МОИ АВИАКУМИРЫ

МОИ АВИАКУМИРЫ

Признаться, я никогда не бредил пятым океаном. Да и к самолётам меня не тянуло. Правда, первый мой «полёт» с крутого крылечка родного дома был связан с летательным аппаратом. Желая увидеть летящий воздушный шар, я нёсся на улицу, не чувствуя под собой ног. А потому и скатился кубарем с крыльца, поранив при этом ногу. Но плакать было некогда – воздушный шар приближался к горе и вот-вот должен был скрыться за ней. Тем не менее, это было моё первое знакомство с летательным аппаратом. Потом этот детский «полёт» тихо улёгся в укромном уголке моей памяти и долго не напоминал о себе.

Но неистовое мужество и отвага, решимость и героизм советских лётчиков в годы Великой Отечественной войны в корне изменили моё отношение к богине пятого океана – авиации. Даже на призывной комиссии, когда объявляли результаты распределения по командам, я попросил зачислить меня в команду авиаторов. На это получил ответ от военкома: «Крепкие парни нужны и на флоте».

И всё-таки в год завершения учёбы в педагогическом училище имени И.Н. Ульянова наша дружная троица – я, Дима Заськин и Гена Гурьянов – твёрдо решила заняться в аэроклубе. Старались не пропускать занятия. Даже в какое-то время мы заслужили благодарность от начальника аэроклуба. А итогом всей этой учёбы должна быть лётная практика. В назначенное время мы обязаны были явиться в город Чебоксары. И, как нарочно, этот день совпал с днём проведения выпускного вечера, на котором директор училища Георгий Спиридонович Спиридонов поздравит выпускников с присвоением звания учителя начальных классов, вручит дипломы и пожелает успехов на благородном педагогическом поприще. Встал вопрос: как быть? Мои друзья-однокашники твёрдо решили – ехать! Мне же хотелось побывать на торжестве, ещё раз вспомнить со всеми то хорошее, что накопилось за годы учёбы. А потом, пусть с небольшим опозданием, но приступить к лётной практике. Но, когда прибыл в столицу республики, аэроклубное начальство встретило меня вопросом-упрёком: «Надо научиться выполнять приказы и все предписания, которые исходят от аэроклуба». Так и закончилась неначавшаяся моя лётная практика.

Оставалось одно – готовиться к поездке в Сибирь на педагогическую практику. Итак, практика началась, но уже не лётная, а учительская в Михайловской семилетней школе в качестве математика.

Я прекрасно понимал значение школы для детей, знал, что моя задача отдать ребятам всё то хорошее и доброе, чем сам богат. А это богатство в меня щедро вкладывали семья, школа и влюблённые в своё дело преподаватели педагогического училища. Тем не менее понимал и другое: я обязан исполнить и священный долг перед Родиной. Поэтому я шёл в райвоенкомат и там спрашивал: «Когда придёт моя очередь служить в Армии?». На это мне отвечали: «Закончите учебный год, потом посмотрим».

И эти смотрины продолжались до ноября 1954 года, когда по военной линии поступило указание зачистить всех призывников, которым ранее были даны отсрочки. Вот тогда и настала моя очередь отдать священный долг Родине.

После восьми месяцев учёбы в школе младших авиаспециалистов, которая была на железнодорожной станции Розенгартовка, в двух километрах от реки Уссури, я получил военную специальность. Об этой школе у меня и сегодня сохранились самые добрые воспоминания. Всё это связано с тем, что вводили нас в авиацию чуткие и высокого класса преподаватели, добрые и требовательные командиры, заботливые и внимательные офицеры. Потому и выходили из этой школы знающие и умеющие специалисты.

