Неопалимая купина. Часть 8.

ВЕРА

Через пару дней после знакомства с Натальей Сергеевной, рассказавшей мне о том, что её тётя Вера Александровна Чудова жила в посёлке Красногвардейском и работала в одной из школ посёлка библиотекарем, я продолжила поиски. Я разыскала номер телефона отдела образования администрации Красногвардейского муниципального округа Ставропольского края. На мой звонок отозвалась руководитель отдела Ирина Геннадьевна Бледных.

Коротко изложив ей суть моих поисков, услышала в ответ:

– Кажется, я догадываюсь, о ком идёт речь. Я закончила первую Красногвардейскую школу и нашего библиотекаря помню. Её, кажется, тоже звали Верой. Я обязательно уточню, оставьте телефон.

И буквально через день она сообщила:

– Да, это она, о ком я Вам говорила! Это ваша – и наша Вера Александровна! Очень добрая, отзывчивая, внимательная, грамотная, любящая свою работу. У неё всегда было много детей в библиотеке, и она старалась каждому уделить внимание. Всё, что найдём о ней, передадим Вам.

И совсем скоро Ирина Геннадьевна прислала мне коротенькое личное дело Веры Александровны. Датировалось оно 1956 годом и содержало всего три небольших документа. Но какими же важными они оказались для меня!..

Первым в деле было заявление Веры Александровны Чудовой, адресованное Заведующему Красногвардейским РайОНО:

«Заявление.

Прошу Вас принять меня на работу в качестве библиотекаря в Молотовскую СШ №1. Прошу не отказать моей просьбе.

16/X – 56 (Подпись)» [48]

 На заявлении слева – резолюция чиновника: «Принят на работу 30/VIII – 49 г.» и его подпись. В правом углу – штамп Красногвардейского РайОНО.

Следующим документом была автобиография, в которой

 Вера очень коротко сообщала о себе и о своих близких:

«Я, Чудова Вера Александровна, родилась в 1923 году в с. Каргалы, Викуловского р-на, Тюменьской области.

Родители мои до революции и после занимались земледелием.

В 1933 году родители умерли.

В 1938 году я приехала сюда в с. Молотовское к двоюродной сестре, где и живу в настоящее время.

Во время оккупации работала в колхозе. 3 апреля 1945 года поступила работать в Молотовский детский сад в качестве воспитателя, где проработала до 16 сентября 1945 года и была переведена работать в Молотовский детский дом № 2 в качестве воспитателя, где проработала до 20 февраля 1949 года.

С работы уволилась по состоянию здоровья.

В 1949 году 30 августа поступила работать в Молотовскую СШ № 1 в качестве библиотекаря, где и работаю по настоящее время.

16/X – 56 (Подпись)» [49]

К автобиографии была приложена копия её диплома об образовании: «Настоящий диплом за № 84413 выдан гр. Чудовой Вере Александровне в том, что она в 1951 году поступила в Ессентукский краевой библиотечный техникум Министерства культуры РСФСР и в 1955 году окончила полный курс названного техникума по специальности библиотечной…» и что «Решением Государственной квалификационной комиссии от 25 июля 1955 года гр. Чудовой Вере Александровне присвоена квалификация библиотекаря III разряда…» [50]

Ещё в деле, присланном из Красногвардейского отдела образования, оказалась фотография Веры Александровны со школьной Стены памяти. Под фото – комментарий:

«Чудова Вера Александровна. Библиотекарь с 1949  по 1983 гг.»

Знакомясь с её коротеньким делом, я вдруг вспомнила о деле другом. Оно касалось её матери – сельской учительницы Марии Павловны Чудовой, поповской дочки, и изгнанной по этой причине в начале двадцатых из советской школы. Осенью 1924 года, напомню, она отчаянно пыталась устроиться хотя бы в одну из изб-читален, чтобы прокормить семью. (Муж Марии, опальный псаломщик Александр Чудов, уже несколько лет не имел работы). Однако с трудом получив место заведующей в далёкой от дома Рынковской избе-читальне,  Мария десять дней спустя была уволена как «несоответствующая своему назначению».

Ни с чем она тогда вернулась домой в Каргалы. «Поповское» прошлое преследовало её, как злой рок.

