Память сердца

У Алексея Степановича Прокушева, восьмидесятилетнего жителя Лабино, память уникальная: подробная, яркая, точная, лирическая. Приводя в рассказе факты биографии в канун своего юбилея, он цитирует длинные куски Некрасова или Пушкина. Мол, наука крестьянская у него, как у всякого, известная, «лапти плести да скотину пасти», как в «Думе о Ленине» Михаила Исаковского. И что уж очень удивительно, современных авторов цитирует. Горестный и проникновенный рассказ об отце Степане Алексеевиче Прокушеве, защитнике Ленинграда, закончил словами «Реквиема» Роберта Рождественского: «Помните… Детям своим расскажите о них, чтобы запомнили. Детям детей расскажите о них, чтобы тоже запомнили».
А ещё память Алексея Степановича благодарная, по-настоящему христианская, бескорыстная. Каждого жителя села, случись горе, малого или старого, достопочтенного или бедолагу, он проводит в последний путь. По-христиански слова найдёт нужные, точные – добрые и глубокие слова. Подсобит в горестных, безрадостных заботах-хлопотах. С покойным посидит неспешно, по-хорошему. На гулянья и торжества не дозовёшься, бывает, Алексея Степановича, а в горький час всегда рядом. О каждом односельчанине помнит тепло и трепетно. Считает, пока живы люди, хранящие в памяти его ценность, заключённую в убережении от беспамятства, будет его имя звучать в устах, будет своим существованием связывать людей друг с другом на расстоянии и во времени. Будет учить жить праведно, по совести, не только для себя, но и для людей.
– Мы в этой жизни ещё имеем возможность покаяться, а несчастные умершие уже не могут изменить свою участь. Зависят только от нашей помощи, и наш долг – молитвенно помогать им, – считает он. И не делит односельчан на плохих и хороших: все дети Божии. Даже важнее молиться о тех, кто в этой жизни больше опечалил Господа, чтобы Он помиловал их. Особенно если кто-то был злым, жестоким человеком. Вот такая жизненная философия.

Верность сердца

Прокушевы – это семья, где жива память о войне. В письмах-треугольниках отца Степана Алексеевича Прокушева, которые берегут, как реликвию. В его портрете, который в комнате-зале висит на самом видном месте. Писем всего двенадцать пришло – все двенадцать и сохранились. В 1943 году, семнадцатого сентября, младший сержант Прокушев геройски погиб под Ленинградом. Шестилетний Лёнька так ждал отца с фронта! Вспоминает, как папка, взяв его за руку, вёл по родному селу перед отправкой в военкомат. Как поднял на руки, поцеловал. А по щекам – слёзы крещенской водой. Никогда он не видел, чтобы сильный, крепкий, волевой отец плакал. Ранен был Степан Алексеевич в боях с белой армией во время гражданской войны. А в мирные годы председательствовал в чумановском колхозе. Война с Германией началась – он трижды ездил в военкомат. На фронт просился. Не брали по ранению. На четвёртый раз дали добро. Ушёл добровольцем на фронт. Слал письма в Чуманову о том, как жилось на войне, о чём думалось.
«Добрый день, весёлая минутка, дорогая моя. Очень уж я стосковался по вам, по моим детям. Когда мы дождёмся той минуты, когда свидимся и поговорим! Детям я шлю свой привет. Это третье письмо. Я писал, что ранен. Передавал привет брату, его семейству». Письмо отправлено 12 января 1943 года. Столько жизнелюбия, любви, света, надежды в весточках с фронта к семье, жене Ульяне! У Ульяны Нефёдовны и Степана Алексеевича было четверо детей. Через все ужасы войны, трудности фронтовых дорог и расстояний солдат пронёс любовь к родному дому и маленькой деревне Чумановой. С потемневших жёлтых страниц солдатских писем, перепачканных местами кровью, встаёт образ скромного человека, верного, доброго, простого, и великого патриота. Калининградская область, город Вышний Волочёк, Ленинградская область, деревня Черёмушки – адреса солдатских писем. Ранение – госпиталь. Снова госпиталь. «Дорогая дочь Валя. Шлёт вам привет тятя Степан. Валя, немцы меня ушибли шибко больно. Я лежу здесь уже два месяца. Проклятые немцы сделали мне одиннадцать кровавых ран. Крови вышло много…» «Теперь я лежу в госпитале в Ярославле, хожу с костылями…» «Ваш отец остался после боёв жив. И хочется мне с вами ещё пожить и вырастить вас, малых, родных детей. Сегодня нашли ещё один осколок и сегодня и вытащили…»
Степан Алексеевич не вернулся домой. Солдатской вдове Ульяне Нефёдовне пришлось одной поднимать четверых детей – Митю, Лёню, Валю и Галю. Алексей Степанович вспоминает, как мать всё время говорила: «Вот Степан придёт», как трудилась всю войну, не видя света белого от работы. Лёня, как другие чумановские ребятишки, старался работать на совесть, зная, что матери трудно одной. Всегда помнил отцовский наказ: держаться, слушаться мать, помогать ей, хорошо учиться и родную землю любить.

