Ленинградский сибиряк

27 января – День снятия блокады города Ленинграда – для него всегда был особым.

Так уж устроен человек, что чем старше он становится, тем пристальнее его взгляд в детство, в своё начало. А начало начал – родительский дом.

– Вот это точно, родительский дом всю жизнь согревает. Я часто вспоминаю давние годы. Но нет в моём детстве родительского дома. Война снесла его, лишила меня отца и матери, – говорит Геннадий Александрович Сергеев. Мы ведём с ним неторопливую беседу в уютной комнате его квартиры в райцентре. Рядом жена Анфуза Ефимовна. Она держит в руках семейный альбом.

Геннадий Александрович подаёт мне лист:

– Это важный для меня документ. Читай.

Читаю: «Сергеев Геня Александрович, год и место рождения – 1935, г.Ленинград. Постоянное место жительства: г.Ленинград, Кр. Текстильщи-ков, 9-11, кв. 84. Прибыл 29.11.1941 г. из детсада № 19. Проживает в Омской области, Тюменском районе, д.Ембаево. Сведений о родителях не имеется. Учётная карта составлена 18 мая 1942 года».

– Вот в этом документе всё моё детство. Сибиряк я, но ленинградских корней. Вот так война моей судьбой распорядилась, – вздыхает Геннадий Александрович. Потом рассказывает:

– Отца почти не помню, наверное, он погиб. А вот мама в памяти всегда. Помню, как летом сорок первого всех ребят нашего детсада и нас с братиком моим Витей усадили в вагоны и повезли. Мама, провожая, плакала и твердила: «Потерпите, это ненадолго». Брат был младше, потому я его от себя не отпускал. Привезли нас в деревеньку под Ярославлем, но через несколько месяцев, снег уже был, в небе появились немецкие самолёты, начались бомбёжки. Мы в слёзы, страшно. Нас усадили в сани и на лошадях повезли к железной дороге. Укутали, зима ведь. По пути – опять самолёты, опять слёзы. Я только Витьку к себе крепче прижимал. И только: «Мама, мамочка!»... В теплушках ехали тоже под бомбёжку. Помню, тряхнуло сильно, несколько ребят упали с верхних полок, и всё – смерть. Сколько слёз было! А как пить хотелось, но воды не было, болты железные мы лизали...

Сказали нам, что везут в Сибирь. Из Тюмени доставили в Ембаево. Как по-доброму тут нас встретили! Это тепло до сих пор помню. И еду принесли, и тёплую одежду, и одеяла. Говорили по-своему, село-то татарское, но доброта была без слов понятна. Как они нас жалели! Перезимовали мы, обжились. Летом выручали подножный корм, грибы да ягоды.

Учились, помогали по хозяйству, а оно имелось в детдоме. Научились понимать по-татарски. И всегда радио слушали, ждали вестей с фронта. Ждали конца войны. Долго ждали... О доме мы с братом часто вспоминали, а уж о маме...

Геннадий Александрович замолкает, отворачивается к окну.

Радостным был День Победы. И уже летом за ребятами стали приезжать родители. Один из счастливчиков, держась за мамину руку, сказал Генке:

– В Ленинграде обязательно встретимся!

Генка согласно кивнул. Но... Но не пришлось этой встрече состояться. Никто не приехал за братьями. Значит, отец погиб на фронте, а мать умерла в блокаду. Оставшихся ленинградцев перевели в детдом Ярковского района. Геннадий Александрович рассказывает:

– У нас в хозяйстве были лошади, коровы, так что сено косили, дрова на лошадях возили.

Огород имелся. Крестьянами росли. Рыбу в озерке ловили... Потом меня отправили в Ишимское ремесленное училище. Закончил его ударником и был направлен в Тюмень на завод «Механик». Брат из детдома уехал в Свердловское ремесленное училище, после окончания там и остался работать. Сейчас там же живёт. Оба отслужили в армии, всегда переписывались, а теперь, в старости, перезваниваемся.

В конце пятидесятых друг убедил меня ехать в село, мол, у нас в Исетске много работы, да и вокруг приволье. Здесь я устроился на хлебоприёмное предприятие, закончив учёбу в Томске на сушильного мастера. Здесь женился. В Исетске мы уже старожилы. Дочь с семьёй живёт в Тюмени. Три внука у нас, правнуки есть. Много лет работал на ЛПДС, теперь – пенсионер. Есть время для раздумий, часто вспоминаю наш дом в Ленинграде, речку неподалёку, детсад, ребятню в белых панамках... И маму... Если бы не война...

Если бы... Она всю его жизнь перечеркнула. Боль в сердце живёт, и война всегда в памяти.

Геннадий Александрович с горечью говорит:

– Знаю, что пережившие блокаду получают добавку к пенсии, мне же она не положена. Нет у меня льготы. Писал я, ответили, что нескольких месяцев не хватает для того, чтобы признать нас с братом блокадниками. Обидно, но таков закон.

Полистали мы альбом с фотографиями, тут и семья брата представлена.

– Мы с ним мечтали съездить в Ленинград, посмотреть на свой дом, по улицам детства пройтись, да нет, думаю, нашего дома, и кто нас там ждёт. А ведь, наверное, и родня была, – говорит Геннадий Александрович.

…У нас в районе в годы войны было семь детских домов для детей блокадного Ленинграда. О каждом есть информация в книге «Согретые Сибирью».