В зоне страха

Осенью 1919-го волостной центр Армизонское стал прифронтовым… Части 30-ой дивизии РККА несколько раз отбивали его и вновь оставляли колчаковцам. Константин Рокоссовский, который воевал в составе этой дивизии и командовал вторым отдельным кавалерийским дивизионом* в своих мемуарах этот период гражданской войны назвал «Тобольской кадрилью», потому что под натиском белых дивизий красные армии однажды откатились до берегов Тобола. Там они целый месяц собирались с силами, прежде чем начать новое наступление на восток. Дмитрий Иванов в своей книге: «Я - матрос «Гангута», тоже пишет: «…Я уж не помню - сколько раз мы брали и отдавали колчаковцам Шабалино и Армизонское».

…Полк живым человеческим потоком шагал к горизонту. Покачиваясь в такт поступи, солдаты напрягали слух, и многим из нас уже блазнились со стороны волостного центра стрельба и взрывы гранат. Услужливое воображение легко рисовало людям, что на узких улочках Армизона идёт бой, страдают и ждут нашей помощи раненые красноармейцы.

Поднятая сапогами пыль ложилась на отяжеленные спелым зерном колосья. Житные поля тревожно шептались по обе стороны дороги. Забросить бы винтовки, да взяться за косы…

-Шире шаг! - запокрикивали ротные. - Не отставать!

Самое трудное для солдата - это ожидание боя, когда он чувствует, как холодок смертельной опасности расползается в груди. Каждому хочется жить: дышать, видеть солнечный свет, вернуться к своим детям, братьям, матерям, но одни из нас умрут уже сегодня; другие, истекающие кровью, будут надеяться на то, что их не бросят на поле боя; и только третьим может быть повезёт увидеть рассвет… Списки личного состава везут в штабных повозках полка. К концу дня ротные доложат о потерях, и в солдатские семьи уйдут короткие извещения.

…Мы в зоне человеческого страха. Преодолевая его, рядом со мной идут питерские рабочие и пермские железнодорожники, саратовские крестьяне, и вологодские добровольцы. Справа размеренно поматывает руками Дмитрий Ивашов. На его голове бескозырка с поблекшей за лето надписью: «Гангут». Это бывший гальванер балтийского линкора, а сейчас - старший телефонист нашего полка.

За Семискульским взлобком широкой панорамой открылась еще одна низина, за ней в утренней сизой мгле, в зеленом кипении дубрав прячется Армизон. В сыром воздухе слышно, как там раскатисто и сочно лопаются выстрелы. От села, прижимаясь к луке, мчится всадник. Вот он осадил коня возле головы колонны и, не спешиваясь, о чем-то горячо заговорил с командиром. Мы встали…

Через полчаса первый батальон рассыпался в цепи. С винтовками наперевес, роты пошли навстречу нарастающим звукам боя. Телефонисты суетливо разматывали позади нас катушки проводной связи.
Рота за ротой, батальон за батальоном полк втягивался в бой. Из рощ и садов, из-за домов навстречу нам летели пули. От ветряка зло и отрывисто бил пулемет.

-Дайте координаты артиллеристам! - хриплым, обветренным голосом кричал батальонный старшему телефонисту. -Пусть немедленно подавят точку! Красноармейцы прикрывались от пуль то складками местности, то стволами деревьев, но вот, через их головы, с тяжким свистом пролетел снаряд полкового бомбомета, за ним второй… Пулемет всхлипнул последний раз короткой очередью и замолчал. Цепи вновь поднялись во весь рост. Где перебежками, а где напряженными быстрыми шагами, мы все ближе подходили к центру села. Я передергивал затвор, досылал очередной патрон в патронник и ловил мечущиеся меж домов фигурки в прицел... Слева от меня, узко сощурив глаза, давал очереди из «ручника» Василий Сироткин из Перми. Повезло – не один встречный беляк уже полёг попав под густой веер его пуль, и… не повезло – именно по Василию чаще всего стреляли враги, перепадало и тем, кто рядом… От стен кирпичного дома брызнула крошка, чуть царапнув щёку…

Лишь к вечеру беляки полностью оставили село. В купеческий особняк, где расположится штаб нашего полка, стали сходиться командиры батальонов. Докладывали о потерях. В голосах офицеров эйфория победы, вперемежку с плохо скрытой подавленностью:

-В первом осталось 230 бойцов...