Многие курсанты этой школы, в том числе и я, были направлены для прохождения дальнейшей службы в авиаполки Московского военного округа. По прибытии туда меня определили в 600-й полк 4-й авиадивизии особого назначения, которая базировалась в городе Люберцы. Полком командовал полковник Муса Гайсинович Гареев. Его боевые награды говорят сами за себя. Он отважный, мужественный и решительный лётчик, прошедший всю Великую Отечественную войну. На его счету около 250 боевых вылетов, Муса Гайсинович дважды Герой Советского Союза, депутат Верховного Совета СССР. На его груди красовались 12 орденов, в том числе ордена Богдана Хмельницкого и Александра Невского, и множество медалей. Как дополнение к этому высокому почёту были и иностранные награды.

Муса Гайсинович частенько появлялся в казарме рядового и сержантского составов. И встречался он с солдатами не для каких-то разборок и назиданий, а в порядке отеческого разговора со своими подчинёнными. Для всех нас, проходящих службу в 600-м авиаполку, полковник Гареев был просто батей. Его пример служения Отечеству являл для нас, молодых парней, образец высочайшего долга, высочайшей ответственности и столь же высочайшего понимания армии как единственного и никем непобедимого защитника Великой Руси. Для меня этот мужественный человек был и остался на всю жизнь первым авиакумиром. И считаю, мне просто очень и очень повезло служить в авиаполку под его командованием. С высоты своего возраста и в преддверии Великой Победы, а этот праздник у нас будет особый – ведь во всех уголках нашей России, да и во всём мире, люди готовятся отмечать 65-ю годовщину со дня полного разгрома гитлеровской Германии, я благодарен судьбе, которая, будто в награду за наше опечаленное военное детство, предоставила мне право служить в дивизии особого назначения. А дивизия, которой командовал Генерал Петров, в Московском военном округе была всегда на почёте. Туда частенько наведывались разные знаменитости. Дважды в нашу дивизию приезжал на встречу с авиаторами и знаменитый на весь мир Герой Советского Союза лётчик Алексей Петрович Маресьев. Его представлял присутствующим наш командир полка. А мы, представители 3-й авиаэскадрильи вместе со своим командиром майором Василием Михайловичем Бариновым, на той встрече заняли первые ряды. Это была нам своего рода награда за первенство в боевой и политической подготовке. Разумеется, и первый вопрос знаменитому лётчику задал наш представитель – радист Виктор Киреев. А вопрос звучал так: «Скажите, Алексей Петрович, что помогло вам выжить и победить в жесточайших условиях «Демьянского котла», когда ваш самолёт был подбит и вы, тяжело раненый, совершили вынужденную посадку на территории, занятой немцами?». Выслушав вопрос, Алексей Петрович поднялся из-за стола и направился в зал к радисту Кирееву. Тот соскочил с места и отрапортовал: «Рядовой Киреев». Лётчик Маресьев по-отечески положил свою руку на плечо солдата и проговорил: «Давай-ка, Виктор, подумаем вместе над твоим вопросом. Скажи, пожалуйста, как бы ты ответил на этот вопрос, оказавшись на моём месте?».

«Да у меня бы не хватило жизненного ресурса», – ответил Виктор.

– Хватило бы, Виктор, хватило! – вернувшись на своё место на сцене, твёрдо заявил А.П. Маресьев. – Да и у других бы хватило жизненного ресурса. Важно другое – как распорядиться этим ресурсом. А на помощь в любом случае надо позвать любовь к своему Отечеству и своему народу, собрать в единый комок свою волю и жгучую ненависть к врагу, который посягнул на честь, достоинство и независимость любимой Родины. Много вопросов было задано героическому лётчику Маресьеву. Парней интересовала его послевоенная жизнь, общественная работа и что считает Алексей Петрович главным в жизни любого человека. И, конечно, не осталась в стороне «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого.

Ещё с одним авиакумиром довелось мне встретиться уже на Мокроусовской земле Курганской области. Это произошло в начале 70-х годов прошлого века. Тогда я был секретарём райкома партии.

