Зов

Зимой бескрайнее болото, засыпанное снегом, похоже на степь, и только редкие, чахлые берёзки, заросли ерника да куртины камыша на тонких листах выдавали болото.

Снегоход, ровно гудя, шёл по плотному снегу, изредка легко взрывая на плотных надувах. Сзади, на западе, ещё узкой красной полоской горел закат. И он подумал – ночь будет морозной. На востоке небо уже потемнело, появились первые крупные звёзды, и далеко-далеко на горизонте чернела полоса леса. Туда, где на кромке болота, у озера, в лесу, стояла его очередная охотничья избушка. Он направил свой «Буран» в ту сторону. Стали чаще попадаться вымокшие сосенки. Болото незаметно перешло в сосновую марь и, пробив густую кромку камыша, «Буран» вылетел на лёд озера.

На другом берегу в темноте сосен белым пятном выделялась заснеженная крыша избушки. Последний раз взревев на подъёме, «Буран» умолк на своём привычном месте, под сосной, и оглушённый внезапно наступившей тишиной и навалившейся усталостью, Он ещё несколько минут сидел, опустив руки на колени, вслушиваясь в ночное безмолвие. Встал, разминая затекшие, уставшие за день ноги, подошёл к избушке, повесил на вбитый в стену гвоздь ружьё, снял с пояса и повесил туда же патронташ. Старым веслом, стоявшим в углу, отгрёб снег у порога и открыл заскрипевшую, настывшую дверь. В избушке было темно, но Он привычно нашарил на полке над печкой спички и зажёг стоявшую на столике лампу. Снял меховую куртку, бросил её на койку и присел у железной печки. Положив дров, разжёг их берестой, сухими лучинками и сидел на корточках, глядя на разгоревшийся огонь. Спешить было некуда, впереди у Него была длинная зимняя ночь. У печки скоро покраснеют бока, по избушке разольётся тепло. Он снимет и поставит сушить валенки, развесит сырую от пота и снега одежду, не торопясь поужинает и будет пить чай, думая о завтрашней охоте. Завтра он обойдёт на лыжах озёрный путик, проверит ловушки на ондатру, норку и куницу, и к вечеру Его ждут в посёлке – заканчивается промысловая неделя. Он встал, с трудом разгибая колени, поставил на печку замёрзший чайник и вышел из избушки – нужно ещё наколоть дров и поставить их сушить возле печки к следующему разу.

В лесу гулко треснуло на морозе дерево. Отозвалось эхо и всё смолкло. Луны не было, но было довольно светло – прямо над Ним миллиардами звёзд светил Млечный путь. Он подошёл к распиленному на чурки дереву, толкнул чурбак ногой, наклонился поднять его и услышал далёкий крик. Он резко выпрямился. На десятки километров вокруг не должно быть ни одной живой души, тем более в это время. До посёлка десятки километров, только след снегохода.

Кто мог его позвать? Сдвинув шапку на затылок, подняв голову вверх, он прислушался. Над ним высоко-высоко было усыпанное звёздами тёмное небо, оттуда сыпалась мелкая, как иголки, изморозь, покалывая щёки, и вот оттуда, из этой бездонной дали, звонко, протяжно донеслось: Ф-е-е-д-я-я-я! Приседая, боясь шуметь, Он опустил чурку в снег, медленно выпрямился. Какой-то непонятный страх овладел им. Застыла спина, и Он впервые понял выражение «волосы встали дыбом» – перестал чувствовать шапку на голове. Зов не повторялся, но ему казалось, что нечто невидимое стоит сзади, и стоит ему повернуться, произойдёт что-то страшное. И теперь это нечто руководило всеми его действиями. Он пошёл к избушке, открыл дверь, одел полушубок, снял уже шумевший чайник с печки, дунул в стекло лампы и выскочил на улицу. Подбежал к «Бурану», включил зажигание и дёрнул за шнур стартера. Ещё неостывший мотор взревел, и Он, вскочив коленом на сиденье, до отказа нажал на рычаг газа. Снегоход рванул по чуть присыпанному снегом следу в сторону посёлка. Метров за сто от избушки из-под снега взлетел тетерев и, пролетев в луче фары метров пятьдесят, упал на снег, пытаясь зарыться. Он бросил руль и хлопнул себя по груди – здесь у него всегда висело ружьё – ружья не было. Оно осталось на стене избушки, и, странно, у него даже не появилось мысли вернуться за ним. Какая-то непонятная сила гнала, толкала его в спину, и он гнал снегоход так, как никогда не ездил. «Буран» прыгал на ухабах, Он успевал перескакивать с колена на колено на поворотах и гнал, гнал, гнал, ни разу не оглянувшись назад.

Наконец замелькали сквозь деревья огни посёлка. Ворота Его дома уже были открыты, и Он сходу влетел во двор. На крыльце его ждала жена. «Ты же должен был приехать завтра», - сказала она. «Меня кто-то позвал», - ответил Он. «Это я позвала – у тебя умерла мама». Прошло много лет. Он постарел. Многое научился понимать на своём и чужом опыте, но событие той ночи Он не может логически объяснить до сих пор.

Фёдор Гришан