Тюменский художник Игорь Рязанцев придумал и запатентовал новую технику. Свои картины он пишет... шприцем с акриловой краской
Предчувствие, чутье культурное подвело впервые… «И человек, который мазюкает краской из шприца, еще смеет называться художником? – ворчала и бубнила я по дороге в мастерскую. – Да это просто шарлатан, виртуозный пиарщик в искусстве…» Уже полчаса спустя, густо заливаясь краской и извиняясь (про себя, естественно), во все глаза смотрела на то, что тюменец Игорь Рязанцев (можно просто Rene Reza: французское имя Rene – заново рожденный, Reza – первые буквы фамилии моего героя) выставлял на импровизированном мольберте.
Да, дорогие, это не привычная, милая и тихая классика, а яркое современное искусство. Это филумизм – «поженившиеся» техника и философия, когда картины пишутся выдавливаемой из медицинского шприца, а потому кажущейся «вальсирующей», акриловой нитью, которая есть – часть замысла Всевышнего…
А «пиарщик себя самого» из Рязанцева и впрямь вышел знатный. Только так, видимо, и нужно действовать современным мастерам холста и в данном случае шприца. Он более двадцати лет шел к тому, чтобы сказать новое слово в мире художников. Сомневался, портил дорогие материалы, прежде чем стало получаться что-то путное (начинал вообще с оргстекла, зашнурованного нитками), но все-таки верил в конечный успех! По-хорошему завидую тем, кто бросается в авантюры как в омут с головой и благополучно выныривает с заветной наградой.
– Я родился в доме над магазином «Огонек» на улице Профсоюзной, рядом с Загородным, теперь уже Александ-ровским, садом. Себя помню с трехлетнего возраста. Именно тогда отец стал делать попытки научить меня рисовать. Он сам мечтал стать художником… А вообще у него очень интересная история. Его семья жила в частном доме в том месте, где сейчас куча ювелирных магазинов – это самый центр Тюмени. Его отец, мой дед, вернувшись с войны, быстро угас от боевых ран, а мать как врага народа посадили на десять лет. В 12 лет Володя Рязанцев остался один… По соседству – скульптор, у которого папа часто пропадал, там же столовался…
Когда мне исполнилось девять лет, родители практически насильно утащили в художественную школу имени Митинского. Выбор, кстати, был небольшой: либо балетный класс (бальные танцы преподавала соседка тетя Аля), либо «художка», о чем, как уже сказал, мечтал папа. Кстати, в своем намерении он утвердился еще больше, когда однажды домой с улицы меня привел дяденька милиционер – что-то мы натворили с мальчишками во дворе.
В общем, учился я в третьем классе, а в «художку» записывали с четвертого, но меня все равно приняли в подготовительную группу.
– После школы все по накатанной: художественное училище и…
– Вот и нет. В «репинку» (Санкт-Петербургский государственный академический институт живописи, скульптуры
и архитектуры имени Ильи Репина) или «муху» (Санкт-Петербургская государственная художественно-промышленная академия имени барона Штиглица) поступать даже не пытался. Смотрите сами: из 50 мест 15 отдадут союзным республикам, 20 – «своим», для остальных ничего и не остается… А ведь люди десятилетиями туда поступали и поступают!.. Я пошел на истфак Тюменского госуниверситета, чтобы уже потом, имея за плечами основное высшее образование, спокойно взяться за получение художественного. Правда, когда учился в универе, попутно занимался в художественном научно-реставрационном центре имени академика Грабаря.
– История-то пригодилась в жизни?
– Суть моих картин не на пустом месте возникла. Даже философы говорят, что они далеко не банальны.
Когда крутился в Москве, кое-какие работы пытался выставлять в галереях…
– Что тогда писали – пейзажи, портреты?