Мудрость сердца

Маленький, хваткий, он за любую работу брался. В деревне работников – бабы да ребятишки. Да старичок Василий Иванович Тырбулев, который и за агронома, и за конюха, и за механизатора. По пятнадцать гектаров пашни из лукошка засевал. Прибивку влаги на коровах и быках с боронами женщины с подростками проводили. Ребятишки проворные были, к работе приученные. Лёня на работе – самый первый, хоть здоровья никакого, изувеченный до рождения. Трудно, но дружно жила деревня в войну. Последним делились. Спички в дефиците: истопив печку, берегли угли для соседей. Последнюю картошку делили пополам.
Алексей Степанович, по-семейному Лёня, – так к нему жена обращается, достаёт множество альбомов, аккуратно раскладывает на столе.
– Тут мама молодая. С нею я. В деревне нашу семейную историю все знают. Мама в марте месяце поехала в лес на дроворуб. А была на сносях. Лошадь не послушалась её. Мать справиться, удержать не может. Нога, видать, замоталась в вожжах. Так и несла её лошадь по мёрзлым колдобинам. Весь живот ободрала мама. Меня всего примяла в утробе. Родился – повитуха сказала: не жилец. На холодный пол в нетопленной бане положила, не собиралась мыть и пеленать. Органы смещены, позвоночник искривлён: не младенец – страх божий.
А Лёня выжил. Да ещё милее всех был в семье, добрее, пословнее, ласковее. Работал за троих. Крестьянскому делу учился у чумановских стариков. Деревенский парнишка к грамоте не шибко стремился. До шестого класса проходил в школу, а потом – в колхоз.
Рассказы Алексея Степановича о деревенском детстве, в сущности, не рассказы, а упоминания по тому или иному поводу. Как будто случайно выхваченные из далёкого прошлого и щедро пересыпанные стихотворениями и цитатами.
– Маму помню; всегда в одном и том же платье, волосы причёсаны одинаково. Работала всё время. А мы сами собой. Сёстры совсем маленькие. Я как-то на церковь забрался – надзора же никакого. А церковь деревенская была такая красавица! (Церковь Стефания Пермского – прим. автора). – Сад красивый, богатый: яблони, груши, сирень. Любили мы там полазить. Как-то забрался на самый верх церкви, погнался за воробьями, а купол – раз и кончился. Переполоха было – с церкви спрыгнул!

Щедрость сердца

Любил Алексей Степанович свою деревню Чуманову, весёлую, красивую, где в праздники на всю деревню играли гармошки и звучали раздольные песни. А невесту себе присмотрел в Некрасовой – не было, видать, в Чумановой таких пригожих. Как сказала Тая ему в первый вечер: «Мой золотой», так до сих пор других слов не знает. Пятьдесят четыре года вместе – и всё: Лёнечка, мой золотой! А тогда Лёня привёз Таисию домой, показал матери, и с её благословения стали жить. Бедность крайняя послевоенная – никакой свадьбы. Не свадьбой, видать, брак крепок.
– Просто любили друг дружку, так любили! Шестерых девок мне Тая родила. Таких же добрых, славных и ладных, как сама: Галю, Валю, Свету, Лилю, Наташу, Катю. Забот вечно полно по дому, по хозяйству. Прибегу в уборку, думаю: хоть бы пару часиков вздремнуть! А они облепят меня со всех сторон: соскучились! Богатства не нажили. Вся радость в детях и внуках.
– Никогда не гнались за людьми. Сполосну платье – и в нём же иду. И дочек приучила: не в нарядах краса. Запросит кто-то обнову, говорю: «Доченьки, потерпите, вас же пятеро». Сейчас все взрослые – никто не обижается. Пятнадцать внуков растёт, – поддерживает разговор Таисия Павловна, то и дело поглаживая по голове мужа. Кротко советует: про то расскажи, мой золотой, про это.
Трудовая деятельность Алексея Степановича связана с колхозом имени Ленина. Начинал – в Чумановой было три бригады. Интересная, вспоминает, производственная жизнь. Сильные руководители Михаил Григорьевич Рагилев, Павел Андреевич Комаров, Илья Владимирович Геогенов, Анатолий Петрович Брагин. Строгие, справедливые. Старались укрепить хозяйство, его отрасли, заботились о людях, строили жильё.
В 60-х годах Алексея Степановича Прокушева командировали на уборку в Амурскую область. Старался не только прилежно трудиться, но и изучить полеводство, найти что-то полезное для своего колхоза. Он привёз с Дальнего Востока сою. Никто тогда в Сибири про сою не слышал. Чисто экспериментально культуру на колхозных полях посеяли, урожаев на лабинской земле она не дала. Но это был опыт производства. Человек по натуре бескорыстный, Прокушев делал всё для общего блага, для людей, для колхоза. В Вагайском, Заводоуковском районах молотил на своём комбайне. Был лидером уборки, получал награды.
Вместе с колхозом пережил испытания, которые не однажды накатывались на сибирское село. Были реформы, которые уничтожили хорошо отлаженное и эффективное производство. Сегодня – пришли разумные инновации и формы производства. Алексей Степанович рад за нынешнее состояние дел в Лабинском подразделении общества с ограниченной ответственностью «Согласие». Вернулись дисциплина, достойная оплата труда. В 60–80 годах прошлого столетия в сельхозпроизводстве утверждались ответственность, строгий хозяйский подход. Всё это сегодня повторяется на новом витке деловитости, высокой технической оснащённости, хозяйской предприимчивости.
А значит, всё, что нарабатывали предшественники, не прошло впустую.

