные документы», изданной Главархивом Москвы. И даже судьбы двух героев, так схожих в своих решениях и выборе пути. …«Байкал-67», последний связной, не успевший сыграть свою роль. Словно написанное, запечатанное, но неотправленное письмо. Как и вся история Николая Захарчука, из которой мы смогли расшифровать только некоторые фрагменты.