Теперь, когда я пишу эти строки и располагаю сведениями о рождении всех её детей, понимаю, кто из них ждал тогда маму дома. Её самую маленькую дочку Веру – будущего библиотекаря, которой не было и двух лет, нянчили старшие дети – восьмилетний Алексей и семилетняя Ефалия.

А ещё не сложно было подсчитать, что в трудную и голодную осень двадцать четвёртого, когда Мария, пытаясь устроиться на работу, обивала пороги высокого начальства, под сердцем она носила того самого Сергея, который родится у неё совсем скоро. Он появится на свет в предновогоднюю ночь, 30 декабря…

Рассматривая фотографию Веры Александровны, я подумала вдруг, что ведь она пошла по стопам своей матери. И то, что не удалось Марии Павловне поработать учительницей в советской школе, а потом и в избе-читальне, с лихвой отработали её потомки.

Её дочь Вера, став школьным библиотекарем, больше тридцати лет прививала детям любовь к книге и оставила о себе добрую память на долгие годы. А внучка Наталья, дочь её сына Сергея, по окончании Ставропольского государственного педагогического университета сорок лет преподавала основы физики в школах Кубани. И разве это не есть их благодарная память о маме и бабушке – сельской учительнице Марии Павловне Чудовой?..

 Вот только о причастности своих родителей к духовному сословию Вера Александровна в автобиографии не сообщила. Она указала их земледельцами. Но могла ли она, рано осиротевшая, знать, что её и отец, и мать принадлежали к священническим фамилиям? Не берусь об этом судить, не знаю. Только мне кажется, девочку, пережившую ужас ссылки и бегство с неё, а потом и гибель родителей в чужом краю, жизнь заставила быть предельно осторожной. Вот и в автобиографии, написанной в 1956 году, когда ей уже было за тридцать, Вера так осторожна.

И хотя уже прошёл XX съезд партии, на котором был разоблачён культ Сталина, и наступала оттепель, люди всё ещё боялись говорить правду даже самим себе. И потому-то Вера Александровна в своей автобиографии не делится никакими подробностями из своей жизни, как не упоминает никаких имён близких родственников.

Однако в её автобиографии обнаружилось несколько важных моментов, позволивших мне продолжить поиски.

Во-первых, Вера сообщила о годе смерти родителей, указав год 1933-й. (Её брат Сергей, как мы уже знаем, делясь с близкими своими воспоминаниями о родителях, говорил, что они скончались в начале тридцатых, и что причиной их смерти стал голод. А умерли они в кубанском селе Венцы-Заря).

Во-вторых, Вера обозначила год своего приезда в село Молотовское – 1938. (Ныне это посёлок Красногвардейское Ставропольского края, был переименован в 1957 году). И не трудно посчитать, что ей было всего пятнадцать лет, когда она туда приехала.

В-третьих, упомянула о некой двоюродной сестре, к которой приехала в Молотовское.

Но если сведения о годе и месте гибели псаломщика и его жены теперь прояснились, то другие вопросы оставались открытыми. Где жила их дочь Вера после смерти родителей и откуда она приехала в Молотовское? И кто такая эта её двоюродная сестра, к которой она приехала? Эти вопросы я задала её племянникам, детям брата Сергея. Но ни Наталья, ни Александр Чудовы о том, где жила их тётя Вера до села Молотовского, ничего не знали. И на вопрос о её двоюродной сестре тоже не смогли ответить…

Увы, и мне узнать, где жила Вера до 1938 года, не удалось. А вот попытка отыскать её двоюродную сестру окончилась успешно.

Ею оказалась Ироида – дочь родного брата Марии Павловны Чудовой Виктора Павловича Ликвентова.

В Молотовском сёстры встретили войну, а потом вместе пережили и оккупацию. Об этом Вера одной строчкой сообщила в своей автобиографии.

О сестре Ироиде, поисках сведений о её семье мой рассказ ещё впереди. Но за то, что она в 1938 году приютила у себя в Молотовском девочку-сироту Веру Чудову, ей земной поклон…

После войны Вера вышла замуж за местного парня Юрия Зеленина, но осталась на своей фамилии. В августе 1947 года у них родился сын. Жили они, говорят, очень и очень скромно. Как вспоминают родственники, единственный сын Веры Александровны и Юрия Петровича Владимир Зеленин был успешным инженером в области ракетостроения, и много лет ездил по работе в командировки на Байконур. Известно, что в советские годы он жил в украинском городе Днепропетровске. Детей у Владимира не было. После распада Советского Союза родственные связи с ним были утеряны, и о его дальнейшей судьбе ничего не известно.

