Пасынки судьбы России

Конец октября 1919 года стал началом проклятия для Сибирской армии А. Колчака. Полевые дороги Армизонья в эти дни, после месячного затишья, вновь превратились в театры ужаса и смерти. По 55-ой широте, на восток страны, шли колонны усталых людей. Это были пасынки исторической судьбы России...

Они открыто ехали в бесчисленных подводах, грели руки на кратких стоянках возле полевых костров, зябко прятали руки за отворотами шинелей в секретах… Всех их ждал невеселый выбор: сдаться на милость победителям, быть оставленными отступающими войсками в переполненных лазаретах, или уходить к тающим во мгле горизонтам. Уходить от красных, и все дальше и дальше от своих очагов. Тысячеверстная Великая равнина, окутанная туманами, поглощала их своими безмерными пространствами. Для самых упорных из них оказался открытым только один путь - пройти весь материк, но не в качестве первопроходцев, а в роли изгоев империи.

Октябрьским полднем усталый людской поток в полной армейской выкладке запрудил половскую улочку… Деревня затихла, не раздражая изнуренную переходом пехоту ни лаем собак, ни любопытными взглядами ее обывателей. За солдатами тянулся обоз… Фыркали, чавкали копытами кони, скрипела упряжь, ездовые с ленивым любопытством рассматривали крытые тесом раскольничьи дома, палисадники с красной рябиной, плотно прикрытые занавесками окна…

В центре деревни направляющие повернули в проулок. Полк вышел на полевую дорогу и остановился. Подполковник Меньшиков, сидя на смугло-золотистом дончаке, поднял к глазам бинокль. В замыленном ненастьем горизонте расплывчато маячили крыши волостного центра. Огибая озера, в его сторону вилась открытая всем ветрам полевая дорога. Она была пустынна.

-Калмак представляет более удобную позицию для привала, - заговорил подполковник, обращаясь к начальнику штаба капитану Винокурову, - село стоит на возвышении и подходы к нему хорошо просматриваются. Но до него еще топать и топать. Думаю, часа два с половиной, не меньше, а пожилые солдаты уже и так валятся с ног. Как думаете, капитан, а не дать ли нам людям передышку?

-Надо дать, Вадим Иванович…

И тотчас над колонной разнесся зычный голос:

-Во-о-о-льно! Три часа на отдых!

С каким нетерпением ждали люди этой команды! Просветлели лица у верховых, пешие, едва отойдя в сторонку, валились с ног… Офицеры скороговоркой отдавали распоряжения. Телефонисты торопились соединять штаб полка с секретами. Две телеги быстро освободили от грузов. На одной из них, с двумя нижними чинами, укатил на юг охранять лихановскую дорогу младший унтер-офицер Бабочкин. Один из сопровождающих его солдат, свесив с подводы ноги, на ходу разматывал катушку с телефонным проводом. Контролировать северный проселок уехала группа фельдфебеля Романова.

В пять минут вся деревня превратилась в разворошенный муравейник. Солдаты ходили по дворам, громко стучались в двери, требуя поделиться съестными припасами. Началось - потянулось томительное ожидание общего обеда… Отвечая этим надеждам, возле одного из костров вскоре истово засуетился со своим помощником повар Назаров, закладывая в котел добытое фуражирами свежее бычье мясо. Но не прокаркал, а будто прохрипел в небесах ворон, и начальник первой роты поручик Ганчиков, до сей поры не отличающийся особым суеверием, проводив беспокойным взглядом вещую птицу, подошел к коноводам и тихо, но властно предупредил:

-Лошадей не расседлывать!

Он мог бы и не напоминать - никто и не думал этого делать. Все хорошо знали, что красные разъезды неотступно следуют по следам белого воинства.

…Иосиф был кадровым офицером и, как мог, старался скрыть свою усталость. Среди неустроенности, которой сопровождалось уже семидневное отступление от берегов Тобола, внешне он выглядел почти образцом несокрушимой уверенности в положительном исходе дела. Он остановился возле скошенного усталостью пожилого солдата из второго взвода. На лице Никиты Изосимова читалась ещё и общая подавленность… Он сидел, привалившись спиной к стволу тополя, винтовка его, с примкнутым штыком, стояла рядом…

-Пошли поближе к костру, солдат…

-Да, вашблагродь, мне туточки посподручнее…

Савелий Шабалин, ординарец поручика, сам из местных половских двоеданов, остановился рядом с ними. Лицо его выражало крайнее нетерпение…

-Савелий, знаю, что ты сейчас попросишься на свидание к семье. Ладно - отправляйся в свой дом, но с пустыми руками постарайся не возвращаться. Не забывай о своих товарищах. Почаевничай - и пулей обратно! - строго наказал Ганчиков своему ординарцу и направился к одному из костров. Изосимов, сутулясь и на ходу поправляя пояс, всё же двинулся следом за офицером.

Подсели к огню, клацнули сталью штыки, сцепившиеся в козлах винтовок. Вокруг огня уже сидело пятеро стрелков из первого взвода.

-Садитесь рядом с нами, господин ротный.

