«Сотни зарубок и памятных дат сердце хранит, оглянувшись назад…»

Книгу об истории своего рода Валентина Георгиевна Бельмесова начала писать в 2005 году. Для своих детей, внуков и правнуков она решила сохранить воспоминания – не только собственные, но и старшей сестры Любови Подониной, сродного брата Ивана Робканова.

Особыми главами в самоизданной книге очерчены годы Великой Отечественной войны. Валентина Шустова, в замужестве Бельмесова, появилась на свет третьей дочерью у Прасковии Никифоровны и Георгия Александровича.

– Мой отец родился в 1907 году в деревне Оськина Голышмановского района, – рассказывает Валентина Георгиевна. – В его семье было восемь детей. Трое из пятерых сыновей, в том числе и он, с фронта не вернулись. Отец с моей мамой прожил вместе только четыре года. Осенью 1942 года он погиб на фронте. Мама говорила, что жизнь с нашим отцом пролетела, как один день.

Когда Георгия Александровича забирали на фронт, дочери Любе было около трёх лет, Марусе – два года, Валентине – семь месяцев. На фронт провожали из деревни Солодилово. Мама часто рассказывала дочкам, как с ними прощался отец: сначала с Любой, потом с Марусей, поочерёдно подняв их на руки. На Валю только посмотрел… Прасковия Никифоровна рассказывала об этом, недоумевая. Дочери же считают, что тяжело ему было оставлять таких малышей, и он сдерживал себя, чтобы не заплакать. Перед уходом женщина спросила у мужа: «Как же я, Егор, жить буду одна?» Он ответил: «Смотри на добрых людей: что они делают, то и ты делай. Так и живи». Эти слова Прасковия Никифоровна помнила всю свою жизнь.

На фронт Георгий Александрович Шустов попал рядовым пехотинцем. Воевал вместе с земляком из деревни Солодилово, однофамильцем. В бою 23 октября 1941 года они оказались на минном поле. Сослуживцу оборвало ногу, после госпиталя его отправили в родную деревню. Георгий Александрович же получил осколочное ранение в грудь. Лечился в госпитале города Казани, там же умер от ран 5 апреля 1942 года. Похоронили его на Арском кладбище воинских захоронений города Казани. В 1972 году старшая дочь Любовь посетила могилу отца. Много лет мечтала о поездке, она единственная из дочерей помнила папу живым.

– Отец писал маме с фронта письма. Но после того, как получили похоронку, мама их сожгла – сестра Люба горько плакала над ними, – рассказывает в своей книге Валентина Георгиевна. – Я всегда жалела, что мне не пришлось прочитать их. Когда отец ушёл на фронт, мама с нами переехала в деревню Одина, поближе к родне. Там купили избу: одна часть жилая, другая – горница, без потолка и крыши. Одну зиму в этой части жили козы и корова. Я помню, когда мы садились за стол, животные стучали в дверь копытами и блеяли. Летом мы с сестрой Марусей жили в кладовой. Зимой спали на полатях в избе. Долгими зимними вечерами рассказывали друг другу сказки. По праздникам мама стряпала нам шаньги. А на железной печке, которая зимой хорошо обогревала дом, мы жарили пластики картошки. Жили на высоком берегу реки Суэтяк. Из окон был виден луг, синие лывы весной, зимой – белый, бесконечный простор. Мои первые воспоминания о родине: сижу на чердаке старой избы и смотрю сверху на лес и огороды. Мир с той высоты казался бескрайним. Когда снег сходил, в огороде образовывалась огромная лужа, мы в ней брали воду и поили корову. Вся наша жизнь проходила в окружении природы.

Больше всего про военное сиротское детство помнит сестра Люба.

«Электричества в деревне не было. Маме чудились стоны отца. Она не плакала, она ревела, когда получила эту злополучную похоронку. В то время все женщины, получив похоронку, изживали горе трудом. И наша мама работала в поле: пахала на быках, сеяла из лукошка, боронила на своей корове. Эта корова нас и молоком поила, и сено на ней вывозили, и дрова. А волков в то время было в лесах наших полно. Брали с собой собаку на всякий случай, чтобы от них отбиваться. Или за санями отпускалась длинная верёвка, конец её горел. Поодиночке в лес не ездили. Дров часто не хватало. Приходилось возить прямо из леса зимой сырником и пилить. Вещей, нажитых до войны, не так и много было, но и те пришлось продать. Огород не пахали, а копали вручную. Окучивали картофель три пары детских ручек. Земля была бедная, не удобрялась, картошка с каждым годом мельчала. На год выращенного урожая картофеля не хватало: на семена еле-еле наскребали, вырезали глазки да верхушки. Пенсию за отца, как за рядового, мама получала 7 рублей 50 копеек. Нам этих денег хватало только на керосин и на соль. Что такое сахар, мы не знали, но слышали, что есть какой-то сладкий сахар. Когда мы пошли в школу, чтобы хоть как-то нас одеть, мама скапливала масло, выращивала табак и ходила в посёлок Катышку пешком, чтобы продать. Ещё выделывали кожу. Делалось это втайне, потому что запрещалось государством. Было много разных налогов. Сдавали яйцо, молоко. Выделанную кожу мама носила в другие деревни продавать, меняла на муку, картошку. Были случаи грабежей на дорогах. Понемногу сеяли лён. Ткали сами и шили юбки, штанишки. Если рубашка женская, верх до пояса из ситца, а юбка изо льна. Называлась такая рубаха – станок. На ногах – обутки из сыромятной кожи. Босиком ходили всё лето, как снег стаивал и до поздней осени. Весной босиком по грязи копали мороженую картошку в огороде. Ходили в поле, собирали колоски. Это тоже делать запрещалось. Картошку толкли и, добавив горсточку муки, пекли лепёшки. А колоски сушили и потом на жерновах мололи на крупу. Летом мешками таскали всякую траву: медуницу, конский щавель, лебеду, пучки. Траву рубили мелко. Добавляли горсточку муки и пекли лепёшки...»

Пережив испытания голодным военным детством, люди этого поколения не утратили душевной щедрости. Дорожили тем, что могли заработать. Умели и весело отдыхать. Испытавшие все тяготы войны, они, как никто, умеют ценить жизнь и мир. Все стремились получить образование, чтобы никогда больше не испытывать нищету.

Фото из семейного альбома