Солдатка

По левую руку от домов на деревенской улице речка Ахмыль, а за ней сосны. Рукой подать. Тут и там сильные стволы поднимают к небу зелёные кроны. Снег ещё не сошёл. На прогретых местах тёмные кустики прошлогодней травы, облюбовавшей этот склон у дороги. Пахнет весной. Должно быть, молодые побеги уже во всю готовы, разрывая корневища, выгнать к солнцу первые побеги. Запах вечной травы. Терпкий. Острый. Желанный.

Настасья – любимая жена Афанасия

Анастасия Сергеевна любила весну, любила эту весёлую деревню, куда её высватал перед войной Афанасий Мезенцев. Внутренним, неосознанным чувством, которое в заботах и вечной работе не столь явственно ощущается, Анастасия понимала, что вот это она, родина.

Сделав необходимое отступление, я должна сказать, что не была знакома с Анастасией Сергеевной Мезенцевой, солдатской вдовой, при её жизни. Впервые записываю подробный рассказ о ней, рассматриваю фотографии. Задумывались ли вы когда-нибудь, почему так легко угадываемы среди других фотографии военных лет? Почему невозможно ошибиться в определении времени? «Нет алых звёзд, нет траурных лент». Нет взрывов, нет раненых. Стоят люди не всегда в военном – женщины, девчонки. У некоторых даже улыбки на лицах. Но мы безошибочно чувствуем присутствие страшной, чудовищной войны. Она оставила печать буквально на всём, пропитала одежду, наполнила собой воздух, оставила след на лицах. Даже не скажешь, что это. Признаки тяжёлой физической работы и постоянного недосыпания? Голода, недоедания? Скорее, глаза. Сотни, тысячи – с одинаковым выражением, в котором навсегда поселилась тревога за судьбу Родины, родных и любимых, боль и печаль невосполнимых утрат.

Я вижу перед собой такие глаза с фотоснимков Анастасии Сергеевны. Солдатки, вдовы рядового Афанасия Мезенцева. Мне довелось много писать о вдовах участников Великой Отечественной войны. Одна история, когда с солдатом-победителем девушка встретилась после войны и дружно прожила все мирные годы. Совершенно другая, когда солдат похоронил через многие годы свою спутницу жизни, и судьба свела его с кем-то ещё. На склоне лет они делят пополам тяготы быта. Проводит его в последний путь, тоже станет вдовой участника войны. У Анастасии Сергеевны Мезенцевой истинно вдовья доля. Судьба женщины, оставшейся верной данному мужу-солдату обету верности.

Долго тянулись дни и ночи до Победы. И так длинны и горьки были для неё дни после победных салютов! Так много значил для неё её солдат Афанасий Данилович Мезенцев.

– Ну, что ты плачешь, мама? – спрашивали не раз сыновья.

– Отца вашего вспоминаю, – в её голосе слышалась твёрдая непреклонность. – Как уходил, вспоминаю. Много лет прошло – забыть боюсь.

– Ждёшь?

– Жду. Мне в жизни теперь одно ожидание только и осталось. Для того и живу. Не в упрёк другим. Ни письма, ни карточки Настасья от Афанасия не получала, ничего, кроме похоронки. Не успела получить. Много позже узнала, что Афанасий Данилович Мезенцев, находясь на фронте, был ранен и умер от ран 28 августа 1941 года. Похоронен в братской могиле №7 у деревни Коротыгина Октябрьского района Калининской области.

В девичьей деревне

Настя родилась в деревне Тауш 8 декабря 1908 года. Деревня в двадцать пять дворов тянулась по берегу речки, как и Заозёрная. Отец был кузнецом, мать колхозницей. Анна Яковлевна Сафонова (Сафонова – девичья фамилия Насти) умерла при родах, оставив на старшую дочь Анастасию уйму ребятишек.

Так случилось, что замуж Настя пошла не молоденькой девчонкой очертя голову, а в зрелой юности. Обязанность у неё была перед своей семьёй: поднять братьев и сестёр. Отца уважала, слушалась и помогала ему как могла. Сергей Андриянович Сафонов страшно любил коней. Каждую свободную минутку, которую едва удавалось выкроить, проводил в конюшне. Лошадей мыл щёлоком, подкармливал сухариками. Чесал им гривы. Часто рассказывал Насте про своих лошадей. Как во время бандитского налёта спрятался на полатях. А кулаки положили глаз на его холёного жеребца, статного, молодого, с высоким крупом. Коня увели, взамен оставив старую заезженную клячу, у которой кожи не осталось на спине, всё было стёрто до мяса. Нельзя было даже ставить седло. Вот отец корил потом себя за трусость.

