Добрый свет родительского дома

Родительский дом – начало начал,

Ты в жизни моей надёжный причал.

Родительский дом, пускай много лет

Горит в твоих окнах добрый свет…

Из радиоприёмника слышится эта прекрасная, душевная песня. И невольно нахлынули воспоминания, и на душе стало так тоскливо… От нашего родительского дома остались только руины. С кладбищенских надгробий смотрят на нас милые, добрые, мудрые глаза дорогих нашему сердцу людей – наших родителей. В памяти проплывают годы хотя и не сытого, но всё-таки радостного детства, так как мы родились в полной семье, были желанными детьми, родители окружали нас вниманием, заботой, любовью. Наши родители – Иван Иванович Анисимов и мама Дерябина, в девичестве, Капитолина Петровна – создали семью накануне войны, в 1939 году.

Не было пышной свадьбы, золотых колец, звона хрустальных бокалов, просто сделали запись о браке в сельском совете. Маме было тогда шестнадцать лет, папе двадцать четыре года. Мамин отец Пётр Иванович Дерябин в годы революции был военным комиссаром, его мученически казнили белогвардейцы: отрезали нос, уши, перекинули через седло коня, окровавленного увезли в сторону Агарака или Северо-Плетнёво (точно не знаем, где он захоронен). Наш дед – уроженец села Володино, в честь его там названа улица – улица Петра Ивановича Дерябина.

У мамы было шесть классов образования. В предвоенные годы она работала в Бушуево на молоканке. Принимала молоко от населения, сепарировала, делала творог, сметану. Папа окончил четыре класса. В те годы молодёжь рвалась к знаниям. Школа комсомольской молодёжи, ФЗО, разные курсы – все это прошёл и наш отец. Он говорил: «Жил в общежитиях, из еды – хлебушко ржаной да картошка». До войны плотничал, пахал на тракторе, в жатву садился на комбайн, вздымщиком работал, собирал живицу.

В 1940 году родилась я, а через год – война. В июне 1941 года ушёл отец на фронт, зачислили его в отдельный зенитный батальон. Папа несколько раз был ранен, но, слава Богу, остался жив, домой вернулся с многочисленными боевыми наградами: орденом Славы, орденом Отечественной войны I степени, орденом Отечественной войны II степени.

Мама, Капитолина Петровна, в годы войны работала в Бушуевском сельском совете секретарём. В то время детских садов не было, поэтому растить дочку было сложно. В пятнадцати километрах от Бушуево была маленькая деревенька Барсуки, которую чаще называли Выселка. Там жила моя бабушка Анна Матвеевна Барабанова. В деревне остались одни женщины, на быках пахали, возили сено из леса, осенью убирали урожай. Меня, четырёхлетнюю девчушку, без конца перевозили из Бушуево в Барсуки и обратно. Капитолина Петровна договаривалась с почтальонкой, которая доставляла на лошади почту в Зоново. Почтальонка посадит меня на телегу среди посылок и мешков с письмами, довезёт до поворота на Барсуки и направит бежать по дорожке. Бабушка смотрит в окно утром, а в хлебах видно только мою головёнку. В отчаянии захватит голову: «Господи, с кем же я её оставлю?». На целый день уезжали в поле. У дома была пристроена трёхстенка, которую называли погребушкой, потому как там был выкопан погреб. Бабушка положит мне травяную лепёшку, бутылку молока, и я без присмотра сижу одна целый день. Дня через два меня тем же транспортом отправляют в Бушуево.

Трудные годы войны на всю жизнь подружили меня с песней. Когда я оставалась у бабушки на несколько дней, к ней приходили девушки с просьбой: «Баба Нюра, отпусти Тамару на вечёрки». Научили меня петь частушки. Они играют на балалайке, а я пою. И так каждый вечер. Погощу – пора и честь знать, меня переправляют в Бушуево. Мама, Капитолина Петровна, берёт меня с собой на работу. Как-то раз в сельсовет приехал начальник Юргинского НКВД. Кто-то попросил меня спеть частушку. Я смело взобралась на стул и громко запела:

«Села кошка на окошко,

Распустила белый хвост,

Вся Бушуева сдурела,

Записалася в колхоз».

Задорно спела. И ещё несколько частушек в том же духе. Большой начальник побагровел, изменился в лице, а мама стояла ни жива ни мертва. В те годы за такие частушки арестовывали и увозили неизвестно куда и навсегда – за поругание социалистических устоев. Он стал допрашивать маму: «Кто научил такой частушке?». Видит, мама смертельно испугана. Строго предупредил, чтоб я такие песни никогда не пела.