– Я не портретист и не пейзажист. Выставлял, чтобы понять, что нужно людям, как они реагируют… И был недоволен: все – плагиат! Да и художником себя тогда не называл. Так, обычный рисовальщик. Помню, попал на выставку Михаила Шемякина. Вокруг – серость, замшелость, обыденность, от соцарта уже воротит. А тут – человек с разноцветной «бомбой». Не понимаю, почему его запрещали в СССР: ничего противозаконного, только яркость. Вот тогда заразился современным искусством, и толкали меня вперед слова Шемякина: «Здесь самое главное – кто первый сказал «мяу». Если не соврать, что-то свое, оригинальное я придумывал лет двадцать…
– Прямо напрягал мозги?
– Покоя не давала мысль оправданно стать миллион первым художником. В то время я работал заместителем директора в крупной строительной фирме – должность приличная. Бросить все ради живописи в моем возрасте непросто. Но бросил. Домашние, конечно, отнеслись отрицательно. Многими вещами, квартирой, например, пришлось пожертвовать. Сейчас уже видно: не зря!
– Что такое филумизм?
– Это слово родилось от латинского filum – «нить, волокно». Я не меняю каноны и законы живописи. Женское лицо – это женское лицо, цветок – это цветок… Только исполняю их в особой технике – акриловыми красками, выдавлива-емыми из шприца.
– До вас такое пробовали?
– Нет! В 2011 году я получил патент на технологию, чтобы потом никто не объявил себя новым родоначальником филумизма. Вон Пикассо и Брак всю жизнь конфликтовали из-за кубизма… Сейчас многие люди по всему миру хотят иметь картины, выполненные в моей технике. Шесть работ есть в Нью-Йорке. Есть они в Париже, Праге, Москве, Питере, Екатеринбурге, конечно, Тюмени…
– Как о вас заказчики узнают?
– Самая лучшая реклама – сарафанное радио. Когда-то я много тратил на собственную раскрутку. Сейчас мои картины работают на меня. Начинал с закрытой галереи в Екатеринбурге. Первый раз, когда показал фото, меня не поняли и даже выгнали. Удача улыбнулась позже – работы взяли без очереди, прямо на выставке купили две из них,
на интервью приехало шесть телекомпаний, пригласили на передачу на радио.
– Техника ваша довольна молодая…
– Ей два года. За это время создал около 50 «нитяных» картин.
– Давайте к работам перейдем. Что это такое яркое на стене?
– Одна из любимых картин, которая не продается, – «Автопортрет» с шестью пальцами. Она говорит о том, что человек – простое-непростое существо, он «писан» теми же красками, что и мир вокруг. Ты думаешь, что все знаешь заранее? Только на десять процентов. Ходы заранее записаны на гигантской шахматной доске судьбы. Случайностей нет. Все взаимосвязано. Так не проще ли жить дружно, подстраиваясь под окружающих – мы должны быть как кусочки пазла…
Еще одна «любимица» – «Зеркало», за которое два года назад мне давали миллион рублей. Не отдал, потому что не повторить. Здесь молодая девушка с обожанием смотрит на свое отражение. Это моя дочь Лена. Как же мы любим себя в молодости! Как ухаживаем за собой! С возрастом же плюем и жирнеем, лысеем – дурнеем в общем. Этой картиной хочу сказать зрителям: не живите только лишь вчерашним или завтрашним днем, наслаждайтесь минутами в настоящем!
Вот «Распутин». Оригинал написал за три недели. Копию для музея Марины Смирновой в Покровском делал полтора года… Здесь кроме акрила использовано сусальное золото. Григорий Ефимович жил в золотое для России время!
– Смотрю, вы любите короткие названия, да и сами работы у вас предельно лаконичны…
– Именно так!
– А сколько шприцев тратите?
– От двухсот до нескольких тысяч! На портрет Жириновского, например, что висит у него в приемной, ушло две тысячи шприцев.
– В местных аптеках вас уже, наверное, узнают?
– Заказываю материалы сразу на базах (смеется).
– А что сейчас на мольберте?
– Частные заказы – портреты к юбилеям, праздникам… Очередь на полтора года вперед. Даже нет времени, чтобы поработать для себя, сделать что-то философское. Надеюсь, найду «окна» – мыслей накопилось очень много!
Автор: Ирина НИКИТИНА