Казенный конверт

Тысяча девятьсот сорок первый год. Фашисты рвутся к Москве. Далекое сибирское село. Все трудоспособные мужики ушли на фронт.

В селе, кажется, все по-прежнему: так же разноголосо по утрам поют петухи, мычит и блеет, пыля улицей, деревенское стадо. Те же небо и озеро, деревья и дома. Только редко слышатся смачные мужские возгласы. Не укладывается в голове, что где-то там, далеко, под этим же небом рвутся снаряды и бомбы, свистят пули и почти каждую минуту обрывается чья-то жизнь.

В июле - первая похоронка: погиб смертью храбрых боец-пехотинец Дмитрий Хохлов. Всем околотком ревели бабы, оплакивая гибель солдата, разделяя горе семьи Дмитрия. С этого дня вся деревня стала жить с мыслью, что вот принесут эту страшную весть в дом. Когда привозили почту, все с тревогой ждали почтальонку. Бабы определяли: если почтальонка идет быстрым шагом, с поднятой головой, значит, кому-то в деревню пришла хорошая весть: живой солдат. Если она шла медленно и с опущенной головой, ждали беды: к чьей же избе свернет она? Провожали ее ненавидящими взглядами, хотя понимали, что она здесь ни при чем.

Никитины - Толька семи лет и четырехлетний Витька - играли с ребятишками недалеко от своего дома.

К ним подошла почтальонка, позвала Тольку. Не поднимая глаз, протянула казенный конверт. «Толя, вот передай маме», - всхлипывая, промокая глаза кончиками платка, пошла. Толька какое-то время держал бумагу двумя руками, молчал и глядел на нее. Ребятня, присмирев, смотрела на Тольку. Он близоруко поднес конверт к лицу, через какое-то мгновение вскрикнул и побежал домой. Витька, младший, - следом за ним. Ребятишки тоскливо смотрели им вслед. Кто постарше, понимали: в семью Никитиных пришла беда.

Толька бежал домой, конверт держал на вытянутых руках, обливаясь слезами, падал на пыльную дорогу, вскакивал и бежал к своему дому, где он родился, где его подбрасывал вверх на руках веселый и сильный отец.

Матери дома не было, она работала в поле на сенокосе. Дома была бабушка Наталья. Мудрая старушка встретила детей: «Толенька, что с тобой, милый ты мой, ты весь в пыли, успокойся, родной мой!» Толька плакал, Витька начал вторить ему, ничего не понимая в свои четыре года. Успокоив детей, положив маленькую Нину в зыбку, баба Наталья взяла эту страшную стандартную бумагу и положила на стол в горнице, зажгла свечку. Тольку с Витькой напоила водой, настоянной на шафране, умыла водичкой с угольками, взятыми из печи.

Бабе Наталье еще предстояло встретить дочку свою с этой горькой вестью. Фрося приехала с поля, когда на дворе были сумерки. Зайдя в дом, увидев свечку, сразу все поняла. «Но кто?» - пролетел в голове вопрос, - «Федя или Иван, брат или муж?» Иван! Фрося упала грудью на конверт, лежащий на столе, как будто это был ее белокурый, кудрявый Ваня, и завыла. «Пореви, пореви, родна моя, легче станет», - говорила баба Наталья, поглаживая по голове Фросю. А в сорок четвертом погиб и Федор.

Еще десятки таких извещений, похожих друг на друга, как издалека похожи солдаты в шинелях, принесет почтальонка в дома и избы села. Сколько горя и людских страданий разнесли эти стандартные бумаги. Представьте себе, что пережили баба Наталья и Фрося, получив это извещение. Ведь на руках у них осталось трое детей, четвертый вынашивался под сердцем Фроси. Все планы, надежды, мечты, любовь - все разом рухнуло.

Только одно в то тяжелое время помогало людям пережить свои несчастья - осознание всенародности горя. Слишком много было его кругом - в каждом доме, в каждой семье. Только чувство общности не давало впасть в отчаяние от своей личной беды.

Сдюжили бабы. Дожили до дня Победы. Для тех семей, у кого погибли в боях или умерли близкие люди, завоевавшие Победу, но не дожившие до государственной заботы, этот день и праздничный, и горестный. Рядом с радостным чувством победы возникает мысль, что счастье и радость были бы полными, если рядом были бы родные люди, которых нет и не будет никогда.

Ю. Владимиров.