Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой…
(слова из песни «Священная война»)
Каждый раз, когда я слышу этот призыв, как набат, в радио- или телепередачах о Великой Отечественной войне, меня охватывает дрожь. Эти слова и музыка слились воедино и проникли в самое сердце каждого человека, призывая сплотиться и дать отпор врагу. Вся страна поднялась на защиту своей Родины и своего народа. В военкоматы сотнями шли добровольцы и просились на фронт. Нет ни одной семьи в нашей большой стране, которой бы не коснулась война. Не обошла она стороной и нашу семью…
Все мужчины нашего рода были мобилизованы. Не взяли только моего отца. Он работал трактористом в колхозе, и ему дали бронь, но это не спасло его от гибели. Ежедневная, без отдыха, работа, независимо от времени года (приходилось ночевать в поле под открытым небом и в дождь, и в снег, так как не было тогда полевых станов, где можно было бы укрыться в непогоду), постоянное недоедание, физическая усталость сделали своё дело. Отец тяжело заболел, спасти его не удалось, и осенью 1942 года его не стало. Вместе с мамой нас осталось пятеро. Она тоже работала для фронта, для скорой Победы. Голод, холод, непосильная работа подкосили и её. Она слегла вскоре после кончины отца, долго болела и угасала, так и не дождалась конца войны. От родителей нам остались только их довоенные фотографии и вечная о них память.
Мой брат Миша, едва ему исполнилось 13 лет, после смерти отца пошёл работать, мама уже болела. Устроился в артель «Труд кустаря». Александра Андреевна Леонова работала с ним в этой артели, часто вспоминала этот период и говорила мне о Мише, что это был очень смышлёный и трудолюбивый мальчик. А этот мальчик, бросив школу, был единственным кормильцем, содержал всю нашу семью. Ему, как работающему, полагался хлебный паёк. После смерти мамы мы тоже стали получать паёк как дети-сироты. К большому сожалению, не сохранились фотографии Миши военной поры, когда он был подростком. Возможно, их и вообще не было, кто в ту пору фотографировался? Но есть фотография, когда он уже служил в армии, после войны.
Домашние хлопоты лежали на плечах сестры Ани, в том числе и уход за больным братом Колей. У него было серьёзное заболевание сердца. Он мало двигался, и ему требовались постоянная забота и внимание. Сестра, к тому же, ещё училась в школе. Жили мы вчетвером дружно. В детский дом меня не отдали – это был наказ мамы. Конечно, трудно приходилось семье, где старшей не было и 18-ти, а младшей чуть больше 4-х лет. Хоть и была у нас корова, но ни мяса, ни масла я не помню, чтоб мы ели. Были обязательные поставки, всё отдавали на фронт. Хорошо ещё, что часть молока нам оставляли.
Весной и летом легче было прокормиться: овощи с огорода, крапива, лебеда, щавель, дикий лук (черемша), свекольная ботва, всё съедобное в лесу – всё шло в пищу. Зимой часто делали галушки: на тёрке натирали картошку, отжимали, жидкость сливали, оставшийся крахмал соединяли с отжимками, делали небольшие шарики и варили их в подсоленном кипящем молоке, разведённом водой, и ели вместе с бульоном. В русской печи подсушивали, подвяливали нарезанные дольками морковь, свёклу, репу. Летом сушили ягоды – вот это и было нашим лакомством. Казалось, что ничего вкуснее и не бывает! Мы очень ценили хлеб, берегли, съедали до последней крошечки. Эта привычка осталась до сих пор. Пекли хлеб с отрубями. С позиции сегодняшнего времени у нас в войну была экологически чистая, к тому же, очень полезная еда. Возможно, поэтому мы и выжили.
Потом, ближе к концу войны, стали приходить посылки. Это я сейчас понимаю, что шла гуманитарная помощь от стран, открывших «второй фронт»: поступали одежда, обувь, очень редко присылали продукты. Однажды я получила пилотку «испанку», да ещё и с кисточкой! – радости моей не было предела, я даже в ней спать ложилась. Да – дети, они во все времена и при любых обстоятельствах остаются детьми. Жили мы бедно, но были ещё беднее нас – совсем нищие. Они ходили с сумой из дома в дом, и никто им не отказывал, подавали, кто что мог. В ненастье оставались ночевать у нас, а утром шли дальше.
Вдруг в нашем селе, в том числе и на нашей улице, появились незнакомые люди, плохо говорящие по-русски, или совсем непонимающие нашего языка. Как выяснилось позже, это были немцы с Поволжья: семьи Флицлер, Миллер, Моор, Бруг и другие. Мы, ребятишки, как-то быстро стали общаться: они были бедными и голодными, как мы, так что нам с ними нечего было делить. В ту пору мой брат Миша подружился с Сашей Флицлером. Они стали вместе работать в артели. Им доверяли подшивать валенки, шить простую обувь. Их старания и умения оценили, вскоре по заказам от артели они стали шить из тонкой кожи красивую модельную обувь, дамские туфли на кублучках. Кропотливая была у них работа! Мастерскую организовали у нас на кухне, благо, она была большая. Сушили какие-то небольшие чурочки, из них делали гвозди, вырезали из дерева болванки разных размеров, похожие на ступни, каблучки, шлифовали их, а нитки для пошива смолила я варом, получалась дратва. Делала на совесть, раз они доверяли мне эту работу, несмотря на мой небольшой возраст. Михаил и Саша общались и после войны, работали вместе ещё какое-то время. С семьёй Роберта Миллер мы, ребятня, тоже подружились, и нам было всё равно, кто они – русские или немцы. Нам было хорошо вместе -- и это главное. До сих пор продолжаем общаться. Вообще, в то тяжёлое время люди были намного добрее: помогали друг другу выживать, делились последним, поддерживали, как могли. Троих осиротевших детей родного дяди Матвея приютила его сестра Александра, только маленького Витю забрали в детский дом. Такое сплочение всего народа и помогло справиться с бедой.
Когда война закончилась, все плакали, обнимались, а я не могла понять, почему они плачут. А плакали-то от радости, что мир наступил. После Победы, в мае, мы сфотографировались с семьёй на память, только не было Миши, он как всегда был на работе.
Всем селом ждали возвращения солдат домой. Из нашей родни вернулся только двоюродный брат Николай Иванович Нарыгин и то инвалидом, без ноги. Не вернулся с войны мамин брат Николай Митрофанович Ермолаев, муж двоюродной сестры Ани Иван Тимофеевич Сало, родной дядя Матвей Александрович Григорьев. Он погиб 9 мая 1945 года, когда враг уже капитулировал и все праздновали Победу. Трудно было это пережить и с этим смириться, но ничего уже нельзя было сделать, не исправить. Мой двоюродный брат Андрей Иванович Нарыгин пропал без вести. Его судьба неизвестна до сих пор. Ждать больше было некого. Наступило послевоенное время. Хоть война и закончилась, но, как и раньше продолжали жить одной коммуной, центром которой оставалась моя родная тётя, а для кого-то мама, сестра, бабушка – Александра Александровна Красикова – гостеприимная хозяйка большой семьи.