Кузница сельских талантов

Культура досуга – составная часть общей культуры человечества, причём одна из главных. Таковой она является потому, что более половины своей жизни человек не занят общественно полезным трудом, а занят удовлетворением своих потребностей в различных сферах собственной деятельности. Государство в той или иной мере способствует организации досуга различных слоёв населения, создаёт материальные возможности для реализации его запросов и потребностей. Дворцы, дома культуры, клубы – это та материальная основа, где человек может проявить себя в различных направлениях своей творческой деятельности. Эти учреждения культуры – детище социализма, а точнее, его идеологов, ибо клуб изначально был предназначен для объединения политических единомышленников, а уж потом для развития талантов. Мои воспоминания – это лишь небольшая частица истории клубов. Она охватывает период около десяти лет.

------------------------------------------------------------------------Клуб времён оттепели.------------------------------------------------------------------------------

Раннее детство. Чем дальше отдаляешься от него, тем туманнее становится логическая цепочка событий. В конце концов в памяти остаются лишь отдельные эпизоды. Они не являют собой каких-то значительных моментов жизни. И одному богу известно, почему именно они не стёрлись из памяти.

Начало марта 1953 года. Вот уже целую неделю голос Левитана доносит из домашних репродукторов сообщения о состоянии здоровья Иосифа Виссарионовича Сталина. Сообщения становятся всё мрачнее. Страна замерла. Страна не верит, что великий вождь может умереть. Как же так? Ведь он же вождь. Но 5 марта то, во что не хотели верить, произошло.

Двухэтажное деревянное здание Казанского детского садика. В большой комнате, которая одновременно была и игровой, и столовой, и спальней, в шеренге стоят около трёх десятков воспитанников. Воспитатели Нина Трофимовна и Анна Тимофеевна, не стесняясь детей, навзрыд плачут. Наконец кто-то из них говорит: «Дети, сегодня нашу страну постигло страшное горе. Умер наш вождь и учитель Иосиф Виссарионович Сталин». И снова плач. Глядя на воспитателей, начинают всхлипывать сначала девчонки, а потом и мальчишки. Всеобщее горе. Оно недолго оставалось в сознании народа. Надо было работать, чтобы кормить живущих впроголодь детей. Их количество на улицах множилось после войны в арифметической прогрессии. Их отцы и матери, истосковавшиеся друг без друга, выдавали на свет одного за другим новых граждан СССР.

Политикам в это время было не до демографического всплеска. Они делили власть. Делили жёстко. Поедали друг друга, как звери. Наконец распри закончились. На троне руководителя ВКП(б) воцарился Никита Сергеевич Хрущёв. Но народ, забитый, напуганный предыдущим вождём, безмолвствовал. Не было восторга, не было единения, но было ожидание. Чуть встряхнула страну целинная эпопея, начавшаяся в 1954 году. Именно от неё подул лёгкий ветерок перемен. В 1956 году этот ветерок превратился в ураган, который основательно потрепал устои властвовавшего почти тридцать лет сталинизма. Закрытый доклад Хрущёва на двадцатом съезде компартии был как многотонная бомба. Несмотря на меры, принятые для неразглашения выступления нового генсека, буквально через месяц доклад стал достоянием народа. Страна разделилась на сторонников и противников Сталина. Первых было больше. Но меньшинство, почувствовав, что пришёл конец страшному и по своей сути преступному времени, бросилось творить, созидать, строить. Наступила, как потом её назовут, «хрущёвская оттепель». Начало её положила интеллигенция, которая многое знала и долго молчала о том, что знала. Вскоре забурлил и народ. Это в глобальном масштабе. Что касается деревни, то она всё также жила в заботах о хлебе насущном. Ещё оставались длинными очереди за чёрным хлебом, сахаром, постным маслом и ватными телогрейками, которые "выкидывали" в сельповских магазинах к началу зимы. На фоне этих суровых будней вдруг неожиданно произошёл небывалый подъём народного творчества и особенно художественной самодеятельности.

