Сага о прадеде

Эта история, точнее, повествование о судьбе человеческой, своими корнями уходит в далёкий XVIII-й век, именно в те годы, когда в семье Фёдора Ивановича Зырянова появился на свет первенец Егор (по метрикам – Георгий).   Жили Зыряновы, согласно переписи 1747 года, в д. Долгушино Тарского уезда Тобольской волости, в которую прибыли в своё время из Зауралья, от зырян (была такая народность), отсюда, по версии, и фамилия. Перебивались крестьянским трудом. Егору едва исполнилось 7 лет, как не стало отца – помер от надсады. Мать, Матрёна Макаровна, вскоре вышла замуж за долгушинца Ефима Васильевича Пономарёва, у которого после смерти жены на руках остались семеро детей – мал мала меньше. Так и жили.

  Егору пошёл 19-й год, когда отчим, как старшего в семье, решил его женить; высватали для парубка местную девушку Агафью. Не успели молодые обустроиться, как Егора призвали на действительную службу к царю-батюшке. Вот здесь-то и кроется одно «но»: если бы Матрёна Макаровна не была замужем, то Егор был бы от солдатчины освобождён, как единственный сын. Но… Поэтому он всю свою жизнь обижался на мать, их дальнейшие взаимоотношения были несколько натянутыми.

  Служил Егор Зырянов на Дальнем Востоке. По истечении пяти лет он остался на службе ещё на два года – сверхсрочно, чтобы заработать денег на строительство своего дома в Долгушино (тогда сверхсрочникам платили хорошее жалование – авт.).

  Служил солдат – не тужил, тем более, что по подсказке старших товарищей, выписал к себе свою молодую жену-красавицу; чуть не месяц добиралась Агаша из Сибири до мужа. Приехала. Да, видно, не в угоду судьбе была эта встреча: уже через полгода связалась деревенская баба со штабным офицером… Распалась семья, так  и не начавшись.

  Вернулся Зырянов в Долгушино. Бобылём жить в деревне трудно, сошёлся с Клавдией Афанасьевной Федосеевой – молодой, работящей девицей, но уже без церковного обряда, так как первый брак Егора с Агафьей не был расторгнут.

  В 1904 году началась русско-японская война, и тридцатилетнего Егора мобилизовали на фронт. Клавдия осталась одна, с только что родившимся сыном Иваном. Воевал сибиряк под командованием генерала Линевича, с которым встречался лично. Под городом Мукденом был ранен, излечился в госпитале и опять -- в строй. Награждён медалями «За храбрость» и за участие в русско-японской войне 1904-1905 годов.

  После окончания войны Е. Зырянов ещё какое-то время трудился в рыбацкой артели на Амур-реке, а уж потом вернулся в семью. На заработанные деньги отстроил пятистенок, а отчим, Ефим Васильевич, дал им надел – корову и лошадь, и зажили «молодые» душа в душу. Работы не боялись, трудились в поте лица, от зари до зари, поэтому и подняли хозяйство. Пополнилась и семья: к 1914 году у Зыряновых было уже четверо детей – к Ивану прибавились Евдокия, Наталья, Фёкла.

  И опять беда – война с Германией. В числе первых деревенских мужиков ушёл на фронт Егор Зырянов. Клаша опять осталась без мужа, одна, с четырьмя детьми, которые требовали внимания и заботы. А ещё и хозяйство, причём, немаленькое: лошади, коровы, свиньи, овцы, птица. Где же ей потянуть всё? Солдатка оставила себе кобылицу, пару свиноматок и четыре коровы, остальную живность распродала. Деньги спрятала «в чулок» до прихода мужа.

  В начале 1918 года слухи о том, что скинули царя, доползли и до сибирских деревень. Вместе с ними пришёл праздник и в дом Зыряновых – вернулся в семью кормилец, израненный, но живой. Ни у белых, ни у красных Егор не служил, жил сам по себе, работал на семью, которая выросла ещё на двух ребятишек, их нарекли  Ириной и Николаем.