– Что бы ты за ними побежал, тятя? – успокаивала Настя. – Так и так забрали бы твоего жеребца. А встрял бы, так неизвестно, остался бы живым.

Эту семейную историю пересказывали потом своим детям и Настины сыновья: красивый был жеребец. И жеребята от него были бы красивые.

Ушла-таки Анастасия из-под отцовского покровительства. Высватал Афанасий. Как взглянул на неё – всё из рук выпало. Он ей потом сказал, что полюбил за косу длинную так крепко. Неужели и впрямь за косу, думала не раз Анастасия. Волосы у неё были длинные, густые, красивые. В годы войны хотелось хорошее что-нибудь вспомнить. И она перебирала в мыслях самое дорогое, что особенно крепко помнится. Как сказал да что сказал, да как волосы погладил. Многое из его сердца в её сердце перетекло.

Месяца через три война кончится

Осталась солдаткой с двумя сынишками на руках. Целый день в работе, как заводная. Умается за день так, что хоть падай. А дома работы полно: ребятишки, скот, огород, покос.

Отца сыновья помнили хорошо: Александру в сорок первом году исполнилось девять лет, Пете – пять. До военкомата шли пешком, и всю дорогу отец говорил:

– Не плачь, Настя. Месяца через три война кончится. Жди. Я обязательно вернусь!

Рёв стоял на всю деревню. Поэтому новобранцев вывезли за Юргу, не дав попрощаться, а от кладбища – до станции. Кого – до Победы, кого – навсегда. Больше Александр с Петром не видели отца. Анастасия Сергеевна – любимого мужа.

Всю войну ждала Анастасия мужа, пропавшего без вести. Слала запросы: где такой-то. Только в конце войны принесли извещение, что он погиб в самом начале войны.

Работала Анастасия Сергеевна в колхозе конюхом и пастухом. Мальчишек с собой брала на пастбище – они за стадом приглядывают, а она что-нибудь починяет или перешивает на руках. Степан Филиппович Патлин, колхозный председатель, берёг лошадей, доверял уход за ними только самым надёжным и умелым работникам. Анастасия была удостоена этой наиважнейшей должности. Вспоминала отцовскую школу. Маленьких жеребят выхаживала у себя в избе и без того тесной. А для сыновей это было праздник. Сами не съедят морковку, а жеребёнка угостят. Поросят и кур зимой тоже держали дома. Растянутся хрюшки у печи, а детвора им чешет спинки.

Когда работала дояркой, Петя с Сашей ездили с матерью на покос. Сбегает Настасья утром на дойку, заскочит домой, разбудит мальчишек. Косили, копнили вместе со всеми колхозниками. Ставили стога – один, другой, третий. Мать с сыновьями стояла на подаче, вилами на длинных черенках подавали сено скирдоправам. Дни летом такие знойные, как порох. Работа эта была тяжёлая, с косой так не наломаешься, как под стогом. Рубахи, мокрые от пота, тут же высыхали под жарким солнцем. Мать была расторопной и сноровистой. И, казалось, не знала устали.

– Давай, ребята, складывай июльское добро в стог, – они всегда вставали рядом с ней на подаче. Она чувствовала, что у мальчишек нет силёнок – стоговали до самого вечера – унимала:

– Не части, не мужик ведь.

– Так не хватает мужиков-то, на фронте поубивало всех, – говорил старший сын, передавая увесистый навильник сена. Мать и хотела бы возразить, да что скажешь против истины.

Когда стояла погода, всё полбеды. Но когда заряжало ненастье, вот был адский труд! Не успели завершить – растаскивали назавтра. Иначе задымит, загниёт. Весь свой труд угробишь.

Когда оставались самые откоски, и чуть только выдавались солнце и ветер, косили и гребли для своей скотины. Не упускали погожего момента, стараясь заготовить побольше сена. Они знали: корова – это их спасение. Благодаря стараниям, строгости и неутомимости матери они досыта ели хлеб. Горький, военный, но – досыта.

Осенью свою картошку копали ночами – днём на колхозной работе. Так было у всех: своё хозяйство – когда придётся. Огороды сажали большие. Чаще колхозную картошку убирали в вёдро, свою – в ненастье. Сушили её в избе, рассыпав по самые окна.

Младший Петя не любил школу, плохо учился. Зато обожал колхозную работу. Вместе с матерью шёл на ферму доить коров, а потом на красно-пёстром белоголовом быке отвозил сепарировать молоко. Мешками с братом таскали из леса медунки, дикий лук. Сушили. Лук – солили в кадушках. Мать пекла травяные лепёшки. Ребята пластики картофельные жарили на плите, пекли печёнки.