Холодное, голодное детство. Холодное от того, что меня некому было приласкать. Мама не знала, куда меня определить на следующий день, от этого была раздражительной. У бабушки тоже одна работа, для неё я тоже была обузой. В колхозе оплачивали работу трудоднями, а на трудодень давали немного муки, сахара, конфет-карамелек, которые позже называли «Дунькина радость». Бабушка всё это запирала в большой сундук под замок и выдавала по большим праздникам: маленький кусочек сахара или конфетку. Основная еда – лепёшки-травянушки и молоко, благо бабушка держала корову. Из рассказов бабушки, Анны Матвеевны, я помню случай. Во время уборки урожая она пекла хлеб мужчинам-хлеборобам, у неё осталось немного муки – испекла мне два блина. Уж больно понравились они мне, на следующий день прошу: «Не буду есть чёрные лепёшки, дай мне хлебных тряпочек!». В военные годы я не имела понятия, что такое блины. Это потом они у нас пеклись и подавались разные, на любой вкус!

Весной – разнообразие всякой еды: медунки, саранки, пучки, щавель. Летом – ягоды. Лес был рядом с деревней. Когда поспевали в огороде овощи, их начинали кушать только с Ильина дня, то есть со второго августа. Овощи приносила бабушка, детям в огород ходить запрещалось. Детей пугали «огородницей». Я в огород ходить боялась – вдруг она поймает.

Жизнь шла, продолжалась страшная война! Папа посылал реденько о себе весточки: Харьков, пешком в Горький на переформирование, получают пушки и… на Сталинградский фронт. Полтора года папа стоял в обороне Ленинграда, брал Выборг, участвовал в форсировании Финского залива. За этот бой папу наградили орденом Отечественной войны I степени. Войну закончил на Балтийском море. Затем его направили в Восточную Пруссию. Вернулся домой в декабре 1945 года.

Этот сюжет звучал в доме многократно. Из рассказов мамы: тёмный зимний декабрьский вечер, она идёт с работы. На мосту ей встретился солдат. Проходят мимо и оба оглядываются. Вдруг мама бросается к нему: «Да это же мой миленький». Приходят вместе в домик папиных родителей, где его ждала вся родня. А следующий эпизод мне самой запомнился на всю жизнь. Входит папа, бабушка падает в обморок, начинается такая суматоха! Все громко плачут, а я стою на лавке и со страхом наблюдаю эту картину. Наконец, папа спохватывается: «А где же моя дочурка Тамарка?». Берёт меня на руки и нежно прижимает к себе. Это была первая проявленная ко мне нежность за годы войны!

Вернулись с фронта солдаты, мирная жизнь налаживалась. Из папиной шинели мне сшили пальто. Папа был исключительно мастеровым человеком! Сшил мне маленькие сапожки, на голенище гармошечки – ему нравилось делать что-то необычное, затейливое.

В народе бытует поговорка: дом не построил – значит не жил. Папа для своей семьи построил три дома. Первый – в Бушуево, домишко без затей. Второй – в Володино. В 1947 году семья из Бушуево переехала в Володино. И третий, как мечта, которую вынашивал в окопах, необычной красоты для скворцов скворечник – приметный, двухэтажный, с башенкой.

В Володино в семье появилось ещё две дочки. Возникла необходимость расширить дом. В 1957 году переехали в Юргинское. Купили избушку с земельным участком, и отец начал рубить большой дом, два года строил. Красавец-дом получился! Но папе хотелось чего-то необычного. Решил облагородить, отчеканить карниз. Собирал доска к доске, ночами вырезал пилочкой. Сделал оригинальные наличники, узоры придумывал сам. А какие ворота он смастерил! Наверху красовался орден Победы, внутри которого искрились набитые стеклянные ёлочные игрушки, к ордену были подключены электрические лампочки.

Люди шли мимо, останавливались, любовались искусной работой. Папа был одарённым человеком, очень хорошо играл на гармони, пел, много передал нам – дочерям Тамаре, Нэле, Нине.

Ранения не давали покоя, сильно болели простуженные ноги. Папа слёг. В 1988 году он скончался в возрасте 75 лет, через шесть лет умерла мама. Их жизнь прожита не напрасно, они оставили яркий след, яркий свет.