Дети, которые пережили военное лихолетье и сполна хлебнули горя в тылу, как-то незаметно перебрались в старость… Наш рассказ о великой труженице, которая стала достойным примером самоотверженности и мужества нелёгкой жизни за линией фронта...
В 84 года жительница села Красноорлово Валентина Николаевна Екимова остаётся бодрой и привлекательной. Доброта и обаятельность затмевают количественную оценку её возраста, и выглядит она намного моложе своих лет.
Её девичья фамилия Скипина. Родилась в селе Истошино Бердюжского района 12 апреля 1931 года в семье простых деревенских тружеников. Детство проходило в бедности, впрочем, как и у всех в те годы…
- Нас у тяти было двенадцать душ, четверо умерли в младенчестве, осталось восемь, - вспоминает Валентина Николаевна. - Мамы не стало, когда мне было всего два года… Всех нас вырастила бабушка по материнской линии…
Началась война. Отца и трёх братьев забрали на фронт, четвёртого отправили в школу фабрично-заводского обучения (ФЗО).
- В десять лет я уже наравне с другими детьми собирала колоски на полях, обрабатывала колхозный огород – просвета не видела… Поучиться довелось мало… Ни одеть, ни обуть – ничего не было в то время… А зимы были лютые, студеные… Помню - ноги тряпками обмотаю и айда в школу... Прибегу - окоченевшая, продрогшая, но учительница всегда сначала меня в учительскую заведёт, посадит к печке, чтобы отогрелась, только потом в класс заводит. Только перешла во второй класс, как пришлось с учёбой распрощаться… Прибежала я как-то в сорокопятиградусный мороз на занятия, но преподавательница почему-то не отогрела меня возле печки, а сразу в класс велела идти, да тут же начала спрашивать домашнее задание. Я взмолилась, говорю: «Я не могу даже встать, у меня ноги «зашлись»!» Но она была непреклонна: «Иди к доске!» и всё тут. Горько рыдая от боли и унижения, я собрала с парты книжки и двинулась к выходу. «Скипина, ты куда это собралась?!», - строго окликнула меня учительница. «Домой…», - обронила я уже в дверях, не оборачиваясь… И с того дня учёба для меня закончилась. Этот последний школьный день я запомнила на всю жизнь…
Моя собеседница заплакала, вспоминая ту давнюю, жгучую обиду.
- Вернулась в тот день еле живая, а в доме ни куска хлеба и печь холодная… На следующий день пошла «по миру». Ходила по домам, просила... Люди подавали - кто картошину сунет, кто лепёшку. Принесу, на стол вывалю - орава налетит, расхватает, а мне, как правило, ничего уже и не доставалось… Ох, и намыкались, наголодались, намёрзлись… Братья вместе с отцом на войне сражались, а у нас шла изнуряющая борьба за жизнь… Была корова, да что толку-то? Существовал продовольственный налог на молоко, яйца, шерсть, и послаблений не было никому. В общем, забрали у нас кормилицу за большие недоимки…
Как можно назвать ту далёкую правду жизни? Жестокостью военного времени, без которой не было бы Победы? Или каждодневной борьбой за выживание в тылу? Но на весах правосудия того времени не перевесила коровёнка меру человечности за отданных в солдаты отца и его сыновей…
- Осенью на склад перебрасывали. Иногда кладовщик баловал, крикнет: «Ребятишки, жмых привезли!». Мы налетим - он отломит всем по кусочку запеченных отрубей, жуёшь и радуешься – вкуснотища-то какая! Кажется, ничего смачнее и не пробовали… Главное было - зиму пережить, а весна придёт – разбредались по окрестностям, чтобы добыть съестного – молодые побеги, саранки, пучки, корни камыша, медунки, щавель дикий – все было сытно и полезно, что в рот полезло… А летом-то вообще наступала благодать – грибы собирали, ягоды… Лес - он всегда прокормит…
Война закончилась, народ ликовал, празднуя Победу.