За всю историю села Казанского, в народе называемой Казанкой, было три дома культуры (ДК). Нынешний все знают. Его предшественник выходил фасадом на улицу Луначарского, как раз напротив снесённой недавно водонапорной башни. Первый выходил фасадом на нынешний парк. Когда он был построен, помнят лишь те, кому сегодня за 80. Судя по планировке, дом культуры строился по какому-то типовому проекту. Начинался он с огромной по тем временам крытой веранды. Потом был коридор с несколькими подсобками. В одной из них жила тётя Тоня Попкова, которая одновременно была истопником, техничкой и билетёром. Днём и вечером в ДК, до той поры, пока не начиналось самое из важнейших искусств для народа – кино, велись кружки художественной самодеятельности. Самым модным и посещаемым был духовой. Руководил им после войны мой двоюродный дядя Павел Иванович Ламбин. Составов в оркестре было два – основной и дублирующий. Понятно, что в первом играли те, кто уже постиг нотную грамоту и научился владеть инструментом. Оркестр играл на праздничных торжествах в самом доме культуры и на митингах, посвящённых революционным праздникам. Репертуар оркестра на таких мероприятиях был ограничен: марши «Смело, товарищи, в ногу», «Вихри враждебные», «Вставай, страна огромная», «Варяг», «Прощание славянки».

Зато на танцах оркестранты "отрывались" на полную катушку. «Живьём» звучали «В городском саду», «Амурские волны», «Утомлённое солнце» и модное «Рио-Рита». Народу на танцах было не протолкнуться. Причём приходили не только молодые, но и люди повзрослее, семейные пары. Совсем юным (до шестнадцати лет) вход был заказан. Обязательным на танцах было присутствие массовика-затейника. Такая должность была в штате дома культуры. В перерывах, когда оркестр отдыхал, этот самый массовик-затейник проводил игры, викторины, шутливые конкурсы. Запас их, казалось, был неисчерпаем. Мы, 10–12-летние пацаны, наблюдали всё это действо через окна, отталкивая друг друга. Уж слишком много нас собиралось.

Кружковых комнат в доме культуры не было. Зато был кабинет директора. Самодеятельность репетировала на сцене. Театральные артисты сменяли оркестрантов, потом появились танцоры.

Концерты проходили довольно часто. Частыми были и смотры художественной самодеятельности в честь годовщин, юбилеев вождя, очередных партсъездов. Мне удалось выступить на сцене того дома культуры всего лишь один раз. Помню, шёл смотр школьной самодеятельности. Мы с другом Валерой Кубаревым исполняли песню «Фуражечка». Главным атрибутом нашего сценического костюма, конечно же, была фуражка. Школьная, форменная, с лакированным козырьком. До сих пор помню слова песни:

«Вот шагает по Садовой
Статный бравый паренёк.
Он идёт в фуражке новой,
Так и блещет козырёк.»

После этого мы снимали фуражки, на вытянутой руке имитировали любование ими и начинали припев:

"Фуражечка, фуражечка,
Хвалить тебя не грех.
Наденешь – так и кажется,
Что стал красивей всех."

Зрители были в основном из нашей школы. Потому аплодисментов мы отхватили много. Стали дипломантами смотра.

Из взрослых участников самодеятельности той поры запомнились только Борис Калинников, Юрий Кононов, Виктор Хлабутин, Александр Истомин, Виктор Григоренко. И всё потому, что на концерты мы попасть не могли. Зал всегда был переполнен взрослыми. Ещё более проблематичным было посещение кино. Детских сеансов было мало. На взрослые не пускали. Мы шли на всё, чтобы попасть в зрительный зал. Чего только не придумывали. Самым простым был такой способ: до начала сеанса пробраться в зал, спрятаться за печкой, между рядами или залезать под приставные ступеньки, которые вели на сцену. Но такие приёмы почти всегда заканчивались неудачей. Вездесущая тётя Тоня быстро и безошибочно определяла все укромные места и, взяв за шиворот, выводила прятающихся на улицу. Вторым, более эффективным, способом было проникновение в зал через запасные выходы. Во избежание потерь тепла они были с тамбурами. Сам выход не закрывался, а тамбуры закрывались на длиннющие кованые крючки. Единожды проделав отверстие в двери тамбура, мы проталкивали в него небольшую рогатину и снимали крючок с петли. Всё делалось тихо. Потом рывком открывалась дверь в зал, и человек десять устремлялись под кресла. Хорошо, если тёти Тони в зале не было. Тогда всё обходилось благополучно. Но если она была на месте, то после десятиминутного просмотра мы оказывались на улице. Почему десятиминутного? Дело в том, что за это время часть фильма, уложенная в специальную круглую коробку, заканчивалась, и её надо было менять на следующую. Во время установки новой части в зале включался свет. Вот тогда-то тётя Тоня и вылавливала нас.