  …В 1924 году в Долгушино произошёл сильный пожар, в огне которого сгорели более двадцати домов, в том числе жильё и постройки Зыряновых. Осталось семейство, в чём спать ложилось. Начались трудности, нужда. Помогали добрые люди, кто чем мог; хорошо помог подняться на ноги поддубровинский купец Пётр Павлович Дериглазов, который всегда отличался благодушием.

  Ко времени коллективизации в районе Зыряновы жили в небольшом пятистенном домишке, вели нехитрое хозяйство и считались малоимущими середняками. Нельзя сказать, что они с радостью встретили её. Люди (а таких было большинство), привыкшие жить своей головой и своими руками, боялись колхоза, как чёрт ладана. Боялись не работы, к которой были приучены с колыбели, а нового, невиданного доселе стиля хозяйствования.

  Из воспоминаний Ивана Егоровича Зырянова, старшего сына:

  -- Отец был характером крут, не любил никому уступать, подчиняться, жил своим умом и надеялся только на себя. Такой же была и мать. Поэтому, когда долгушинцев начали «загонять» в колхоз, а делали это не убеждением, а больше силой, плюнули на всё и перебрались на жительство в деревушку Малую Мостовку, где крестьяне жили ещё единолично. Я пробовал их отговаривать (жил уже своей семьёй в Викулово), да где там… Только верёвкой по спине получил.

  И всё-таки Зыряновы вступили в колхоз, было это чуть позже, когда переехали в Поддубровное – не прельщали Егора Фёдоровича мостовские места: ни рек, ни озёр, ни стариц, одни болота.

  Из воспоминаний Фёклы Георгиевны Зыряновой, дочери:

  -- Хорошо помню, как тятя пришёл вечером домой (жили  уже в Поддубровном), бросил сети в сенях (на рыбалке был, он и летом, и зимой занимался ею, и семье рыбы впрок хватало, и на продажу оставалась) и с порога маме говорит: «Всё, Клаша, завтра в колхоз записываться будем, а то Тихонов с Кунгуровым съедят. Башка на плечах есть, не пропадём и в колхозе…».

  Работал Егор Фёдорович на разных работах, из рук, как говорится, ничего не выпадало: и плотничал, и пахал, и за скотом ухаживал, и пчеловодством занимался. Больше всего любил рыбалку, на ней, на берегу Ишима и умер неожиданно. Было это перед самой  Великой Отечественной войной, в неполных 60 лет.

  А Клавдия Афанасьевна прожила дольше своего мужа, похоронила дочерей – Евдокию, Ирину, рано ушедших из жизни по разным болезням, дождалась и внуков, и правнуков. 1958 год стал для неё последним.

  Из воспоминаний Николая Георгиевича Зырянова, младшего сына:

  -- Я всегда поражался своим родителям – их умению вести хозяйство, работать, воспитывать детей (они всегда держали нас в строгости), праздновать праздники. Поражался их силе жизни. Это были железные люди! Не припомню, чтобы в будни они могли позволить себе расслабиться, тем более – в страдные дни. «На то будет зима», -- говаривал отец, но и в зимнюю стужу не сидел без дела: шил шубы, латал валенки, заготавливал с мужиками лес для строительства, дрова (возили на быках и лошадях), делал сани и телеги, плёл из лыка верёвки, вязал сети… Рыбаком был отменным. Никогда не прощу себе, что не был на его похоронах: в 1940 году работал учителем начальных классов в деревне Александровке, а заведующий РОНО не разрешил отменить занятия в школе. Строго было. Так и остался он в моей памяти живым…

                                    Вместо эпилога

 Уходит, уходит, убегает время, а вместе с ним и те, кто жил в нём, а порой – и делал его: волевые, сильные, железные люди, прообразом которых в этом повествовании и стал Егор Зырянов. Сколько было их – наших дедов и прадедов!? Растивших и хлеб, и детей, защищавших родную сторонушку от ворогов, строящих заводы и фабрики, возводивших города, распахивающих целину… Ивановых, Петровых, Сидоровых… Миллионы. И помнить о них – наша святая обязанность, рассказать о них молодому поколению – наш сыновний долг, ибо без прошлого нет будущего.

На снимке: Г.Ф.Зырянов (1914 г.)

Фото из архива автора