Случалось, что братья забегали в колхозный горох, хоть мать не велела. Если бригадир замечал, догонял и бил со всей силы, по-настоящему. Мальчишек Мезенцевых не щадил – безотцовщина. Хотя, казалось бы, отца все знали и уважали в деревне. Афанасий Данилович Мезенцев первым пришёл в колхоз. Ответственно и честно трудился. Хозяйство поднималось, и в годы хорошего урожая давали много хлеба на трудодни. Семья жила крепко в довоенные годы.

В войну обязанностью пацанов была забота о дровах. Вставали утром – в избе холодно, на улице лютый мороз. Тащили лесины, кололи на полешки, топили печь. Пришла раз Анастасия Сергеевна с фермы, а весь порог и голбчик изрублены, в страшных щербатинах. В избе рубили дрова! Подняла голос на «истопников», они в слёзы. Села на голбчик рядом, заревела вместе с ребятами. Жаль ей было пол и порог в доме и мальчишек-помощников тоже жаль, они ведь наперегонки бежали таскать воду, и в огороде у них не было ни травинки. Детство ведь. Детство. У младшенького Пети в начале войны всех игрушек – колесо, которое он гонял перед собой, поднимая по сторонам брызги. А к её концу Петя забыл про игры. Он работал наравне с братом, помогал матери, как взрослый. Соседи смотрели на него, жадного и ухватистого до работы и, качая головами, говорили: «Посмотрите, как красиво косит. Мужик!»

Дом для мамы

Май сорок пятого пришёл большой страдой. В деревне было тихо, когда нарочный принёс весть о победе. Все бабы работали в поле. Анастасия Сергеевна пришла домой уже в сумерках. Изба стояла на самом краю. Ребят дома не было, поэтому казалось особенно пусто. Тикали ходики, отсчитывая время. За дверью висела телогрейка, которую носил на работу Афанасий Данилович. Сыновья примеряли её – мать не давала. На тёмной стене рамка с фотографиями. Из-под стекла строго смотрело лицо Афанасия Даниловича, а рядом с ним застенчиво и наивно улыбалась она. Настасья горько плакала у портрета, когда прибежавший с улицы Пётр сказал:

– Красивый у нас отец. Я, наверно, в батю. Мама, не плачь, победа. Выжили в войну и сейчас проживём. Я много денег заработаю. Куплю тебе хорошее пальто, с воротником, платьев разных, туфли красивые. Пальто они с матерью так и не купили. Купили ему костюм. Его размера в сельмаге не оказалось. Взяли побольше.

– Подрастёшь ещё.

Петя ещё не служил в армии. Только собирался.

– Вот отслужу, мать, вернусь и дом поставлю. Кирпичный не хочу – из сосны. А до армии с братом хлев подновим. А сейчас на учёбу, пока последнее не забыл.

Пётр окончил всего пять классов. Упрямый был. Не задумал учиться и не пошёл, сколько ни уговаривали. На тракториста выучился. Все годы работал в колхозе «Страна Советов». И все годы жил рядом с Анастасией Сергеевной. От неё любовь к порядку и обиходу. Знатной огородницей была Анастасия Сергеевна. Свои садовочки, свои отменные семена: морковки, капусты, свёклы. В праздник Настасья – хозяйка хлебосольная: булочки, крендели, хворост, пироги рыбные и грибные. Никогда не запирала дом на замок. Пускала квартирантов, кто бы ни попросился: учительница, библиотекарь, семья из соседней деревни Ахмыль. Даже цыганскую семью с девятерыми ребятишками как-то переночевать пустила, хоть и огорчена была потом до крайности.

Дом ей Пётр Афанасьевич потом построил, как и обещал. Удобный, уютный домик с сенцами и оградой; огород рядом. Рябину посадил. Правда, к исходу жизни матери, Анастасия Сергеевна уже тяжело болела. В молодые годы её отправляли в бескормицу на озеро за прошлогодней осокой для колхозного скота. Лёд ещё не совсем сойдёт, а бабы по целому дню в студёной воде – испростыла. Последние тридцать лет мучил страшный невыносимый кашель. Очень страдала женщина. На пенсию Настасья пошла, так получала при большом колхозном стаже 2 рубля 50 копеек. Потом добавили, побольше стали давать – двадцать рублей.

Умерла Анастасия Сергеевна Мезенцева в 1975 году. Солдаткой верной осталась до конца своих дней. Мало света видела в своей жизни: страдания, ожидания, слёзы, которым не было конца. Не зря, видно, говорят: Господь проверяет лучших. Нелёгкой была судьба солдатки, но ею правил высший закон, высшая справедливость и память, дающие силу и мудрость.