Власть просторов

...Часа три возился возле мотоцикла: расчеканивал клапана, зачищал контакты, устанавливал момент зажигания, промывал карбюратор. Наконец-то, к вечеру гараж заполнился синим дымком выхлопных газов… Каким сладким показался мне в тот миг запах сгоревшего бензина! Собаки во дворе залились радостным лаем и стали рваться с привязи: поняли - предстоит их лапам скорая дорожка…

-Куда ты, на ночь, глядя?! - закричала мне вслед жена, - Жадность тебя погубит!

Перебивая «тарабарщину» мотора и взбудораженных предстоящим приключением собак, я возразил:

-Не жадность это! А страсть! Власть просторов зовёт! Теперь все ночи будут мои!

-Как это понимать?!

-Пушной сезон начался! Не у телевизора же мне сидеть! Раньше ночи не жди!

…Ах, этот почти наркотический угар в крови, когда хочется вырваться из дома на степной простор! Степь - это поэзия. Она – пьянит, заманивает и заставляет устремляться к неизведанным высям…

Я же устремился вслед заходящему солнцу и в этот миг завидовал самому себе. Собаки едва поспевали за мной. На широких махах неслись вслед мотоциклу. Сотни лебедей на Кокоринском увале подняли над стерней свои головы и проводили нас пронзительными криками. Мотор верного друга четко и уверенно отмерял положенные километры, без всяких «чихов», ворча свои «так-так-так-так»…

Ночь подкралась, когда я, наклонившись над бортом лодки, выпрастывал рыбу из крайней сетки. Последний шторм вырвал со дна озера многочисленные луковицы и корни растений. Цепко сплетенные между собой и капроновой нитью они беспорядочной, но цепкой бахромой были развешены по всему полотну моей снасти. Вытаскивал из ячеи сырые гроздья травы и тины. То, что сопротивлялось, рвал на куски, вытягивал и отбрасывал в стороны. Как награда за труд – частенько проблескивали и освобождались от пут с особой тщательностью крутобокие караси. Лодка беспокойно раскачивалась, а вместе с ней раскачивались и звезды, отражаясь в маслянистом блеске темной воды… Молочное сито поднимающегося тумана рваными кусками заполняло воздух…

Стемнело быстро, и потому узкий проход в камышах не дождался меня. Я просто затащил свою двухкилевую в гущу рогоза, закинул за спину ружье, повесил на плечо рюкзак с добытой пушниной, и, взяв в руки ванну с рыбой, понес ее перед собой. До берега должно быть метров сто… Несколько минут я шел напролом, уверенно раздвигая перед собой плотные слои камыша и рогоза. Но вскоре почувствовал, что глубина воды становится все больше. Так бывает, когда ночь начинает кружить тебя на узком пространстве заросшего камышами разлива, без привычных для тебя ориентиров. Я остановился. Поднял свой взгляд. Увидел сверкание созвездий, определил - где находится восток, и вновь устремился вперед. Но останавливался теперь уж через каждые пять шагов. Проверял положение планеты, которая подсвечивала мне дорогу тусклым ровным огнем. Она двигалась справа, в одном со мной направлении. Наконец идти стало легче, камыш поредел… Вот и тропа с заломами, что делал с вечера. Собаки, услышав шаги, радостно повизгивали, а затем закружили вокруг меня… Погрузился! Только вот мотоцикл возвращаться домой и не думал! За семь лет беспощадной эксплуатации, он успел превратиться в груду капризного железа… Два дня назад вздумалось заглохнуть за полтора километра до села. И только, когда я протащил его на себе с полверсты, движок снова ожил, как бы напомнив мне старую русскую поговорку: «Любишь кататься, люби и саночки возить». Что случилось в тот раз – я так и не смог понять. Может быть, по той простой причине, что в «Урале» было изношено абсолютно всё? Железо устало от грязи, сырости, и того предельного напряжения, которого от него требовали сибирское бездорожье и моя неуемная страсть к бесконечным походам. Его давно было пора отправить в переплавку, но я все еще пытался что-то выжать из служившего долгие годы транспорта. Вот и сейчас, в тягучей тьме, подбадриваемый комарами, при свете фонарика целый час маялся с заводкой… Бесполезно… Когда-то верный мой помощник и ключик к удовлетворению простых мужских утех, связанных с охотой и рыбалкой, неподвижно остывал на ветру. Я вдыхал запах бензина, чувствовал тяжесть сырой одежды на усталых плечах… И опять двадцать пять! Вновь проверял зажигание, подачу бензина, даже пытался растолкать тяжелый агрегат, тратя на это бесполезное занятие свои последние силы. Собаки смущенно посиживали в сторонке, и изредка попадавший на них косой луч фонарика высвечивал во влажных глазах сочувствие и понимание момента… Бранил себя и ночь, зарекался, что брошу этот проклятый промысел… Наконец, оставив в люльке ванну с рыбой и спрятав рюкзак с патронами и пушниной в гуще высокой травы, ушел навстречу тягучей тьме…

За всю дорогу до села я не позволил себе ни разу присесть. Уже смутно темнели по моему ходу деревенские дома, когда что-то заставило оглянуться… В ночном небе плавно набирала высоту ракета. Купол белого света расширялся, рос, поднимался в зенит. Мощная струя огня толкала перед собой невидимое тело в бесконечную темноту космоса. Но вот отработала ступень. Пламя погасло, и ракета превратилась в розовую звезду, которая замелькала среди созвездий Зодиака. Полыхнула красным факелом падающая оболочка. Следы инверсий стали распадаться на широкие белые хвосты. Они становились все шире, но не могли закрыть собой созвездия… И сквозь этот прозрачный дым знакомо и победно продолжал сквозить размашистый росчерк Кассиопеи. На ум пришел брошенный мотоцикл, и я утешил себя тем, что ракеты и те не всегда бывают послушными людям - падают, не достигнув заданной им траектории.

В два часа ночи был дома. Все крепко спали, не сумев расслышать звуков моего возвращения. А устал я так, будто меня весь день гоняли по высоким горам упорные волки. Пока мыл руки и пил чай, продолжал чувствовать себя в ритме погони… Искал оправдание своему образу жизни. Все эти затраты психической и физической энергии, конечно, необходимы человеку. Понятно, что труд настоящего промысловика огромен, и достоин не только уважения, но и хороших гонораров. А уж какой я там промысловик? Налетом, набегом после основной работы… Это давало лишь скромнейший приварок к семейному бюджету, но зато - некоторое ощущение причастности к мужскому делу. И не только… Однажды жена, заметив с каким трудом я восстанавливаюсь после очередного похода, спросила:

-Если все это так трудно, может, стоит бросить?

-А о чем же я тогда буду писать? - резонно заметил я.

Действительно, большая часть миниатюр повествует о приключениях во время моих бесчисленных кочевий по родному краю. И от этого я точно не откажусь…