Живи, родник, живи…

Светлана Николаевна Пономарёва, вспоминая о своей бабушке, Прасковье Павловне Чиликовой, вдове ветерана войны, рассказывает, как та отправляла её к деревенскому колодцу за водой. Поворчит для порядка: «Делать тебе всё равно нечего, так пойди-ка на ключ за водой! Вёдра совсем пустые!» Желания одной шагать с коромыслом на плече в такую даль у девчонки не было совсем. А путь неблизкий – через всю улицу к плотине, мимо пасеки Черемных, потом по крутому берегу Чирка к колодцу. А там, страсть, как страшно! Берег крутой, колодезный сруб с крутого склона будто обрывается в речку. Ворот тяжёлый, с массивной рукояткой, одной-то крутить его с полным ведром не под силу. Выбежит Светланка на улицу, позовёт соседских подружек – так и шествуют гурьбой по деревне.

Говорили, что в крутом склоне берега бьёт из-под земли родник, вот знающие люди и поставили сруб в таком непривычном месте. А какая вода была там – студёная, чистая, как слеза, никакая другая с ней не сравнится. Светлана Пономарёва, когда перебралась в соседние Средние Чирки на жительство, очень долго привыкала к «чужой» воде, а при случае муж всегда привозил воду отсюда. Совсем недавно уроженцы деревни Большие Чирки из программы о святых источниках по тюменскому телевидению узнали о том, что тот самый ключ на их родине считается местом паломничества.

Мальчишки и девчонки середины прошлого века уже не застали явного почитания святого места. В Юргинском районе в пятидесятые годы власти распорядились засыпать Криванковский колодец, куда ходили за исцелением верующие со всей округи, даже из голышмановских деревень. Большечирковские старики, словно попытались сберечь свой колодец, прекратили ходить к нему по христианским праздникам, а уж детей да внуков и совсем не посвящали в тайну святой воды, унеся её с собой в могилу.

В «Вестнике Тюменского государственного университета» за прошлый год в исследовании Е. Ермаковой по нашему колодцу сказано всего две фразы: «Мы располагаем отдельными сведениями о колодце в д. Большие Чирки. Однако полевые материалы не собраны».

Вместе с редактором телепрограммы «ЛТР» Еленой Ледаковой мы отправились в Большие Чирки за «полевыми материалами». С асфальта, ведущего на Турлаки, съезжаем к берёзовой роще, по щебёнке едем в деревню. Эх, тогда бы эту дорогу, когда деревня была действительно большой! В начале шестидесятых годов приехало сюда много народу – из Горьковской области, из Поволжья – позвали руководители здешнего совхоза. Ферма большая была, дома строили для переселенцев, работали школа, клуб, детский сад, магазин. Проблемой было добираться даже на центральную усадьбу, а уж что говорить о районном центре. Постепенно деревня разъехалась, никакая первозданная красота – берёзовые рощи, грибные и ягодные места, полноводный, бурный по весне Чирок – не удержали людей. А когда в деревне остались одни старики, пришёл в упадок и колодец у реки.

Сейчас в деревне из старожилов живёт только бабушка Прасковья Фёдоровна Филимонова. Она коренная жительница, родилась в 1928 году, здесь и осталась коротать свой век. Прасковья Фёдоровна нам поведала то немногое, что ещё помнит из детства и юности.

– Крестили меня совсем маленькой ещё в чирковской церкви – у реки она стояла. А вот сына своего Сашку уже здесь покрестила, поп тогда к нам в деревню приезжал. В избе у самой рощи останавливался – люди, кто хотел, те и крестились у него. А колодец раньше хороший был, вода вкусная, сейчас колонка напротив моей избы, пьём воду, но не та она. Были ли в воде лечебные какие свойства, не знаю. Люди издалека приезжали – воду брали. Я помню, как в детстве старухи да мы, дети, собирались на Иванов день у колодца. Старухи все с иконами: молитвами дождя просили у Господа, ходили пешком до Малоемецкой граны, потом возвращались к реке. Колодец тогда был с оградой, стол да лавки стояли. Кто устал в дороге – мог отдохнуть. Замуж вышла за своего Ивана, он на заработки приехал сюда из Горького. Муж сколько раз колодец этот чистил. А однажды и сруб сам срубил. Для колодца – берёзовый сделал, потом месяц сушил его, выстаивал. А как в колодце намокнет берёза, звонкая становится. Некому сейчас ни сруб срубить, ни почистить ключ – никому не надо, да и нет уже в деревне крепких мужиков.

Ещё в восьмидесятые годы из колодца брали воду, потом она стала застаиваться. Сейчас колодец выглядит плачевно – сруб сгнил и завалился. Нет уже ни сруба, ни крышки, которая защищала воду от пыли и грязи. Более того, река за последние годы измельчала, берег зарос камышом, и иструхший колодец будто выбросило из воды на берег. В завалившихся гнилушках при свете дня солнце нет-нет да блеснёт лучом по кромке воды в метре от поверхности. Грязная от мусора, нанесённого ветром, вода в колодце продолжает цепляться за жизнь, как цепляется за неё деревня, выросшая когда-то у святого источника. Ждёт, когда освободят ключ, питающий колодец, и наполнится он новым звучанием. Глядишь, ожила бы вместе с колодцем и деревня.

Фото предоставлено телепрограммой «ЛТР»