Судьбы моей простое полотно

Зима нынче такая морозная и снежная. На славу выдалась! Сугробы огромные, под ногами хруст. Наведаться к маме, расчистить двор и дорожки, дровишек принести побольше приехал из города сын. Глядя на весёлую игру внуков, Раиса Николаевна погрустит у окна. За снегопадами-годами исчезло её детство, затерялась родная деревня Покровка. Где-то там…

Для меня увидеться с Раисой Николаевной Павлушиной, как на празднике побывать. Её глаза излучают столько искренней радости! А руки так талантливы и неутомимы.

– Что за чудо – Ваши работы, – смотрю на вязание и вышивку. Хвала хозяйкой принимается без ложной скромности: что ж, труды того и стоят. Рукавички – хочется щекой припасть. Ковёр, вышитый болгарским крестом, – в глазах рябит от множества цветов. Что изнанка, что лицевая сторона – ни единого узелка. Вот мастер! Кто научил? Говорит: жизнь-умница. Она научила.

– Мы с братом выросли в Покровке. Бучинского сельсовета, а не той, что связана с именем Григория Распутина. Была когда-то и в нашем районе такая – зелёный край моего детства. Сорок дворов. Сто тридцать жителей. Родилась я на Трёх Святых, тринадцатого февраля. Число 13 не понравилось родителям: чёртова дюжина. И записали в метриках дату рождения – 15 февраля. Самое-самое раннее детское впечатление: война, полмира замела метель – к весне и теплу не пробиться. Те детские впечатления не забудутся никогда. Отец, Николай Николаевич Бусыгин, – интеллигентный человек по духу и складу – до войны работал в сельсовете секретарём. Я и сейчас его красивый почерк помню до подробностей и отличу среди сотни других. Мама, Анна Дмитриевна Бусыгина, родилась в деревне Юргинке, в 15 километрах от Бучихи. Была малограмотной, но очень умной от природы и справедливой. Её всегда избирали депутатом. Я очень любила маму. А отца? Наверное, даже больше.

Отец – фронтовик, воевал в Великую Отечественную. Он был призван на службу в 1938 году на Дальний Восток. В 1941-м должен был демобилизоваться, но, проехав мимо нашей станции, проследовал на Западный фронт. На дорогах войны он нашёл вторую жену и к нам не вернулся. Сейчас подумать страшно, что ему пришлось попасть в самое пекло войны. Мама мне, девчонке, внушала одно: что отец на фронте был солдатом, – и ничего другого. Он остался в Белоруссии. Нас с братом тепло принимали в новой семье отца. Отчётливо помню, как он настаивал, чтобы я приехала учиться к нему: ну, что там, в этой глухой Покровке делать девочке? И мы с его мамой, моей бабушкой, Екатериной Максимовной, в 1948 году поехали в Белоруссию. Год я проучилась там, но не переставала скучать по «глухой Покровке», по маме. Бабушка не могла найти общего языка с новой отцовской женой. Настоятельно требовала: «Вези нас домой!».

Он посадил нас в поезд, проводил до Москвы. А дальше мы сами. Я вспоминала не раз, как мы добирались потом от Заводоуковска до Покровки: пешком через болото, по худой ненадёжной лежнёвке. Километров семьдесят пешком с чемоданами на длинных палках. Не зная мест, по наитию. Леса непроходимые. Казалось, чем дальше, тем страшнее. Когда остался последний десяток километров, пошли знакомые чистые боры, я, оставив бабушку на попутном участке Далёком, рванула бегом к маме!

Мы прошли этот трудный путь – это ли не чудо! С этого началась моя православная вера. А как завидовали мне девчонки. Я была в Москве! Видела Ленина в Мавзолее. Рассказам не было конца: какая красивая Красная площадь, какие ёлочки у Мавзолея необычного цвета: иссиня-серые. Как я почти в упор рассматривала часового в почётном карауле. Мне вдруг показалось, что он неживой: как он мог абсолютно не двигаться, не моргать. Вот солдат, наверное, в душе смеялся надо мной, деревенской дурёхой, разглядывающей его битый час. Я ощущала непостижимую гордость за себя, за Москву, за свою Родину, большую, красивую, сильную.

Семилетку я окончила в Бучихе. А осенью поехала учиться в Юргу. На это требовались деньги – надо было жить в другом селе, покупать еду. За учёбу тогда платили, жильё снимали. Я экономила, чтобы маме было полегче. Скучала по дому. Но это время вспоминается как светлое, счастливое, полное надежд. В запасе – вечность. По вечерам диспуты: кто прекрасней – Наташа Ростова? Татьяна Ларина? Кто герой своего времени – Печорин? Грушницкий? После выпускного документы отправила в Новосибирский институт, но что-то там не получилось. Осталась в деревне. Так определился мой жизненный выбор.