Весь вид истомленных солдат говорил, что им сейчас далеко не до парадов. Обувка у всех была в грязи и пропитана влагой, у некоторых расходилась по швам. Один из сидящих, Василий Шаврин, в слезах от едкого дыма, пристроившись на березовом швырке, переворачивал хворостинкой на краю огня картофельные клубни.

-Что толку теперь сожалеть об том… Что упало - то пропало, - незлобиво спорил он с соседом.

-Как же не пожалеть?! - с горячностью возражал ему второй солдат, с крупными как у лошади губами. - Царя убили! Церкви закрывают! А нас русскую, титульную нацию, гонят, куда ни попадя! И конца этой канители не видать…

Иосиф немного сдвинул в сторону на бедре кобуру револьвера и с облегчённым вздохом тоже присел рядом со всеми на край бревна.

-Сожаление - самое бесполезное занятие, - негромко бросил он короткую фразу, будто размышляя с самим собой. - А удача русского солдата всегда была переменчивой…

-Это происки сатаны! - убежденно заговорил по-цыгански смуглый солдат, с коротенькой черной бородкой. Он сидел напротив Иосифа, протянув озябшие руки к огню…

-Ну, ну - говори дальше! - попросили его.

-Люди перестали жить по Христу! Отсюда и все наши беды. Так всегда было, когда люди начинали забывать Бога.

-Это вы псаломщик из Лиханова? Николай Чуркин - не так ли? - спросил его Иосиф. - И считаете, что все теперь пойдет по закону неизбежности?

-Да! И теперь всех нас может спасти только чудо Господне!

Тренькая шпорами, к костру подошел прапорщик Булыгин. Он склонился к уху Ганчикова и заговорщически сообщил:

-Телефонировали с северного поста… Уже наблюдают конный разъезд красных… Боюсь, что нам не дадут здесь долго задержаться.

Еще не был готов обед, когда воздух вдруг вздрогнул от дальнего выстрела. Пропела над головами злая пуля, и тут же раздался звук металлического удара… Лица солдат напряглись и побледнели. Одни рывком кинулись к пирамиде с оружием, другие, вскочив, растерянно и беспомощно озирались по сторонам… Через минуту среди возникшего галдежа голодного люда, тревожного ржанья лошадей, перекрывая шум ветра, раздалась чья-то переливчатая команда:

-В ружье! Всем рассредоточиться!

-Твою такую-то и растакую мать! Братцы! Котел с варевом пробили! Как целился, гад краснопузый! - послышался суматошный крик повара. Но людям уже было даже не до еды…

Бледный офицер с винтовкой в руках, со злыми глазами, стоял среди толпы не желающих выполнять команду солдат. Шум увеличивался... Говорили наперебой, все больше накаляясь:

-Сколько можно?! Надоело бегать зайцами! Не пора ли пойти на перемирие с большевиками?!

-Молчать!!! Хотите, чтобы с вами разбирались в ВЧК?! Там разговор короткий будет! К стенке!

-А это что еще за притча такая?

-Расшифровывается очень просто: "Всякому человек капут"…

Напряжение чуть спало, но тут же от края села метнулось криком:

-Большевики наступают!

-Где?

-За увалом разворачиваются!

Полк не принял боя…

…Половчанина Савелия провожала молодая женщина с добрым, хорошим лицом. Она плакала, обнимала и крестила его:

-Буду ждать тебя!

-Вернусь обязательно, Маша…

И вновь тронулся обоз… Застучали втулки, заскрипела упряжь. На последней телеге, что-то смазывая на ходу и приглушённо бранясь, продёргивал пулемётные ленты в станкаче подпрапорщик Новоселов. Обгоняя обоз, пошла пехота, чтобы скрыться в степи. Ветер бил ей в лицо, протяжно подвывая на штыках…

…Костёр еще чадил, когда к нему неспешно подъехало пятеро верхоконных. Это был красный разъезд. Один из всадников - Николай Хмелев - спешился, пошевелил костер палкой, достал из него недогоревшую головню и прикурил папиросу… Довольно пыхнув сизым дымком, он, победно глядя на своих товарищей, улыбнулся:

-Ну вот - прогнали беляков одним выстрелом! Обошлось на сей раз без единой капли крови… Вишь - только обедни их лишили! Учись Ваня, - похлопал он бедру одного из своих товарищей, - стрелил один раз - и дело сделано. Смазали себе пятки колчаки! Как говорится, пуганая ворона, она теперь и куста боится.

-Ты смотри, как торопились - даже два ящика с патронами оставили!

-А зачем они им сейчас те патроны. Еще лучше, если б они нам котел с мясом оставили…

…90 лет спустя, там, где догорал тот давний костер, стоял половский старожил Петр Михайлович Юревич. В этот день старик рассказал мне несколько давно забытых людьми эпизодов гражданской войны. Эту историю он мне поведал со слов ординарца Шабалина - Савелия, который в ноябре 1919, после ранения, вернулся на свое постоянное место жительства, в деревню Полое. Судьба была милостива - прошел он и ту дорогу в никуда, не расстреляли его и в 37-ом...