И алым окрасился снег февраля...

Прошлым летом в деревне Большие Чирки побывала Галина Кузьмина (Малышкина). Что заставило жительницу Ленинградской области приехать в отдалённое сибирское село? Желание увидеть родину своих предков, поклониться на деревенском погосте могилам, пройти по улице, на которой до революции 1917 года жило многочисленное семейство, прикоснуться к потемневшей от времени сосновой стене крестового дома. Дома, в котором родился и вырос дед. Дом до сих пор стоит в деревне, вопреки временам, ещё крепко.

В судьбе семьи Галины есть страницы, которые много лет были скрыты даже для детей и внуков. Сейчас она по крупицам собирает семейную летопись.

Её прадед – крепкий сибирский крестьянин из деревни Малое Горбуново Ражевской волости – Калистрат Горбунов выдал замуж дочь Парасковью за Ивана Малышкина из Больших Чирков. Зять тоже был из зажиточной большой семьи. Старожилы из деревни вспоминают, что Малышкиных в селе много было. В 1931 году семью Калистрата Прокопьевича раскулачили и выслали. Вместе с Калистратом в ссылку в Барнаул отправились жена Анна, его отец 74 лет. Власти не пожалели и молодых – Парасковью, которая на тот момент была беременна, и Ивана. Четырёхлетний внук Алёша не пережил долгой дороги. В Барнауле родилась у Малышкиных дочь Рая – красивая болезненная девочка. Дальняя дорога, переживания юной матери сказались на здоровье новорождённой. (Рая Малышкина – мать Галины Кузьминой).

В акте раскулачивания сказано, что Калистрат – «крупный скотопромышленник, кровавый эксплуататор трудового класса батрачества и бедности, ярый контр­революционер, ярый участник в колчаковских армиях, а также судился несколько раз за грабеж крестьянства в разное время, а также за избиения, а также несколько раз избивал уполномоченного земельного общества и сельхозисполнителей» – (стилистика документа сохранена).

Кроме того, «крупного скотопромышленника» лишили избирательного права за торговлю скотом. Его судили за укрывательство посевов, сенокосов, скота. Одно из серьёзнейших обвинений среди прочего – «ярый участник бандитского восстания в 1921 году».

Был ли Горбунов «ярым участником бандитского восстания» – доподлинно неизвестно. Почему же власть не арестовала его и не судила ещё в 1921 году, когда восстание было подавлено? Скорее всего, активным антисоветчиком он и его семья не были, а после восстания власти отпустили мужиков по домам, обещав не вспоминать о прошлом.

95 лет прошло с тех пор. Причины, заставившие крестьянство взяться за оружие, ход событий, итоги активно обсуждают историки, исследователи и писатели.

В июле 1920 года Совнарком издал постановление «Об изъятии хлебных излишков в Сибири». В частности, в нём говорилось, что в то время, когда Красная армия, измотанная гражданской войной, рабочие и крестьянство голодающих, неурожайных районов молодой республики испытывают нужду, «в Сибири насчитывается до сотни миллионов пудов хлеба, собранного в прежние годы и лежащего в складах и скирдах в необмолоченном виде». В порядке боевого приказа крестьянство Сибири, самое сытое и не знавшее крепостного права, как говорил вождь мирового пролетариата В.И. Ленин, обязывали сдать весь запас хлеба к 1 января 1921 года. «Виновных в уклонении от обмолота и от сдачи излишков граждан, равно как и всех допустивших это уклонение ответственных представителей власти, карать конфискацией имущества и заключением в лагеря как изменников делу рабоче-крестьянской революции».

Тюменские отряды по продразвёрстке немыслимой ценой выполнили к намеченному сроку непосильный план. К 5 января в Ишимском уезде была выполнена хлебофуражная развёрстка. К новому году продовольственное зерно было свезено на сборные пункты со дворов крепких крестьян, которых Ленин прозвал кулаками. Забирали даже семенное зерно, обрекая крестьян на голодную смерть. Чтобы выполнить план, в лютые морозы полномочные требовали стричь с овец шерсть. Овцы потом погибли. Яйцо, собранное на складах, перемёрзло. Железная дорога не была готова пропустить такое количество продуктовых излишков, хлеб, не подготовленный к транспортировке, начал гореть, так и не дойдя до петроградских рабочих.