Святость сердца

Среди праведных дел Алексея Степановича Прокушева расчистка Криванковского святого источника в годы тотального атеизма. Это только подумать! Сказать об этом вслух было страшно. Сегодня это дело обычное для людей православных: почистить колодец, купаленку обкосить. А в те годы, когда он был замурован, земли в округе распаханы и засеяны, это было смелым подвижничеством. За противление атеистическим мерам можно было навлечь на себя и на близких осуждение и даже наказание. Криванковский колодец по распоряжению начальника 4-го отдела Управления комитета госбезопасности при Совете Министров СССР по Тюменской области от 1958 года, дабы пресечь паломничество к так называемому «святому месту», зарывали, перепахивали, засыпали хлоркой, заливали машинным маслом и соляркой. По официальным отчётам, к 1959 году принятыми мерами паломничество было пресечено. (Это постановление коснулось 700 учтённых властями святых мест на территории СССР – прим. автора).
– Колодец в заболоченной низинке, рядом с озером Серебряшка. Из деревьев там всё больше осина, заросли кустарника, – вспоминает Алексей Степанович, а баба Тая подробно и обстоятельно дополняет его рассказ. Сама Таисия Павловна из Некрасовой – это рядышком с Криванковой, деревней, на месте которой сегодня осталось лишь несколько тополей. Считай, из криванковских мест.
– Мама рассказывала, что на Девятую пятницу всегда было людно в Криванковой. В четверг выходили из своих сёл и деревень паломники, кому двадцать, кому тридцать километров пешком идти. Ночевали в Некрасовой, в Дегтярёвой, а рано утром уже шли до святого места. Кто как, а больше – босиком. Паломников было так много, что у нас в избах некрасовских пошевелиться негде было.
– А в наши-то годы уже только старушки богомольные к колодцу ходили. Посидят, поговорят, помолятся – и в обратный путь. Как-то собрались – старушки и говорят, что на Девятую пятницу думают «сползать» на Криванково. А куда идти-то? Всё перекопано, зарыто, стёрто с лица земли!
Алексей Степанович тогда решился на беспримерный поступок – раскопать и почистить колодец перед Девятой пятницей. Взял вёдра, лопаты – и на Криванково. Сами они тогда жили в Чумановой. Это порядком до святого места. Километров сорок–пятьдесят в один конец. Долго раскапывали: основательно, капитально мужики выполняли распоряжение КГБ, уничтожая святой источник. Алексей Степанович нагребал в вёдра землю, женщины принимали. И иссечённые на клочья иконы, под грунтом и грязью, и монеты медью и серебром – была такая традиция – деньги бросать в ямку. А воды всё нет и нет. Наконец докопался до жилки, до живого родничка. И пошла родимая! Полилась святая водичка.
– А домой как стали возвращаться, – вспоминает Таисия Павловна, – выпорхнула ласточка. Мы ещё до криванковских тополей не дошли. И по щеке Алексея Степановича полощет, и полощет, сесть на голову готова. Это знамение Господне, мы подумали тогда. Бог в помощь – вернётся паломникам святой источник! Старушки пошли на Девятую пятницу – воды набрали. Вот ведь какое доброе дело сладил Лёнечка, моё золото!
По всему выходит, человек он золотой. Добрый к людям, богонравный, ловкий в общении, скромный, трудолюбивый, внимательный, заботливый.
А к Криванковскому святому источнику потом организованное паломничество началось. С 1994 года – после создания прихода Свято-Троицкой церкви. Стекается народ каждое лето на Девятую пятницу. Молятся, под иконой Богоматери проходят, воды набирают. У Прокушевых к святому Криванковскому источнику своё отношение – трепетное, благоговейное. Оно понятно. Каждому свой дар молитвенный, дар Божий.