Погоня (часть 2) Плач Василисы

…Данилу подобрали солдаты красного полка, следующего за конной разведкой. Они положили зарубленного на телегу и укрыли его же, выпачканным в крови, кожушком. Через полчаса подвода с убитым въехала в Южное Дубровное. Повозочный придержал коня у крайнего дома и спросил белобрысого мальчишку, осторожно выглядывающего из за его ограды:

- Где здесь дом старосты?

- Да вон, дядечка, третий от вас…

- Не шибко он у вас богат…, - протянул солдат, и, стеганув вожжой по кобыльему крупу, прикрикнул: 

- Но! Пошла, лихоманка блудная! 

Телега остановилась возле указанного двора… Забрехала собака… Через минуту звякнула щеколда и, отворив калитку, на улицу вышел пожилой безбородый мужчина в черной, глубоко надвинутой папахе. Одна его рука висела на перевязи, а здоровой он торопливо поправлял накинутую на плечи старую шинель… Иван еще из окна увидел, что в подводе красные везут убитого человека, и тревожным холодком пахнуло в груди, но, выйдя, попытался говорить спокойно...

- Ты, значит, староста? - спросил его только что подъехавший на сером жеребце комиссар полка, «упакованный» в щеголеватую черную кожанку и такие же штаны. 

- Да.

- Как звать?

- Иван Степанович Ударцев…

- Там убитого надо опознать. Вдруг из ваших…

Бледнея, староста подошел вплотную к повозке. Пахло конским потом и кровью… Стрункой вытянувшись во весь рост, на мешках с фуражом лежал человек... Когда приоткрыли его лицо, на скулах старосты появились лихорадочные пятна. Иван горько стянул с головы папаху…

- Это мой сосед - Данила Вавилович Ударцев, отец шестерых детей… За что ж вы его?!

-Убит при столкновении с нашим разъездом…

- Какое еще «столкновение»?! Данила - мой сродный брат, и я точно знаю, что он с утра уехал в поля с одним кнутом в руке - искать свою лошадь!

- Он вел себя, как разведчик… - возразил комиссар, и вскользь глянул на свои заляпанные грязью сапоги. Он был немного смущен выпавшей на его долю миссией, но все же овладел собой, и уже твердо и жестко закончил: - О намерениях твоего брата нам никто не докладывал. Здесь прифронтовая зона. А он ещё и кинулся бежать?! Зачем?! Беляков предупредить?!

Комиссар уже четко впечатывал свои слова. В них звучало плохо скрытое раздражение…

- Ага… - протянул Иван Степанович. - Значит, правду сказывал вчера солдат из белой гвардии – мол, вот придут коммунисты и выкрасят вам морды в революционный красный цвет! Как в воду глядел… 

- Прикуси язык, мужик, твоя белая гвардия бежит от нас без оглядки. Да уже знаем, что в твоем доме еще вчера стоял штаб их полка! А сам ты ранен в левую руку, воюя в составе белой части! - голос комиссара набрал высоты, а на шее вздулись вены.

- Ты меня глазенками-то не сверли! Давно ли сами бежали, портки теряя, а теперь насобачились со своим народом воевать!

- Ах, вон как ты заговорил, колчаковский подпевала!!! - комиссар избочился и с гримасой бешенства на лице нашарил на бедре кобуру револьвера. Тут, услышав мужскую перепалку, из своего двора вышла жена убитого Данилы - Евдокия… Дикий бабий крик черной молнией пронёсся над селом…

Между тем, ужеткрывался занавес очередной трагедии… 

…Расстреливать Ивана Степановича увели за деревню. Конвоировали его вооруженные винтовками красноармейцы. Один из них прихватил у стайки штыковую лопату… 

Остановились на южном берегу Ударцевского болота. Там приговореному милостиво разрешили самому себе выкопать могилу… 

Заслоняясь ладонями от солнца, два конвоира покуривали, терпеливо поджидая, пока закончит свое последнее дело на земле еще один русский Иван. Раненая рука мешала ему работать быстро, да и куда было торопиться…

В утреннем мареве, перекликались улетающие на полдень лебеди. Солнце поднялось уже высоко и теперь заливало своим светом всю ширину синей равнины…

Иван бы ещё копал, но один из солдат буркнул:

- Хорош… Лопату давай… - потом сторожко глянул на село и, мелко перекрестясь, шепнул: - Начнём, с Богом… - и уже жестко: - Товсь! Цельсь! Пли!

Ударили выстрелы, прокатилось короткое эхо и затихало… Потянуло холодком… Смерть забрала ещё одного из сынов армизонской земли…

…Поздним вечером, когда из серой мглы горизонта стала отчетливо проступать изжелта-белая горбушка месяца, за деревенскую околицу вышла одинокая женщина. Это была жена Ивана - Василиса. Она шла попрощаться со своим мужем и облегчить свою душу слезами… Луна с величавой медлительностью катила по небосклону, с каждой минутой набирая высоту и яркость, как бы помогая Василисе в поисках свежего могильного холмика, под которым лежал ее муж, отец их пятерых детей… Когда она нашла нужное место, от каждого куста и деревца уже тянулись длинные лунные тени… В звуки ночного болота вплелись глухие рыдания…

Тускло светилось окошко и в избе Ударцева Данилы. Там горела привернутая лампа, стояли плач и причитания его родни. Евдокия, с вмиг постаревшим лицом, обхватив детишек, сгрудившихся около неё словно стайка испуганных воробышков, горестно смотрела на хладное тело мужа…

Горе горькое безнадзорно шлялось по селам Зауралья, заглядывая едва не в каждый дом, неся кровь, бабий рев, голод и разруху… Это была поздняя осень 1919 года…

От автора: от всей души благодарю В. Т. Ударцева за создание сюжетной линии второй части миниатюры «Погоня». 

Отмечу, что подобную же историю мне рассказал житель с. Южно-Дубровное Сергей Печерин. Один из его предков осенью 1919 г. пошел с уздечкой искать своего коня в сторону Хаврушкинского болота. В это время там проходила линия запасных позиций белой армии. Окопы правым своим флангом упирались в это болото, а левым уходили к западному берегу Домашнего озера. Приняв за лазутчика, колчаковцы закололи его штыками, без всяких разбирательств…