Не знаю, кто первым подал идею прятаться под сцену. Но идея эта была удачной. Перед началом фильма мы открывали люк на сцене и залазили в него. В полной темноте сидели минут двадцать. Было слышно, как тётя Тоня отодвигала ступеньки, ходила между рядами, как зал заполнялся зрителями. Кино начиналось, и мы поднимали люк. Но экран был буквально в двух метрах от нас, и в узенькую щель виднелась только его нижняя часть. Тогда люк поднимался выше, ещё выше, пока не падал на нас. Все расползались в стороны. А через несколько минут снова сползались к люку. И здесь тётя Тоня нашла выход. Нет, она не залазила под сцену. Она просто снимала с нас шапки. Потом мы долго выпрашивали их под дверьми её каморки. В конце-концов ей надоедало наше нытьё, и она выбрасывала шапки в коридор.

И ещё мне запомнилось тогдашнее кино частыми остановками. Все воспринимали смену частей, как явление обычное. Но, не дай бог, рвалась плёнка, а киномеханик дядя Федя Долгих вовремя этого не замечал. Через минуту в зале начинался оглушительный свист и крики: «Сапожник». Почему сапожник? Но самое неприятное, если останавливался движок, от которого были запитаны аппаратура и свет в зале. Электричества в Казанке тогда ещё не было. Сначала выходили мужики, которые посильнее и которые разбирались в технике. Они сразу шли к маленькой будке, где стоял этот самый движок. Заводился он с помощью рукоятки, которую надо было крутить по принципу: чем быстрей – тем лучше. Порой ей придавали такое ускорение, что, казалось, движок разлетится. После разного рода ухищрений – прикурок, зачисток – источник энергии, чихая и кашляя, набирал обороты, и кино продолжалось. Хотя такие остановки длились иногда минут по двадцать-тридцать. Где-то в конце пятидесятых годов этот дом культуры сломали и построили новый. Тоже деревянный, тоже маленький, но ставший для многих моих земляков вторым домом.

----------------------------------------------------------------------------------Второй дом------------------------------------------------------------------------------------

Как-то уж так совпало, что в это же время появилось много профессиональных руководителей самодеятельных коллективов. Где-то в 1963 году (точно не помню) у нас открылась музыкальная школа. Она занимала часть помещений бывшей начальной школы и находилась точно на том же месте, где сегодня стоит здание нынешней школы искусств. Появились музыканты-педагоги, самой яркой личностью из которых был, конечно же, Геннадий Нагибин. Закончив Тюменское музыкальное училище по классу «хоровое дирижирование», он с женой и маленьким ребёнком поехал работать в глубинку. Хотя и в самой Тюмени такие специалисты были нарасхват. Буквально за год он сумел организовать при доме культуры очень сильный хоровой коллектив. И даже не один. Отдельно от академического хора, в состав которого входило около 70 человек, был создан академический мужской хор. В нём занимались более 30 человек. Репертуар обоих коллективов особым разнообразием не отличался, в него в обязательном порядке входили песни о партии, комсомоле, о Родине. С выступления академического хора начинались все праздничные концерты. Уже тогда хористы красовались в сценических костюмах. На женщинах были белые блузки и чёрные юбки, на мужчинах – серого цвета брюки и пиджаки.

