И лебеда была еда

Мои родители из поколения детей войны, а потому о фронтовых сражениях могли судить лишь со слов старших. И тем не менее я считаю, что они такие же герои и победители.

Вместе со всей страной они прожили эти годы и внесли свою лепту в Победу, а затем и в восстановление народного хозяйства. Начну с того, что их отцы свой воинский долг исполнили до конца. Мамин папа - Григорий Колпаков - числился погибшим подо Ржевом (так было указано в похоронке). Но, как выяснилось недавно, свой последний приют он нашёл в предгорьях Кавказа. Другой мой дед - Серафим Бушнев - до сих пор считается пропавшим без вести. Известно, что в начале апреля 1943-го он находился в полевом госпитале, а после выписки его отправили на новое место службы, но добрался ли он по назначению - неизвестно. Произошло это в Белоруссии, на территории современной Пинской области.

В глубоком тылу жизнь тоже была не сахар, лиха моим родителям точно пришлось хлебнуть немало. Сейчас их уже нет рядом, но рассказы о быте в военное и послевоенное время до сих пор бередят душу. Вот что рассказывала моя мама - Екатерина Григорьевна Колпакова-Бушнева.

Переезд в сундуке. Самое раннее моё детское воспоминание - переезд из родной Зайчинки в соседнее Стрункино. Случилось это зимой 1943-го, сразу после того, как был призван на фронт мой старший брат Митя. Дело в том, что ферма, где мама со старшей сестрой работали, находилась в пяти-шести километрах, и им приходилось дважды в день преодолевать этот неблизкий путь, и чаще всего пешком. Летом-осенью куда ни шло, а зимой под завыванье вьюги ходить стало совсем невозможно. Между тем дома ждали дети, которых надо было накормить, напоить, обогреть. В общем, решили старшие переезжать. Благо в Стрункино нашлась сердобольная старушка, которая согласна была пустить нас на постой. Дело было за малым: как переезжать, если у детей одна фуфайка на двоих, а валенки и вовсе одни на всех? Выход нашли. Нас, троих младших, к новому месту жительства доставили в кованом сундуке, предварительно завернув в какие-то одеяла-простыни. Закинули сундук в сани - и в путь.

Видно было, что маме с сестрой непросто оставлять родной дом, а мы, ребятня, собирались с шутками-прибаутками. Провожали нас, помню, чуть ли не всей деревней. Одна соседка, её все звали бабка Пушиха, пирогов из лебеды нам в дорогу напекла. Так что ехали сытые и довольные в предвкушении новых приключений.

Младший братик. Для моего младшего брата Алёшеньки то путешествие, можно сказать, стало последним. На новом месте он не прижился. Началось всё с болей в животе, мама грешила на пироги с лебедой: мол, дорвался, наелся от пуза. Не стало его уже в начале 44-го. Тем удивительнее, что всего лишь полгода спустя мне вновь пришлось осваивать навыки няньки.

Перед уходом на фронт мой старший семнадцатилетний брат женился. Сноху свою я не очень и помню, а вот сын её заменил мне младшего брата. Петя, можно сказать, вырос на моих детских руках. Родительницу его арестовали за вредительство, едва тому два месяца исполнилось. Со слов моей мамы, вина её была в том, что три центнера овса осенью остались на току неприбранными. Дело в том, что в зиму её, как беременную и имеющую сносное образование, перевели на лёгкий труд - в кладовщики. Вот и не доглядела.

Лишь спустя одиннадцать лет, в 1955-м, вернулась она в деревню и встретилась с сыном, которого не чаяла и увидеть. Пётр позднее выучился на инженера, работал в конструкторском авиационном бюро. Жил в Москве.

За хворостом на быках. С детства мы были приучены к труду. Работала я на току, на ферме… А уже с одиннадцати лет стала полноправным членом колхоза. Машин да тракторов у нас и после войны не имелось, лошадь и та, по-моему, только у бригадира была. Основная тягловая сила - быки. И пахали, и сеяли на них. Я с быками справлялась играючи. Могла на спину иному на спор прямо с забора сигануть.

Впрочем, был один неприятный случай. Однажды отправил меня куда-то бригадир, вроде за хворостом. Жарко, гнусу всякого полно. В общем, я даже не поняла, почему мой Мишка взбесился, вот и не удержалась верхом. Возвращаюсь в деревню вся в слезах. Не так больно, как стыдно: что я Тимофею Ивановичу, бригадиру, скажу, куда быка дела? А тот меня даже не пожурил, хоть и строгий дядька был, пожалел, спросил, не ушиблась ли, посочувствовал. Мишка же вскоре сам явился как ни в чём не бывало.

 А когда появились в колхозе трактора, меня к одному из них прикрепили. Работала прицепщиком, позднее - трактористкой, за что получила медаль «За освоение целинных земель».