-Во втором – 187…

-В третьем - 191…

Бесстрастно стучала печатная машинка. Цифра, цифра, цифра… За каждой – жизнь. Канцелярия полка подводила итоги боевого дня. Начальник штаба Виктор Русов склонился над картой и делал карандашные пометки. Из соседней комнаты вышел комполка Василий Лопатин и сообщил:

-Товарищи командиры, в десять вечера прошу зайти на заседание полкового совета. Сквозь выбитые осколки окна было видно, как меркнущий горизонт передергивали зарницы. По узкой улочке тарахтели подводы, слышались стоны раненых. Село заполнялось обозами. Жители вылезали из погребов. Какая - то женщина, осмелев, уже шла за водой к озеру.

-Помочь, красотка? - весело окликнул ее молодой солдат.

-Спасибо, сама управлюсь.

Мостик вздрогнул от ее уверенной поступи. Женщина черпала воду. По тихой глади плеса расходились розовые круги. Мирная сельская картина… Но на западном небосклоне полоскались новые всполохи. Они были беззвучны. То ли надвигалась гроза, то ли где-то далеко еще продолжался бой… Возле домов - суета. Люди распределялись по домам, повозочные распрягали лошадей, вели их на водопой к озеру.

В штабную комнату начинал проникать запах костров. Задымили полевые кухни. Комбат Крылов подошел к окну. Левая рука у него висит на перевязи, на гимнастерке невысохшие пятна крови.

Начштаба, с развернутой картой, стал возле стола командира полка. Дождавшись, когда Лопатников закончил писать приказ на завтрашний день, сказал:

-Василий Иванович, вот посмотрите, в этом Армизоне наши батальоны, как в мешке. С юга, с севера, а частично и с запада, село зажато озерами… Если белякам подбросят хотя бы дивизион кавалерии, они могут легко обойти нас, и тогда – колечко.

-Я и сам вижу, что село удобно для окружения… Что ты предлагаешь, Виктор Сергеевич?

-Части потрепанного нами полка белых отошли к деревням Снегирева и Бурлаки, но их резервы, как я понимаю, недалеко… Возможно, даже - совсем близко: в Шабалино или Гоглина. Если не потревожат нас сегодня ночью, то уж завтра с утра надо ждать обязательно. Их разведка будет рыскать всю ночь…

Не снимая фуражки, я устало присел на край скамьи, несколько минут прислушивался к их беседе.

-Товарищ Лопатин, - заметил я, когда их разговор прервался,- судя по докладам - от нашего полка осталась только его половина…

-Да, товарищ комиссар, арифметика у нас невеселая. Маршевые роты из Ялуторовска подойдут только дня через три. Но ждать нам некогда. Нужна срочная мобилизация местных мужчин…

-У крестьян - жатва. Добровольцев сейчас и днем с огнем не сыскать…

Лопатин оценивающе посмотрел на меня, и, откинувшись к спинке старинного кресла, заговорил по обыкновению уверенным, твердым голосом:

-Григорий Иванович, нужно вместо колчаковской волостной управы организовать срочные выборы Армизонского ревкома. А уж он пусть своей властью, от имени республики, объявляет о мобилизации мужчин в полк. Реввоенсовет фронта вряд ли даст нам сейчас передышку.

-Понял. Попробуем сработать быстро.

…С утра возле штаба уже кучковался народ. У накрытого кумачом стола два солдата по стойке «смирно» - почетный караул. Вынесли полковое знамя… Вроде - тожественно, но у большинства собравшихся лица от этой процедуры не посветлели… У женщин на глазах - слезы. Пятый год село посылает своих рекрутов на войну. Они были нужны царю, потом Колчаку, а сейчас Советской власти… Доколе!!!

Мне дали слово. Я сказал, что все силы и средства нашей республики отдаются сейчас в распоряжение священного дела вооруженной борьбы против грабителей и насильников, что по всей линии сибирской железной дороги сейчас движутся на восток поезда с награбленным народным добром, в том числе и золотым запасом России. Делают это, капиталисты, помещики, и офицеры, бежавшие из Центральной России в Сибирь… Уже хотел добавить, что от армизонцев сейчас требуется беспрекословное выполнение тех обязанностей по обороне страны, какие будут на вас возложены волостным революционным комитетом, но в это время на восточной окраине села застучали винтовочные выстрелы. Подлетел на лошади вестовой… К селу подходила элитная Воткинская дивизия Колчака.

