Она весь день лежала в сердцевине сухого болота, а когда в подлесок стали вползать ночные выволочки, кровь ее наполнилась беспокойством и возбуждением. В сумеречных небесах напористо рассекали холодный воздух птичьи полки, улетающие на юг. В соседней с болотом чаще уже несколько раз раздавался шум и треск. Там опускались на ночлег тетеревиные стаи.
Волчица поднялась и переместилась на край ляги. Держа голову в напряжении, она долго и чутко всматривалась в меркнущую даль перелесков. Ей было хорошо слышно, как свистнула тревогу косуля, как предупреждающе заревел, вторя ей гуран. Они почуяли хищницу загодя, и на широких махах стали уводить свой молодняк в соседний лесной массив. Мягкие прыжки и шорох опавшей листвы под их копытцами раздавались все тише и тише, а вскоре и вовсе сошли со слуха. Начиналась очередная ее ночь. Ночь охоты волчицы.
Стемнело. Перестал стучать топор в ближней деревне, и лишь собаки продолжали ленивую перебранку между собой. Она пружинисто поднялась, потянулась всем телом, и, крадучись, вышла из темноты кустов на чистое. Она стояла там недолго, почти сливаясь с окружающим ее пространством, потом подняла голову к первым звездам. Раздался ее заунывный вой. В болоте тут же зашуршало, и к ней, радостно скуля, заторопились два полугодовалых волка. Это были ее прибылые. Они возбужденно остановились рядом с ней, облизывая ее морду и пытаясь играть. Они были голодны и готовы были последовать за ней сквозь ночь куда угодно. Пусть их повсюду ждет опасность, но если удача им не изменит, то после охоты начнется сладкий пир для всех.
Трех переярков из этой же стаи еще ранней осенью увел старый самец на закат солнца. Время объединяться для них пока не пришло. Добычи в лесах хватает. Куда она поведет свой приплод сегодня? Матерая хорошо знает всю округу на многие десятки верст. Кабанья тропа увела их к потаенному лесному озеру. Там они пили воду, а потом затрусили по равнине в поисках своей первой добычи. Нужный им след они нашли на перекрестке козьих троп.
В феврале, когда снега заглубели, а добычи в лесах стало мало, вожак объединил волков в одну стаю и однажды перед рассветом привел ее к деревне. По высокому снежному надуву, он заскочил на соломенную крышу совхозного коровника и стал ее раскапывать. Обезумевшие от страха животные начали метаться в загоне. Они вышибли ворота и бросились бежать к человеческому жилью, надеясь найти там спасение. Началась безудержная резня. В ночном сумраке метались серые тени голодных опьяневших от крови зверей. Ревела скотина.
На следующий день в пострадавший от хищников совхоз приехал известный на весь район волчатник Николай Пошевин. Он объявил собственную войну стае. Пользуясь капканами, ружьем, стрихнином, он к весне почти полностью уничтожил ее. Но не всю. В начале мая у волчицы появилось новое потомство. Но Николай нашел логово матерой.
Однажды, выслушав всю эту историю от самого Николая, я написал рассказ о беспощадности и одновременно уязвимости волчьей стаи. Я настолько вжился в ткань рассказа, что почти физически ощущал все ее удачи и несчастья. Я попадал в капканы и, калеча ногу, вырывался из них, ел отравленное мясо и потом уходил от привады, шатаясь и падая от бессилия. Глотал на ходу куски снежной корки и отрыгивал съеденное. И наконец, доведенный до отчаяния, я вместе с матерым бросился на охотника, когда он нес в мешке моих волчат, но ему только этого и было надо. Он опустил свою ношу на землю и поднял к плечу ружье.
Я несколько раз публиковал ту волчью историю в различных газетах, но когда прочитал ее черновик жене, у меня на глазах выступили слезы. Оказывается я и сам, за время написания этого повествования, стал кровью, нервами и помыслами своих главных лесных героев.