9,878 рентген Леонида Истомина

(фото Владимира

ПОПОВА).

Тридцать один год прошёл со дня техногенной аварии на Чернобыль-ской атомной электростанции – 26 апреля 1986 года. Весь мир с содроганием вспоминает эту катастрофу, последствия которой устраняли около 600 тысяч человек, 60 тысяч из них умерли, 200 тысяч стали инвалидами.

Леонид Мефодьевич Истомин – участник ликвидации последствий аварии: 

– В Тюмени я жил, женат был, сыну 7 лет, когда весной, в мае 1987 года, меня вызвали в военкомат и сказали, что направляют для ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. После окончания дорожно-строительного техникума я мог управлять любой бульдозером, грейдером, БТР. Вот меня и призвали специально для работы на бульдозере БАТ (бульдозере на артиллерийском тягаче), но не пришлось… К моему приезду он был уже сильно заражён радиацией. Так и простоял на территории станции в единственном экземпляре, их около десятка на весь СССР было-то.

Когда выяснилось, что на бульдозере трудиться не придётся, назначили старшим группы, офицеров не хватало, а я был в звании сержанта, руководить, значит, мог. Служил я в Сибирском полку химической и радиологической защиты, выполнял задания командования по очистке от радиационного мусора крыши четвёртого энергоблока. Проживали мы в палаточном городке, в 30-ти километрах от АЭС, возле деревни Черемошня. Приезжали на станцию, ещё 2-3 часа ожидали выхода, и до этого момента доза облучения не учитывалась, не было никаких накопителей. Только при выходе на крышу давали дозиметры. Мы заливали находящийся на ней радиоактивный мусор клейкой пеной. Затем эту массу счищали вручную – лопатами, грузили в контейнеры, которые потом башенным краном опускали, и куда-то увозили. Трудились по 20 минут – допустимое время, чтобы получить дозу 0,5 рентген. После окончания работы дозиметры забирали.

Как сейчас понимаю, особой защиты от облучения не было: марлевые «лепестки» (простейшие одноразовые респираторы), ежедневная смена нательного белья и дезактивация – помывка с мыльным раствором.

По окончании работ мы принимали душ и проходили дозиметрический контроль. Если загоралась красная лампочка, отправляли мыться повторно. Был у меня случай, когда прибор трижды показал повышенный уровень, проверяющий «махнул рукой» и пропустил меня в жилую зону. А ночью у меня разболелась и покраснела нога. Оказалось, что под кожу попал крохотный размером со спичечную головку кусочек радиоактивного графита (точечный источник излучения), и проносил я этот источник на себе около 10 часов.

За месяц 19 раз выходил на крышу, хотя по правилам не больше трёх разрешено (один раз в 10 дней), но…офицеров не хватало, через день, да каждый день набирал я новую группу и с ней шёл на перекрытие - руководить.  Максимально допустимой дозой спустя год после аварии считалось 10 рентген, я за месяц набрал 9, 878.  Врачи сказали, что очень вредно, что дозу набрал так быстро… Второй месяц службы на АЭС не пускали, находился в полку, разводил караулы.

Вернулся в Тюмень, года через два после возвращения развёлся с женой. В 1989-м приехал в Масали, где жили родственники. Устроился на работу трак-тористом, потом был скотником, разнорабочим. С 1997 года на инвалидно-сти. Больше не женился, живу в гражданском браке. Сын стал военным, служит в Новороссийске, три внука у меня.

С юности увлекаюсь рыбалкой и поэзией... пишу я немного – стихи и басни. А ещё хочется, сколько отпущено, дожить спокойно, достойно и по справедливости. 

Басня Л. Истомина

Баран в гостях

В коровник новый на обед

был приглашён

баран-сосед.

Налили пойла, он до дна

всю кадку выдул, да спьяна

решил по бычьи говорить,

чтобы всех тёлок удивить.

То скажет: «Бее»,

то скажет: «Мее».

«Сосед, не хватит ли тебе, – прервал его сердито вол. – Ты в гости всё-таки пришёл,

и сам не зная, что к чему,

То «бее», то «мее»,

не выговоришь «муу».

И человек, когда он пьян,

бывает тоже как баран.