Счастливый день из детства

Перед войной я перешёл в шестой класс. В 1941 году началась война, и мой отец, Николай Прокопьевич, ушёл на фронт. Помню, на прощание он наказывал: «Учись, сынок, а то трактористом будешь». Как в воду глядел, так оно и вышло, потому что учиться во время войны не пришлось. (К тому времени отец разошёлся с моей матерью). Остался я с мачехой, да у неё две дочери, а без отца с ними жить не захотелось, к тому же отношение ко мне вроде изменилось. Собрался я в одно прекрасное время и уехал к матери в Хмелёвку.

Про учёбу и думать было нечего, так как в школе обучали только до четвёртого класса. Продолжать учиться надо было ехать в село Малышенку или Голышманово. Для этого нужны деньги, а у нас их не водилось, да ещё и не обуть, и не одеть - время такое трудное. С продуктами стало очень плохо. Картошки садили мало, не было семян. В общем, стало большое затруднение в нашей жизни. Подумала мать и послала меня в деревню к бабушке с дедушкой. Там, говорит, всё есть – хлеб, и сало, и картошка, и ещё там много родных. Приехал я в деревню к маминой родне. Весной ходили в лес пилить дрова с тёткой и её мужем, дядей Гришей. Уходили в лес, когда угоняли скот на пастбище, в это время начинало всходить солнце, и возвращались домой уже на закате дня. Пилили дрова ручной пилой вдвоём с дядей,  а тётка успевала колоть и складывать, и обрубать сучки  со стволов деревьев. Хорошо, что дядя Гриша часто курил. Бывало, достанет кисет с табаком,  завернёт «козью ножку», закурит и начнёт рассказывать про свою молодость, как он гулял, как дрался и каким был сильным в драке. Пока он рассказывает, мы отдыхаем.

 Тётка Катя в то военное время работала, как заводная машина, в поле выкашивала литовкой  с  грабками по 30 соток. Косили хлеба, рожь, пшеницу, а дома только одной картошки садили полгектара, да ещё скота была полная ограда. Прибежит с работы и бегом со всем управится. Я ни разу не слышал, чтобы она сказала, что устала. Дядя Гриша работал сначала на тракторе, потом стал бригадиром тракторной бригады. За трудодни получали зерно за работу на тракторах, комбайнах, поэтому у них всегда был хлеб. Осенью получат центнеров 20 или 30, смелют - вот они и были с хлебом. Остальным колхозникам зерна доставалось очень мало, приходилось им печь хлеб наполовину с картошкой, а у некоторых кроме картофеля и капусты есть было нечего. Шла война, весь урожай сдавали в Заготзерно, на элеватор.

В одно прекрасное время за мной приехала мать и увезла обратно домой в Хмелёвку. Опять у меня случилась перестройка в личной жизни. Хлеба получали по 200 граммов на день, и то - по карточкам, картошки тоже не было, зато имелся жмых – хлопковый, жёлтый, в плитках. Привозили его коровам, как концентрат, чтобы больше давали молока. Так вот этот жмых на железной печке поджаришь и грызёшь вместо хлеба. А если подсолнечный привезут, то это, вообще, деликатес. Спасала нас от голода корова.

Управляющий фермой назначил меня скотником. Надо было из базы вывозить навоз. Накладывал его в сани, впрягал быка – и увозил  недалеко от базы, складывал в бурты. Скотником я работал всю зиму, а весной, когда коров угнали на летние выпасы, моя должность стала не нужна. Летом нас, ребятишек, брали на сенокос возить копны сена к зародам. Подвозили их на быках верхом. Лошадей на покосе находилось мало, поэтому, в основном, работали на быках. В сенокос рабочих кормили досыта. Варили суп с мясом да ещё привозили с молочного отделения флягу закваски. Она готовилась из обрата, но так, что лучше всякого кефира была. Хлеба, правда, немного не хватало, но голодными не были. Жили все рабочие в лесу возле скошенных полей, строили балаганы, крыли их берестой, а сверху травы настилали. Всю неделю без выезда домой, только в субботу в баню съездишь и обратно на покос, дисциплина была строгая.

На сенокосе было весело. После работы, хоть и уставшие, мы всё равно шутили, учиняли борьбу. Потом расходились по своим шалашам, и наступала полнейшая тишина, только слышно было, как на болоте коростель кричит. У нас в бригаде на сенокосе было шесть человек – тракторист, четыре рабочих на косилках, повариха и заправщик. На каждой косилке сидел человек, который ею управлял во время работы. Это были Роберт Рейспих, Гришка Козленко, Яшка Бердов и Колька Молчанов. Заправщиком работал Борька Козленко, а поварихой - Зинка Лукьянова. Многих уже нет в живых.