Тогда молодёжь на самом деле была авангардом страны. Райком комсомола не оставил без внимания меня «безработную». Приехали в Покровку, спросили о планах на будущее. Направили на библиотечные курсы. Таким образом, я не потеряла год. Надо было открывать библиотеку в соседней деревне. Председатель сельсовета Павел Иванович Турнаев предоствил мне полную самостоятельность. Каково девятнадцатилетней девчонке? Платёжку на немыслимую по тем временам сумму выписали – на тысячу рублей, дали лошадь и отправили в Юргу в книжный магазин. А я, что называется, ни ума, ни образования, но сориентировалась очень толково! Набрала для своей новой библиотеки литературу по экономике, сельскому хозяйству, классику отечественную и зарубежную, детскую литературу. Привезла в Чашу, а там никакой библиотеки. Горячо выпрашивала помещение. Мне дали стол и угол под стеллажи в учительской школы. Вот с этого стола и началась моя профессиональная деятельность, которую я любила и которой посвятила многие годы.

И ещё. В 1957 году я вышла замуж за Леонида Гавриловича Павлушина. Он – чашенский. Словом, Чаша – это судьба. Мы были счастливы и другой жизни не хотели. Косили сено, пилили дрова, вели хозяйство. У свекрови было шестеро детей. Свёкор погиб, и женщина тянула одна большую семью. И я старалась везде и во всём ей помочь: бельё стирала, белила, картошку полола и окучивала. Главное, мой Леонид Гаврилович рядом – единственный в деревне и во всём мире.

В 1959 году я окончила библиотечное отделение Тобольского культпросветучилища. Мужа проводила в армию. Он служил на Дальнем Востоке. Такая это была душевная и трепетная переписка. Как раз в это время стали сокращать библиотеки в малых деревнях. Меня, с образованием, стали звать в район. Я сказала, что из Чаши не поеду. Пойду работать на свинарник, но не поеду. Вот тогда я и приняла Бучинскую библиотеку: сверху дали такое распоряжение. Когда вернулся из армии муж, мы переселились в Бучиху.

В декабре – тридцать второй год, как я в Володино. Село это нам полюбилось сразу, как и его люди. Я работала в библиотеке. Всех сельских ребятишек, как и своих детей, приобщала к чтению. В семье жила атмосфера предельной простоты, которая граничила с терпением и заботой друг о друге. Детей приучали к самостоятельности. Мы хотели, чтобы жизненный путь они выбрали сами. Так и вышло. Дина живёт и работает в Ишиме, Петя и Сергей в Тюмени.

Больше всего забот и труда, духовного терпения мне выпало, когда Леонид Гаврилович заболел. Ему отняли ногу. Пятнадцать лет на костылях – пятнадцать лет неустанно я рядом. В последние годы он частично потерял память. Это нелёгкий крест. Да разве он бывает лёгким, хоть кого возьми, а всё равно говорят, что Господь его даёт по силам.

Говорят, есть в возрасте любом хорошее. А и правда, время наступило хорошее: шесть внуков и пять правнуков здоровы, успешны и благополучны! Приедут, рассыплются по двору разноцветными бутонами! Всё бы ладно… Но давно нет с нами Леонида Гавриловича. И сама я потеряла силу ног. Едва передвигаюсь по дому с костылями. Можно лежать и на недуги жаловаться, но не в моём это характере.

Захотелось взять в руки пяльцы и иголку с ниткой, вспомнить ремесло, которому научила матушка ещё в начальных классах. При невероятной занятости она находила время для вязания и вышивки. Женщине в декоративно-прикладном искусстве ближе что-то мягкое: ткань, нитки. Меня с детства тянуло к народным сказкам, русскому орнаменту. Я очень рада, что могу всё это воплотить в своих работах. Раньше, помню, «базарских» ниток не было. Мы пряли их сами. Вязали скатерти, кружева к постельному белью. Мама пряла очень искусно, качественно, я – похуже, послабже. Потом замечала не раз, насколько вязание из маминой пряжи прочней. Сейчас нет таких забот – ниток каких только нет! Я заказываю детям, знакомым, чтобы купили. Мне привозят. Такая красота – все оттенки цветов.

Чтобы создать новую вещь, надо увидеть её в воображении. Народные сказки, заснеженная Покровка, столбы дыма над домами, сказочный лес – всё оживает в памяти. Потом воссоздаётся в концентрированном виде – и колорит, и настроение. Работа эта требует большого терпения и усидчивости, кропотливого труда. Да ведь мне некуда спешить!