Тревожно ржали боевые кони, привязанные к постоялам, забегали бойцы… Было слышно, как в штабной комнате зуммерил телефон, и Лопатников спрашивал кого- то:

-Сколько их? Ну, хотя бы примерно? Не меньше двух батальонов? Сейчас пришлем к вам на помощь Беспощадный батальон волгарей… Держаться я сказал!

Ко мне подошел помощник командира полка. Склонился к уху и тихо, чтоб никто не слышал, шепнул: -Закрывайте митинг, Григорий Иванович. Белые обходят нас с севера и устанавливают артиллерийскую батарею с востока. Сейчас начнется… Подходят их резервы. Силы неравные. Будем отходить, иначе здесь и останемся навсегда. А мобилизацию проведем после нашего возвращения…

…Авторы книг и мемуаров, на которых я ссылался в начале этого рассказа, не останавливаются в своих повествованиях на таких «мелочах», как красные полки добывали себе ежедневное пропитание, как они рассчитывались с населением, когда брали у него хлеб, фураж, или выводили с крестьянского двора быка. А ведь и в белой и красной армии было еще и повальное дезертирство. Нормальному крестьянину, а не бандиту, война была не нужна. Ему и без нее забот хватало. Но кто бы стал спрашивать его желания? А. Керенский отменил расстрелы дезертиров. «Вздор, - говорил по этому поводу В. Ленин, - как же можно совершить революцию без расстрелов? Неужели же вы думаете справиться со всеми врагами, обезоружив себя? Какие еще есть меры репрессии? Тюремное заключение? Кто ему придает значение во время гражданской войны, когда каждая сторона надеется победить?».

Вот что рассказывали мне жители деревни Гоглина А. Снегирев и Л. Шмидт, со слов своих дедов: «Входила ли к нам белая или красная часть - все в ужасе прятались. На улице в такой час можно было встретить только ненормального человека.

-Где люди?! - спрашивали его.

-В погребах…

И начинались обыски. Без всякого спроса взламывались двери амбаров. Расстреливали тех, у кого находили спрятанное оружие, расстреливали дезертиров, а если их не было в это время в селе, брали в заложники кого - то из членов их семей. Глухой ночью, тайком, женщины запрягали своих коров и ехали то к озеру Глубокому, то к Зубаревскому, то к Кобыльему, чтоб привезти и по-человечески похоронить убитых мужей или сыновей… За неподчинение белым или красным…

-В селе Лиханово, - поведал бывший его житель Кайгородов, - которое тоже не один раз переходило из рук в руки, одна женщина попыталась возмутиться – мол, я только вчера в своем доме целый взвод накормила, а теперь пришли вы, и тоже требуете еды! Когда же это кончится?!

-Ты, контра, кормила вчера белых, а нас, значит, кормить не хочешь!

Женщину вывели во двор. Через минуту там прогремел выстрел…

Сам Деникин писал: «…Грабежи, бесчинства, массовые убийства и расстрелы в захваченных городах, погромы, поджоги, насилия и разрушения… Казаки относились к рейду, как к очередной наживе, как к хорошему случаю обогатиться, пополнив свою казачью казну. Более широкое понимание задач рейда было им недоступно».

…Таковой была гражданская война, полная драматизма, взаимной ненависти и жестокости. Давно ли это было? Еще и ста лет не прошло, а уж какое по счету поколение неотразимо улыбается солнечному миру, и девушки говорят лучшие слова своим парням, уверенные, что ждет их жизнь на каком то по-особому счастливом островке вселенной… Но откройте подшивку районной газеты хотя бы за восьмидесятые годы - и вы услышите голоса тех, кто был живыми свидетелями российских противостояний и бунтов, происходящих на территории Армизонского района. И сегодня никто не даст нам гарантий, что все это вновь не повторится. Где и когда начнётся? Никто не скажет… Но - брат на брата, сын на отца, все против всех, и у каждого своя правда… Это ведь очень нам знакомо. Полыхнуло в Украине - вполне может аукнуться где-то ещё. Если только мы не вспомним… Просто почитайте, послушайте – как это было и что принесло… Для огня достаточно искры, а потушить его – моря не хватит. Если только это не море крови. Государство – это громадная махина, но силы ей дают люди, в том числе и армизонцы. Один, второй, третий разругались, повздорили - затянуло, заволокло окружающих… А вспомнить прошлое, протянуть руку и улыбнуться, увы, почему-то дано не многим…