Не все на свете шито – крыто, ведь невозможно утаить,
То, что давно было забыто, но продолжает в сердце жить.
У Памяти свои законы, свои порядки и дела,
Что было, все она запомнит, и градус сохранит тепла.
И не страшны ей джунгли сныти, на бывшем храме старый крест,
Полуразрушенные избы, где домовой, как гость, исчез.
Не лают в местности собаки, мелеет в зной теперь река,
На берегу ненужный бакен, ждет с Вторчемета мужика.
На свете не бывает пауз, я за грибами в лес пойду,
В глухом овраге ржавый маузер, я неожиданно найду.
Находкой буду ошарашен, как будто обожжен костром,
Еще лежать будет фуражка, с блестящим черным козырьком.
Не сохранится уже ткани и даже ниток золотых,
Видать, беляк в бою был ранен и под кустами тут затих.
Зверье тут всласть попировало, а также стаи хищных птиц,
Фуражка с маузером остались, как вехи, что была здесь жизнь.
Железо ржавчина изъела, и ручка стала вся трухой,
Лишь козырек остался целым, как птица грач, весь вороной.
Краса и гордость офицера, он был всегда ему к лицу,
Когда в уютной русской церкви, свою невесту вел к венцу.
На нем парадный белый китель и сабли золотой офес,
Невеста в свадебной накидке, одна из сказочных принцесс..
Неужто с ним все это было, давным – давно, сто лет назад…
И вот теперь все это всплыло, все козырек смог рассказать.
Очистил маузер я от глины, а козырек от старых трав,
Палач и жертва не едины, один из них остался прав.
Глухой овраг зарос кустами, здесь часто воронье кружит,
Все вспоминает, как густая, по дну оврага кровь бежит.