Вечная грань

Учитывая то, что для подавляющего большинства основным источником доходов остается заработная плата, а для пожилых людей – пенсии и социальные пособия, материальное благосостояние стало едва ли не главным, едва ли не единственным мерилом нравственного уровня личности. О духовности по-прежнему говорят много, подчас слабо представляя себе, что именно духовная культура и есть самое значимое достояние человека. Однако грань между материальными и духовными ценностями все еще остается непреодолимой преградой.

Изучая сущность классовых противоречий, свойственных России на всех этапах исторического развития, аналитики привычно ищут в них некие политические мотивы. А ведь в действительности все обстоит гораздо проще. Копаясь в многочисленных архивных документах времен 30-х годов, я, например, пришел к неожиданному выводу: бедняки отнюдь не испытывали к зажиточным крестьянам (кулакам) классовой ненависти. Все это от лукавого.

Была обычная, банальная зависть бедных к богатым. Раскулачивание обернулось по сути узаконенным грабежом, уничтожившим веками формировавшийся на селе крестьянский уклад жизни.

Противостояние бедных и состоятельных было, есть и будет, пока существует среди людей разница в материальном достатке. Не секрет, что существующая ныне прослойка доморощенных предпринимателей, большая часть которых формирует свой капитал за счет умения эффективно работать, не пользуется добрым отношением части населения, едва укладывающейся в пресловутый «прожиточный минимум». Никаким классовым антагонизмом тут, как говорится, не пахнет. Известная сентенция «кто не работает, тот не ест» просто и ясно объясняет суть противоречий.

Бедняк из прошлой эпохи – это человек, в силу каких-то обстоятельств не способный прокормить свою семью. Неумение или нежелание работать, слабое здоровье и т.д. – причин может быть сколько угодно. Сегодня бедняков как будто нет – есть малоимущие. Постоянная нужда определяет понятие «малоимущие», т.е имеющие меньше, чем требуется для нормальной жизни. Между тем данное обстоятельство не охлаждает пыл монополистов или вступивших в сговор торговцев, взвинчивающих цены для извлечения сверхприбылей. В результате хлеб, например, подорожал относительно среднего автомобиля (ВАЗ-2105) в пять раз, а проезд на общественном транспорте – в 8 раз.

Конечно, в современном понимании бедность – понятие относительное. Нет загородной дачи, шикарного автомобиля, заморских деликатесов на столе – значит, бедный. В то же время подавляющее большинство наших «бедных» имеет жилье, а в квартире свет, водопровод, отопление, книги на полке и какой-то (пусть незначительный) счет в банке. Да и умерших от голода вроде как не видно. Чаще приходится наблюдать «прибедняющихся», рассчитывающих на исконную черту русского характера – благотворительность, которая (есть и такое мнение) не имеет сегодня узаконенного права на существование: дескать, в нормальном, развивающемся обществе социальные проблемы решаются государством, а не унизительными подачками. С этим трудно не согласиться. Но, как и многие правильные суждения, такая позиция основана на идеальном представлении о положении вещей.

А мы живем в реальном мире. И вот что я вижу, например, в «предбаннике» одного из супермаркетов в Урае (здесь что ни лавка, то непременно супермаркет) почти ежедневно сидит на полу жалкого вида человек с шапкой в руке. Руки, ноги, голова – все у него на месте. Ему бы работать, как все нормальные люди. Ан нет, с шапкой интереснее, и дневной сбор, оказывается, выше, чем ставка у инженера. А в других больших и малых городах России разве мало встречается играющих роль нищего с плакатами на шее «Помогите на операцию!», «Дайте, люди добрые, на хлеб!».