В декабре 1920 года обстановка накалилась до предела. В рапорте контрольно-инспекторской комиссии по продразвёрстке в Ишимском уезде (Крестьянников, Лаурис) докладывают председателю Тюменского губ­исполкома, секретарю губкома ВКП(б) и продкомиссару:

«Вы требуете быть решительными и не плестись в хвосте плачущих крестьян. Наряду с этим приезжают из губернских и других учреждений… вроде тов. Кузнецова, которые обзывают нас контрреволюционерами и колчаковскими опричниками. Мы теперь находимся между двух огней. С одной стороны, нам предписывают и приказывают быть беспощадными ко всем, не исполняющим государственной развёрстки, и развёрстка безоговорочно должна быть выполнена. С другой стороны, за нами волочится хвост с кипами следственного материала, обвиняющего нас в ограблении крестьян хлебом, жестокости и грубости. Даже уполномоченный Ишимского политбюро тов. Жуков лично при красноармейце Прокопьеве обозвал отряд колчаковской бандой. При сложившейся в настоящее время атмосфере мы совершенно не знаем, как работать, и всё желание к работе отпадает. Больше при таких обстоятельствах мы работать не можем. Просим вас принять соответствующие меры: или смести нас с дороги продовольственной кампании, или лиц же, вмешивающихся в продполитику. Просьба указать, как мы должны реагировать на ваши приказы и какое мнение центра: брать развёрстку или просить крестьян посредством агитации выполнять развёрстки. Мы до настоящего времени, должны сознаться, прибегали к первому методу, т. е. требовали выполнения развёрстки».

«Разговоров о невыполнении задания центра быть не может, – отвечал губком партии, – так как Советская республика поставлена в такие условия, что всё зависит от благополучного разрешения продовольственного вопроса».

Диктатура пролетариата не гнушалась средствами отъёма продовольствия. Съезд ответственных секретарей райкомов партии в Ишиме 2 января констатировал, что отношение бедняков и середняков к власти изменилось от благожелательного до враждебного. В столкновениях продотрядовцев в Аромашевской и Безруковской волостях были жертвы со стороны крестьян. И народ восстал – в начале февраля во всей Сибири заполыхала братоубийственная война. Голышмановская, Евсинская, Малышенская, Ражевская, Усть-Ламенская волости также включились в борьбу. На всей территории нынешнего района шли бои. «За Советы без коммунистов» – под таким воззванием собирались крестьяне в ружьё.

В 1967 году районная газета «Ленинец» к пятидесятилетию Советской власти опубликовала повесть В. Васильева «Пора февральских метелей» – о волостном военкоме Герасиме Пищике, который возглавил часть особого назначения, чтобы подавить повстанческую армию. Его жена Марина погибла от рук повстанцев одной из первых, без матери остался шестилетний сын Георгий. Серия воспоминаний живых участников и свидетелей тех далёких событий в районке освещала эту тему однобоко. Крестьян называли не иначе, как кулаками и бандитами. По разные стороны баррикад развела классовая борьба отцов и детей, братьев и сватов. Определяющим была принадлежность к партии большевиков. С ними мятежники расправлялись сразу и безжалостно. К юбилею Советской власти в газете широко развернулась дискуссия об увековечивании памяти погибших в борьбе за советскую власть. Почти в каждом крупном селе были братские могилы, а добротных памятников, табличек, фамилий погибших на них не было. Историю захоронения в Средних Чирках хорошо знала старожил села Федора Ражева. В середине двадцатых годов прошлого века ей было около десяти лет. И она помнила, что за деревней Турлаки тогда нашли погибших людей – трупы, едва приваленные землёй, ветками, начали вытаивать из-под снега. Кто натолкнулся на эту гору трупов – сейчас уже неизвестно. Да и опознать селяне их не смогли. Из соседних волостей или уездов, красноармейцы или повстанцы то были, да только жители Чирков похоронили их за селом. И долгие десятилетия венчал могилу деревянный постамент. Только спустя много лет решили установить здесь стелу. Председатель сельского Совета Л.Я. Пуртов, А.С. Новожилов сами начертили эскиз памятника, сельский мастер Р. Каримов сварил железную основу. Была заказана табличка со словами «Павшим в борьбе за советскую власть от благодарных земляков».

