Слово «оккупация» они знают не понаслышке

В войну супруги Беляевы проживали на захваченной врагом территории

   В первые месяцы Великой Отечественной войны фашисты заняли западную часть Советского Союза. В том числе к концу августа 1941 года -- всю Белоруссию. Здесь установили оккупационный режим, ограничив свободу жителей и сделав их бесправными. Очевидцы всего этого – пожилая пара Беляевых -- проживают в селе Нововяткино.

   Всё то, о чём рассказывают учебники истории, можно услышать в воспоминаниях этих людей. Оба супруга родились в 1938 году, провели детство на завоёванных немцами землях, но совершенно разных. Анна Петровна выросла в селении Старенки Кривичевского района Минской области, а Алексей Иванович – в деревне Погат Кировского района Смоленской. Позже семьи переехали в Казахстан на постоянное место жительства, там молодые и познакомились.

Анна Петровна - о жизни под немецким игом

   Когда началась война, Анне и Алексею было по 3 года, потому они чётко не помнят того времени. Но хорошо знают о нём от своих родителей, бабушек, тётей, которые в детстве им всё рассказывали. Анна Петровна говорит, что в её  деревне гитлеровцы находились долгое время. И это действительно так, потому что Белоруссию освободили только в 1944 году.

   -- Население голодало, хлеба не видели, -- вспоминает она тяжёлые военные годы. – Фашисты в деревню пришли, всё присвоили: продукты, скот. Они тогда у всех квартировали. Когда поселились в нашем доме, маму, Гунефу Иосифовну, заставили им блины печь. Мой отец, Пётр Антонович Недвицких, ушёл в лес жить вместе с коровой, чтобы её не отдавать. Одежду нашу закопал в землю. Кур и свиней у нас отобрали. Через три дня корова отелилась, и отцу пришлось вернуться домой. Немцы забрали бурёнку. Бабушка заплакала, а один из них наставил на неё автомат… Печки топить людям не давали, ходить в лес и за водой -- тоже, зимой снег топили. В бане не разрешали мыться. Нас у родителей было трое ребятишек: я и Вера, мы близнецы, и Эдуард. Местное население немцы сильно не трогали, но мама говорила, что евреев они называли жидами и расстреливали. Пока у тех было золото, откупались, а позже по всем «прошлись» пулемётом. Жителей деревни – от мала до велика -- согнали к большому рву, чтобы смотрели на их казнь. Кто заплачет, в того тоже стреляли. До конца расстрелянных не убивали -- закапывали, земля ещё несколько дней в тех местах шевелилась. Некоторые трупы просто выбрасывали. Однажды, по весне, мой брат снял с головы убитого, не похороненного человека шапку и надел на себя, потому что у него никакой не было. Так потом заразился какой-то трупной палочкой, пошли болячки, мама ему голову йодом мазала, еле вылечила. Вот так и жили, сидели и помалкивали. Когда ушли фашисты, мы бегали в лес, искали их старые консервные банки и выедали из них остатки пищи. Ели крапиву, лебеду, мёрзлую картошку. Я только два класса окончила, потому что есть было нечего и надеть тоже. Ещё помню, когда самолёты летели и начинали бомбить, нам домашние говорили: «Ложитесь!»  Мы падали на пол. Они пролетят, и ничего…

        У маленького Алёши, как в песне, «враги сожгли родную хату»                        

   В Смоленской области, где жил Алексей Иванович, немецкая дивизия стояла недолго. Вечерами солдаты вермахта играли на губной гармошке, а босоногих деревенских ребятишек даже угощали шоколадом. Зато в самом начале, как только вошли в Погат, расстреляли его старенькую бабушку, мать отца  Ивана Алексеевича. Сделали это за то, что она долго шла им ворота открывать.

   -- Был ещё и такой случай, -- рассказывает Алексей Иванович. --  Я один был у родителей в войну. Никто за детьми в деревне не смотрел, так как взрослых оккупанты угоняли на работы, использовали  как бесплатную рабочую силу. Домой они возвращались только вечером. Однажды я искал в реке ракушки, оступился и стал тонуть. Там же немцы были. Услышали крики и вытащили меня из воды.

   Когда войско отступало, кого-то из местных предупредили, что деревню сожгут. Мама Алексея Ивановича, Ирина Арсентьевна, собрала в один мешок одежду, в другой рожь. В спешке, когда убегали, схватила только мешок с рожью, одежду забыла. Семья спряталась в лесу, а деревню действительно сожгли. Отец вернулся с войны живой, только без ноги.

                                     Под тёплым сибирским крылом

   После войны Беляевы переехали в другое село, и только потом – в Казахстан, поднимать целину. Дети уже тогда выросли. Будущие супруги Анна и Алексей там и встретились. Жить в Казахстане им не понравилось, со временем переехали в Тюменскую область, деревню Знаменщики. В Нововяткино обосновались в 1962 году. Это село стало их новой малой родиной, где они прожили большую часть своей жизни, здесь обрели долгожданное спокойствие и счастье. Вот так на территории Викуловского района очутились свидетели оккупационного режима. До Сибири немцы не дошли, поэтому для нашего края такие люди, как эта пара,  редкость.

   Жили Беляевы всегда дружно. 17 января 2018 года отметили бриллиантовую свадьбу. Воспитали шестерых детей. Сейчас у них 17 внуков, 18 правнуков. Дочь, Татьяна Агапова – председатель Нововяткинской ветеранской организации, тоже многое помнит из рассказов бабушки Гунефы. Об одном только жалеет – что в молодом возрасте услышанное не записывала.

   -- Все говорили о войне, что это был ад, -- делится она. – И в войну плохо жили, и после неё. Кто как мог, так и зарабатывал на пропитание. Мама и папа рано начали физически трудиться. Помню, как в детстве мама кормила нас супом – затиркой, который варила в большом чугуне из яиц и муки. Потом немного забеливала его молоком. На этой затирке они выжили в своё время, и нас на ней вырастили. Даже сейчас мама с папой, как люди, пережившие войну, знают цену хлебу. И меня мама, бывает, упрекает, если я начинаю к нему в магазине придираться: «В войну за таким кусочком ты бы весь день бежала. Не видела ты, Таня, голод, не знаешь, что это такое…»