Очевидно, самим Господом Богом заложено в наши гены – любить нищих. Еще в «Поучениях» Владимира Мономаха сказано: «Будьте отцами сирот, не оставляйте сильным губить слабых, не оставляйте больных без помощи». Не о значимости подаяния тут речь, а о доброте, сопереживании, а это понятия разные. Жертвователи, не дожидавшиеся, когда у них попросят, по велению души дающие деньги тем, кто в них нуждается, совершали своего рода таинство, искренне веря, что нищие будут молиться именно за того человека, от которого получили помощь. Известно, что сам царь по праздникам обходил тюрьмы и собственноручно раздавал милостыню. Получалось как бы взаимное благое дело: материальное – для просящего, духовное – для дающего. Но вопрос не в этом, вопрос в другом: почему мы вынуждены говорить об этом сегодня?! Ведь мы же относимся к числу едва ли не самых богатых стран мира! Видная фигура на большой арене Земли и нищий под забором – как можно совместить эти два не сообразующиеся образа?

Милостыня бывает подчас вредна; бездумная филантропия не только не противостоит тому или иному социальному злу, но часто порождает его. Не случайно именно ущербное милосердие, возведенное в ранг национальной традиции, породило класс профессиональных нищих. Мужик с шапкой в центре современного города, без всякого сомнения, мог бы относительно безбедно прожить на пенсию и государственные пособия. Даль когда-то назвал нищенство «общим недугом больших городов». История свидетельствует, что карательные меры в данном случае не имели успеха. В Англии, например, за бродяжничество наказывали плетьми и отрезали верхушку уха. Казалось бы, жестокое наказание, но оно не дало результата. Впрочем, загадки тут нет; на любом этапе развития общества, социально-экономических отношений, создающих полярное разделение людей на бедных и богатых, класс нищих заявляет о себе протянутой рукой. Такова диалектика. Обостренная сущность ее законов особенно имманентна сегодняшнему рыночному состоянию России.

В одном из магазинов Москвы я как-то наткнулся на отдел, где бойко торговали муляжом: искусно сработанные култышки с запекшейся кровью на голой кости, резиновые наклейки, точно копирующие страшную, незаживающую рану, и многое другое, специально изготовленное для тех, кто попрошайничает в метро и прочих людных местах, провоцируя убогостью жалость прохожих, а следовательно, желание поделиться содержимым кошелька.

Время, принесшее России перестройку, реформы и деградацию нравов, стало роковым и для филантропической идеи. В известной книге «Архипелаг ГУЛАГ» Александр Солженицын писал: «И куда же делась эта русская доброта? Ее заменила сознательность». Благотворительность постепенно, но неуклонно теряет свой изначальный смысл. Ее все чаще стали заменять оговорками типа «бесплатно сегодня только вороны летают» или что-то там о сыре в мышеловке. На повестке дня – меры по борьбе с нищетой, стремительно перерастающие в борьбу с нищими. Бродяжничество объявлено социальным злом, граничащим с предательством идеалов современного культурного общества. От благотворительности никто не отказывается, но по-прежнему не определены ее этические нормы. Старые традиции мы утратили, а переносить западную модель в свою практику нам мешают как культурные различия, так и духовный менталитет.

Бывает, листаешь газеты и видишь, как сплошь и рядом меценатами, т.е. состоятельными людьми, щедро делящимися богатством с бедными, называют предприимчивых дельцов, оказывающих спонсорские услуги… в обмен на рекламу своих компаний. Благотворительные фонды не пользуются доверием потому, что они безотчетны, как, впрочем, и организации, занимающиеся «гуманитарной помощью». Какие чувства надобно испытывать к так называемым бомжам и безработным, коих сегодня пруд пруди? Как относиться к ним, если в обществе не сформировано определенного взгляда как на благотворительность вообще, так и на людей, которые в ней нуждаются?

Независимые эксперты утверждают, что в настоящее время в России насчитывается около трех миллионов бездомных. Причем плачевна ситуация на сей счет не только в мегаполисах, но и в небольших городах. Говорить о возможности духовных скрепов в таких условиях – значит, впустую сотрясать воздух. Нищета и благополучие никогда не свяжутся в один крепкий узел, потому что между ними проходит вековая грань борьбы противоположностей. Помните поговорку: «Сытый голодного не разумеет». Эта поговорка ходила в народе и при Иване Грозном, и при Петре Первом, и при Ленине, и др. Так когда же все-таки сытый уразумеет голодного?