В одно мартовское утро позвонили из обкома КПСС нашему первому секретарю и сказали, что прибывший в область Герой Советского Союза Михаил Петрович Девятаев изъявил желание начать свои встречи с людьми с дальнего от центра района. И таким районом оказался Мокроусовский.

И когда мы обсуждали, как лучше и эффективнее провести это важное мероприятие, первый секретарь райкома партии, завершая разговор, сказал мне: «Ты идеолог, вот тебе и карты в руки». Что ж, в руки, так в руки.

А на следующий день поколесили мы с Михаилом Петровичем по деревням и сёлам земли Мокроусовской. Вечером Михаил Петрович встречался с селянами в клубе, днём – со школьниками и животноводами. А в короткие минуты между выступлениями – воспоминания и воспоминания. И тогда лётчик Девятаев рассказывал мне подробности побега из немецкого плена на немецком же самолёте. План был рискованный. Суть его заключалась в следующем: группа советских военнопленных из 10 человек захватывает немецкий бомбардировщик «Хейнкель» и совершает на нём побег из концлагеря на острове Узедом. К началу февраля 1945 года всё было готово к реализации этого плана. И 8 февраля отважная десятка решается на побег. За штурвалом самолёта лётчик Девятаев. Заметив уходящий с аэродрома бомбардировщик, немцы выслали вдогонку истребитель, но тот не сумел обнаружить «Хейнкель». Следует приказ возвращающемуся с задания истребителю сбить одинокий «Хейнкель». Но истребитель не смог выполнить приказ из-за отсутствия боеприпасов. В районе линии фронта самолёт обстреляли наши зенитки. Пришлось идти на вынужденную посадку. Лётчик Девятаев посадил «Хейнкель» на брюхо южнее населённого пункта Голлин в расположении артиллерийской части 61-й армии. Михаил Петрович Девятаев доставил командованию стратегически важные сведения о засекреченном центре на Узедоме, где производилось и испытывалось ракетное оружие нацистского рейха, точные координаты стартовых установок ФАУ, которые были расположены вдоль берега моря.

Однако особисты не поверили, что заключённые концлагеря могли угнать немецкий самолёт. Не поверили они и лётчику Девятаеву. С тех пор и начались мучительные годы для Михаила Петровича. И лишь благодаря вмешательству легендарного конструктора космических кораблей Сергея Королёва восторжествовала справедливость. В газетах появились материалы о подвиге лётчика Девятаева. Михаилу Петровичу, пусть и с большим опозданием, но присвоено было звание Героя Советского Союза.

В этом повествовании хочется остановиться и ещё на одном Герое, подвиг которого я бы занёс в самые важные и в самые главные книги, посвящённые истории российской авиации, причём место этому подвигу на самой первой странице. Подвиг этот совершён великим гражданином Тюменской области Владимиром Ильичом Шарпатовым. Он со своим славным экипажем практически повторил побег Девятаева из немецкого концлагеря. Но подвиг Шарпатова на афганской земле можно назвать бриллиантовым по своей смелости, по своему мужеству и по своей решимости. Поднять такую махину, какую представляет собой «Ил-76», далеко не каждому лётчику по плечу. А вот моему авиакумиру В.И. Шарпатову удалось это сделать на Кандагарском аэродроме и на виду у разомлевших на жаре талибов. Теоретически эта махина не должна летать на высоте 50-70 метров. А вот лётчик Шарпатов своим подвигом доказал, как можно уйти от всевидящего глаза радара. И сделал он это искусно, талантливо и филигранно, так, как требовала жизнь и сложившаяся обстановка.

И снова высокие зарубежные политики, учёные и просто знатные авиаторы ломали свои головы над подвигом экипажа Шарпатова, выискивая главную движущую силу столь рискованного поступка. И ответа не находили. А ответ лежит на поверхности, надо только хорошо знать характер и душу русского человека.

Александр БРЕНЧАГОВ,

член Союза журналистов России.