Далекая-близкая беда

В ту дождливую ночь в дом Бетехтиных постучался военком. Приказ не обсуждается – военнообязанный должен явиться в течение часа. К утру в военкомате собрались ещё шестеро со всего района, всех тут же отправили в Тюмень. По прибытии в военном училище выдали форму, началась погрузка законсервированной техники на платформы, а при попытке объяснить что-то родным телефонная связь сразу обрывалась. Тогда-то они поняли, что это не просто учебные сборы.

Дождавшись барнаульский эшелон из части химзащиты, состав тронулся в путь. В поезде объявили пункт назначения – Чернобыль. В памяти сразу всплыло недавнее выступление Горбачёва по телевизору, где он рассказывал об аварии на атомной электростанции. Это было в апреле 1986 года.

– Особо нам ничего не объясняли, – вспоминает Виталий Георгиевич Бетехтин. – Как проехали Урал, дали расписаться в бумаге, что можно, что нельзя. За любое нарушение – статья.

Ночью сошли на станции Вильча. Разгрузились и своим ходом отправились в поле, где поставили палатки. Потом за годы работ по ликвидации аварии на этом месте выросли казармы.

Сначала первые ликвидаторы работали в Припяти. В городе ничего не говорило о случившемся, кроме полного отсутствия жителей, вырванных волной массовой эвакуации на следующий день после аварии из своих квартир, из привычной размеренной жизни. Замерли в своем последнем здоровом цветении белые акации и каштаны; живыми казались трехглазые светофоры, которые безразлично подмигивали опустевшим улицам. Только незнакомый специфический «запах» вызывал нескончаемое першение в горле и кашель.

Изо дня в день те, кто приехал устранять последствия аварии, обследовали каждую дверь в городе – не остался ли за ней кто случайно, помечая их специальными наклейками со знаком радиации. Встречавшиеся кошки и собаки расценивались как источники радиации, поэтому подлежали уничтожению. Мыли дома специальным раствором, вертолеты распыляли на них жёлтой струёй латекс, который должен был впитывать в себя радиацию. Вечерами после проделанной работы приборы показывали заметное понижение ее уровня. Но к утру прежнее значение восстанавливалось. Более надежным оказался «дедовский» способ дезактивации в деревнях – обычными лопатами перекапывали землю таким образом, чтобы верхний зараженный слой остался внизу. За этой работой у кого-то даже родилась песня: «На атомы – с лопатами, товарищи ученые, доценты с кандидатами».

В опустевших домах часто встречались мародеры, которых от легкой наживы не отпугивало ни двойное кольцо оцепления, ни риск смертельного облучения.

Однажды, снова среди ночи, за Виталием Бетехтиным и его товарищами приехали из Черниговского полка. Весь полк переоблучился, сибиряков направили на замену. Начались выезды на станцию. Там радиационная пыль покрыла все сплошным слоем.

– Один раз, недолго совсем, мы были на крыше здания рядом с блоками, – рассказывает Виталий Георгиевич. – Оттуда было видно эту дыру, как рвануло. Можно представить, какая там радиация.

Поэтому время нахождения в «зоне» исчислялось даже секундами. В сорокаградусную жару, облаченные в плотную резину костюмов химзащиты, ликвидаторы сдирали с крыши слои рубероида и гудрона, напрочь впитавшие в себя смертоносное вещество.

Раз в неделю брали кровь на анализ. В конце каждого дня полученную дозу облучения измеряли и записывали в специальные журналы. Тех, у кого она достигала максимально допустимого значения, самолётом отправляли домой. Он же привозил на замену им все новых и новых людей, и так на протяжении трех лет. Сначала максимальная доза равнялась 50 рентген, потом 25, в конце концов она снизилась до пяти. Виталий Георгиевич получил дозу 20,5 рентген. Он пробыл на Чернобыльской АЭС три месяца.

Вернулся домой, в посёлок, для которого Чернобыль оказался чем-то нескончаемо далеким, даже мифическим. Встреченные на улицах знакомые, узнав, что все это время Виталий Георгиевич был в Чернобыле, удивлялись. Его «экстренная командировка» стала неожиданностью и для руководства лесхоза, когда ответственный работник вдруг не вышел из отпуска. Остаток положенного отдыха у него ушел на то, чтобы в срочном порядке заготовить на зиму сено и дрова. Постепенно жизнь вошла в привычное русло, родился второй сын. Сегодня у Виталия Георгиевича уже три внучки. Вместе с супругой Татьяной Николаевной держат хозяйство, садят огород. Его страсть – это рыбалка. С друзьями выезжает на озёра за сто с лишним километров.

О тех днях Виталию Георгиевичу напоминают лишь юбилейные медали на лацкане его пиджака и полученная в прошлом году медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» второй степени. А ещё встречи с людьми, для которых слово «Чернобыль» 27 лет назад приобрело особый смысл. Из семерых, кто побывал на месте аварии в числе первых, сегодня осталось всего трое.

Фото Виталия Ракова