Никто никого не принуждал, все понимали, что время тяжёлое. Люди на фронте гибли каждый день тысячами, а сколько похоронок приходило: почти в каждую семью. В сорок первом и нам пришла похоронка на отца, погиб под Ленинградом. В деревне остались работать только подростки да бабы. Если и был какой мужик, то он был отпущен с войны по ранению.

Бригадир поручил мне подвозить траву на силос с поля к силосной яме. Дали мне двух быков, я запрягал их в большие дроги, с обеих сторон у которых ставили решётки-лестницы, между ними и накладывали траву. Женщины её косили, сгребали в кучки, грузили вилами на такую телегу. А мне надо было управлять быками и топтать, пока бабы не скажут, что хватит, пора ехать к силосной яме. Я возил траву на силос не один. Нас, пацанов, пятеро было. Осенью, когда настали холода, оказалось, что мне надеть на ноги ну просто нечего. Управляющий дал распоряжение в бухгалтерию, чтобы со склада выдали мне кожи телячьей на ботики. В этих обутках я до самой зимы ходил.

 После работы по вечерам собирались девчата и ребята вместе. Танцевали под гитару или балалайку, потом появилась гармошка. Кроме танцев устраивали всякие игры. Не было клуба, собирались по домам, у кого просторнее. Поутру - все на работу, бездельников, как в настоящее время, не было.

Как-то в марте вызвал меня управляющий фермой и сказал: «Колька, поедешь в Гладилово на семинар заправщиков. Будут учить, как заправлять трактора во время посевной кампании». Так я стал заправщиком тракторов. Когда мне было тринадцать лет, на нашей ферме насчитывалось три колёсных трактора СХТЗ, со шпорами на задних колёсах, и гусеничный - НАТИ. Он работал на сухих чурочках, которые всю зиму заготавливали бабы. Трудились на колёсных тракторах девчонки. Они мало разбирались в технике, хотя и учились на трактористок. Бригадир только и ходил по полю, где работали девчата, от одной к другой.  Заведёт трактор, покажет, как надо пахать, только от этой отойдёт, смотрит - там другой трактор опять стоит. И так весь день. У меня была работа, где спать почти не приходилось. Запрягал двух лошадей в фургон, ехал на склад, в котором находились чурочки, нагребал полную пестерюху - корзину, и подвозил к полю, где  работали газогенераторы. Ещё в мои обязанности входил подвоз воды к тракторам.

Зимой 1943 года стал проситься на курсы трактористов, пришлось даже лет себе добавить, чтобы взяли на учёбу. Сначала учились в совхозе «Коммунар» Ялуторовского  района. Потом в нашем организовали курсы трактористов, и я мог обучаться в Гладилово. Учились мы вместе со Степаном Золотоухиным, он был из детдома из села Голышманово.

Работали мы со Стёпкой всю зиму. Ремонтировали трактора и сельхозинвентарь: плуги, сеялки, бороны, культиваторы. Всё это готовили к весеннему севу. Пришла весенняя пора, надо было выезжать на посевную. Первая посевная, когда мне довелось пахать самому на тракторе. Степан Золотоухин был моим напарником.

Самым ярким и радостным событием стал День Победы. Мы работали на пятом поле: пахали, готовили землю к посевной. Выматывались так, что поздно вечером валились с ног от усталости. Рано утром Зинка кормила нас, и мы снова заводили трактора.

В первой половине дня к нам на поле приехали директор Михаил Израилевич Изерский и агроном Раиса Фёдоровна. Они и объявили, что войне конец. Мы отработали этот день, но какой это был день! Сердца наши ликовали. Вечером все собрались в Хмелёвке – из Комсомолки, со Степашки приехали. Ради праздника закололи корову. Откуда-то взялась фляга водки. Всем наливали по стакану. Какой же был праздник – пели, плясали, кто смеялся, а кто плакал. Не все дождались своих детей, отцов, братьев. Но это был самый счастливый день моего военного детства.

От редакции: к юбилейному Дню Победы хмелёвская художница Любовь Ивановна Лазарева написала картину. Вдохновили её воспоминания Николая Деревянкина. На переднем плане — он, спустя семьдесят лет. А за ним — старенький трактор и худенький мальчишка за рулём на том, его пятом поле в Хмелёвке.