- Братья домой вернулись живыми и здоровыми, а вот тятя пришёл израненный, больной, совсем немощный. Определили его на мельницу, там и стал потихоньку трудиться. Как-то приехал его брат из Заводоуковска с благой целью – забрать к себе меня и брата, чтобы «разжидить» большую семью. А мы как услышали новость - рванули из дома, и пряталась, пока наша дальнейшая судьба решалась. Не хотелось нам никуда от бабушки уезжать. Как жить в семье пусть даже и родного дяди - мы не мыслили. Однако отец был не против, уже и согласие своё дал на «усыновление», но бабушка… Услышала о чём братья толкуют и влетела в комнату:
- Не бывать этому! – решительно заявила она. - Они вырастут, а потом как я им в глаза смотреть буду, как объясню, что кого-то отдала, а кого-то при себе оставила, растила? Худо-бедно – проживём! Вместе!
Спустя какое-то время отец женился, взял женщину с малолетним сыном, а потом и совместный мальчик появился. Брата нам, стало быть, ещё одного родили… Но вскоре тятя умер и мачеха засобиралась восвояси. Но ушла не просто так - за одну ночь всю картошку вытаскала. Шустро шныряла - носит и грузит… Бабушка не выдержала: «Ты почему всё забираешь-то? У меня их вон сколько ртов!». «Там больше сотни ведёр! – отмахнулась вдова. - Хватит вам позаглаза». Потом, уже весной, когда погреб вскрыли, мы ахнули – там в уголке лежала жалкая кучка, даже десяти ведёр не набралось…
- Как мы пережили то время - не знаю, но оно выпало на нашу долю… Досыта не ели, но главное, что были дружны, слушались и почитали бабушку, и это давало силы...
Обувь и одежда была проблемой не менее сложной, чем еда.
- Помню - приехал брат зимой, он в соседней деревне учителем работал, а у нас холодно в доме, голодно… Поехал в Бердюжье, пробрался в интернат брошенный, изрубил какую-то столешницу, пособирал где-то вещички брошенные, старенькие – валенки дырявые, пальтишки ветхие – привёз нам. Радости-то было! Печку затопили, «обновки» меряем… Думали, что посадят его за тот поступок, но, слава Богу, обошлось...
Годы шли. Валентина заневестилась...
- Замуж вышла в 1950 году за красноорловского парня. Приехал он в Истошино к дядьке родному и попросил жену ему подыскать. Кто-то меня и предложил. До этого знать его не знала, видеть не видела! Сосватали и увезли сюда, в Красноорлово. Двое детей у нас народилось - мальчик и девочка... Прожили мы с ним пять лет. Как-то послали его, бригадира тракторной бригады, на Первомайку в командировку. Ну, и спутался там с какой-то женщиной. Вернулся домой лишь за документами, забрал и сгинул из моей жизни навсегда. Потом дочка умерла… Через несколько лет второй раз замуж вышла. Он – тоже фронтовик, ранения имел, контузию, на руке двух пальцев не было. Хороший был, сразу до души пришёлся. Стал родным, будто мы где-то потерялись, разминулись, а потом наконец-то встретились. Тридцать годков минуло с того дня, как проводила его в последний путь, а более двадцати лет прожили мы с ним в горе и радости. Сына родили, вырастили… Сейчас у него уже дочь взрослая, внучка моя - в Кургане живет, фармацевт по профессии. Часто приезжает, навещает… Сейчас живу со вторым сыном и снохой. Уютная, спокойная старость… Пенсию платят. Почести и уважение от родных и односельчан имею. Что ещё желать? Иногда думаю – живы ли мои двое братишек? Сестры и четверых братьев уже нет, а где остальные – не знаю. Раньше они в Свердловске жили, да связь давно потерялась. Если в добром здравии, то нас, истошинских, из семейства Скипиных, ещё трое на белом свете осталось…