Краевед Г.Г. Короткова из Скаредной собрала уникальный архивный материал о погибших коммунистах села. В деревне Скаредной коммунистическая ячейка потеряла всех своих активистов – Иван Скареднов, Егор Скареднов, Алексей Скареднов, Иосиф Мостовец, который «на станции Голышманово активно работал по продовольствию». Комсомолке Анастасии Быковченковой было только 19 лет. Погибли Григорий Золотарёв, Фёдор Калашников и его сыновья, Андрей Бураков. Яков Бравин и Алексей Митрофанов погибли как раз за селом Средние Чирки. «Все вышеупомянутые граждане, – сказано в списке, направленном в Голышмановский районный комитет крестьянских обществ взаимопомощи, – пострадали от контрреволюции за активное участие в борьбе за освобождение трудового народа, всяческим образом содействовали восстановлению и укреплению советской власти. Почти все они были угнаны и замучены в Аромашево, это село и сама волость были центром повстанчества на территории района. А вот похоронены в селе Голышманово, в Катышке, в Скаредной.

борьбА крестьян против компартии началась шестого февраля. Первый приказ № 1 по Народной повстанческой армии призывал крестьян волости:

1. «Способным носить оружие и записавшимся народоармейцами для свержения власти, не отвечающей потребности народа, явиться всем к дому бывшего крестьянского начальника, с оружием, имеющимся на руках…

Начальник Голышмановского оперативно-военного штаба Богомолов».

И сразу же приказ № 2.

«В Голышмановской волости власть коммунистов низвергнута. Предлагаем немедленно выбрать представителей от населения волости для организации новой власти, отвечающей требованиям народа».

Этому не дано было случиться – по сути своей, стихийное и неорганизованное восстание было обречено на провал. Коммунистическая партия, советская власть победила. Но голос крестьян был услышан – уже в марте 1921 года на 10-м съезде ВКП(б)­ продразвёрстка была заменена фиксированным продналогом. Крестьянам в трудные для страны времена, в период разрухи и восстановления страны позволено было вести хозяйство «единолично», разводить скот, строить мельницы, пахать и сеять. Ленин на съезде словно оправдывался перед однопартийцами за перегибы, ссылался на молодость Советской республики, неимение опыта и неумение в революционных делах. Крестьяне Сибири для коммунистической партии и пролетариата, «пока в других странах нет революции», были единственным поставщиком продовольствия. Но, увы, прошло несколько лет, и раскулачиванию вновь подверглись самые крепкие, умеющие грамотно хозяйствовать на земле крестьяне. У того же Калистрата Горбунова, прадеда Галины Малышкиной, в 1929-1930-х годах лошадей было около тридцати, три коровы, три с небольшим десятины посевных площадей, ветряная мельница, сеялка. Хозяину был определён фиксированный сельхозналог. Их труд больше не нужен был советской власти. Требовалось объединить людей в коллективные хозяйства.

Когда началась Великая Отечественная война, зять Калистрата – Иван Малышкин ушёл на фронт. Воевал честно, без камня за пазухой. Награждён орденом Славы, медалью «За отвагу». Сын коммуниста Герасима Пищика – Георгий пропал без вести в январе 1942 года. Последнее письмо родные получили из госпиталя. Война и время примирили многих.

Сейчас история будто снова повернула ход событий вспять: нет той страны, за которую шли бои, нет ни колхозов, ни совхозов. Крепкие фермеры, владельцы личных подворий снова в почёте. Труженики села – соль земли во все времена. А нам надо знать свою историю, чтобы трагические уроки прошлого не повторялись.