В своих воспоминаниях о Казанском народном театре я много рассказывал о Марии Петровне Шкурченко, тогдашней заведующей отделом культуры района. Поклонница театрального искусства, она с такой же заботой относилась и к хоровому, и к танцевальному коллективам. Благодаря её настойчивости и упорству росло мастерство всех без исключения самодеятельных артистов. Она заботилась не только о том, чтобы коллективы были одеты. В первую очередь она заботилась о профессиональных кадрах: «выбивала» для них квартиры, искала любую возможность для улучшения их материального достатка. Но вернёмся к хору. За два года репертуар хора насчитывал около 30 песен. И вот тогда Геннадий Нагибин решил обратиться к классике. Разговор с коллективом шёл ну прямо как в фильме Эльдара Рязанова «Берегись автомобиля». Помните сцену, когда гениальный Евгений Евстигнеев, сыгравший в этом фильме роль режиссёра народного театра, произнёс ставшую афоризмом фразу: «А не замахнуться ли нам на самого Вильяма Шекспира?» Геннадий сказал коллективу примерно следующее: «Песни мы петь научились. Давайте попробуем хоровую классику». В качестве пробы были взяты два хора: из оперы Глинки «Руслан и Людмила» и хор «Славься» из оперы «Иван Сусанин». И вот из кружковой комнаты зазвучало: «Ах ты, свет Людмила, пробудись, проснися, звёздочкой падучей…», через полчаса на смену этому хору приходил другой – «Славься». В начале 90-х, когда распался нерушимый Союз, его гимн временно заменили именно на мелодию «Славься». Я без особых усилий вспомнил слова:

«Славься ты, славься, Русь моя,
Славься великой страны голова.
Да будет во веки веков сильна
Великая наша родная земля».

Репетиции шли долго. Классика не любит фальши. Часами отрабатывались мужские партии, женские. Важен был каждый ньюанс. И вот, наконец, в один из праздничных дней 1965 года, кажется, это было весной, две эти вещи прозвучали со сцены дома культуры. Хор из 70 человек звучал слаженно, чисто и мощно. Для полной мощи не хватало только лишь оркестрового сопровождения.

Как и в любом самодеятельном хоровом коллективе, здесь были участники, обладавшие более сильными голосами, вокальными данными. С ними Геннадий Нагибин вёл отдельные занятия. И вот уже зазвучали песни в исполнении солистов, дуэтов, трио, ансамблей. В отличии от нынешних вокалистов, дуэтов и ансамблей, основу которых составляют полупрофессиональные работники Казанского центра досуга, это были люди, работающие на производстве, госучреждениях, школах, детских садах. Под гром оваций зала всегда заканчивал свои выступления районный прокурор Борис Сёмкин. Он исполнял классические арии. Хорошо поставленный голос – лирический тенор, которым он обладал – просто завораживал. По слухам, районный прокурор в своё время закончил три курса Уральской консерватории имени М.П. Мусоргского по классу вокала. И лишь проблемы со связками не дали ему возможности стать оперным певцом. Коронкой в его выступлениях была ария Смита:

«На призыв мой, тайный и страстный,
О, друг мой прекрасный, выйди на балкон.
Как красив свод неба атласный
И звёздный, и ясный струн печальных звон…

Задушевно и нежно звучали песни в исполнении Юли Шевченко (в настоящее время Звонарёвой). Юля, кстати, тоже работала в прокуратуре. Именно в середине 60-х раскрылся талант Татьяны Игнатьевны Штейнмарк, которая до сих пор поёт в хоре ветеранов. Удивительное творческое долголетие. В её сольном репертуаре были народные, эстрадные песни, классика. Я думаю, что она достойна того, чтобы о её творчестве рассказать отдельно, вне рамок этих воспоминаний. Запомнился мужской дуэт Александра Бушина и Владимира Бухалова. Мужская вокальная группа.

Самой главной проблемой в развитии песенного жанра было отсутствие материала для исполнения, вернее, его доступность. Песни к тому времени начали создаваться. По радио зазвучали мелодии первых шлягеров А.Островского, А.Петрова, О.Фельцмана, Я.Френкеля, А.Пахмутовой. Но беда была в том, что нот, не говоря уже об аранжировках, к ним нельзя было найти днём с огнём. Выходящие в то время журнал «Молодёжная эстрада» и сборник «Песни радио и кино» не смогли восполнить потребности самодеятельных эстрадных исполнителей. Все модные песни ловились из радиоприёмников на слух местными баянистами, которые на свой вкус и умение ставили аккорды, изобретали проигрыши. Только так новые вещи попадали на самодеятельную сцену. Так развивалось вокальное и хоровое творчество в нашем райцентре в 60-е годы. О других видах и жанрах разговор будет отдельным.

Леонид АНДРЕЕВ