Муж Веры Александровны, Юрий Петрович, как и её брат Сергей, тоже был киномехаником и долгие годы работал в сельском клубе.

Вера Александровна до конца своих дней была предана библиотечному делу. Всю свою взрослую жизнь она прожила в селе Молотовском.

Сюда, в это село, после войны к ней и приехал её брат Сергей Александрович Чудов. А ещё через несколько лет к ним на Ставрополье приедет Елена, ещё их одна кровная сестра.

Елена

Я продолжала общаться с Натальей Сергеевной, и в один из дней попросила её поделиться со мной семейными фотографиями. Мне было очень интересно увидеть лица её родителей, тёти Веры и, если повезёт, то и лица её деда и бабушки Чудовых. Наталья Сергеевна пообещала прислать старые семейные снимки, при этом добавив, что их у неё не так много. Но сказала, что попросит другую Наталью, свою двоюродную сестру из Екатеринбурга, поделиться архивными фотографиями. «Вот уж у кого их много, так это у Натальи Никитиной, дочери тёти Лены» – помню, сказала она тогда.

Я оторопела. «У какой Натальи? Какой тёти Лены?» – переспросила я.

– Так у моего же отца была ещё одна сестра, Елена Александровна. Вы разве не знаете? А Наталья Никитина – это её младшая дочь. Ещё и старшая Татьяна есть. Она не так давно переехала жить в Тюмень из Казахстана. Я вас с ними обязательно познакомлю.

Имя Елены мне было известно с самого начала моих поисков – я находила метрическую запись о её рождении в книге Каргалинской церкви.

Открыв свой архив и отыскав ту метрику, я вспомнила, как поразилась этой записи в первый раз: Елена Чудова родилась не одна, а в двойне, вместе с сестрой Фаиной. Они появились на свет 19 мая 1919 года. Однако кроме этой метрики, никаких других документов и свидетельств о том, что девочки выжили и выросли, я тогда не нашла. Их имён не было в списке выселяемой из Каргалов семьи псаломщика Чудова в 1931 году, не обнаружились они ни в одной из похозяйственных книг Каргалинского сельсовета за тридцатые годы, когда я разыскивала сведения об их братьях и сёстрах. И тогда, грешным делом, я допустила, что девочки могли просто не выжить, ведь родились они в лихое время Гражданской войны, а потом наступили голодные двадцатые. И их родителям, опальному псаломщику и бывшей сельской учительнице, не имеющим в ту пору средств к существованию, просто физически было не прокормить всех своих детей…

И вот теперь во всей этой истории случился неожиданный поворот – Елена выжила!

Пришла и моя очередь поразить Наталью Сергеевну: о том, что у её тети Лены была единоутробная сестра Фаина, она слышала впервые.

О Фаине, к сожалению, ничего не слышали и дочери Елены Александровны Наталья и Татьяна. Поэтому сёстры допустили, что их тётя Фаина могла скончаться в младенчестве или раннем детстве. Так стала думать и я.

 Но, удивительное дело, спустя много времени, эта метрика абсолютно случайным образом обнаружилась. На запись о смерти Фаины я наткнулась, листая метрическую книгу Рябовской церкви за 1919 год. В ней было записано, что Фаина, в возрасте 6 недель, скончалась от дифтерита 25 июня 1919 года, и была похоронена на Рябовском приходском кладбище.

История же Елены Чудовой, рассказанная мне её племянницей Натальей, а потом и её дочерями, стала для меня большим подарком. И теперь я, с их согласия, делюсь ею с вами, дополняя важными сведениями.

Так случилось, что Елена Александровна в своей семье не воспитывалась, – рассказывали мне её дочери, – она с раннего детства жила в селе Рябово у своего дяди, священника Алексея Павловича Ликвентова. Но как их мама там оказалась и почему, объяснить не могли.

Сейчас же, зная о смерти её сестры в Рябово, можно предположить, что маленькая Лена попала в семью родного брата её матери именно по причине болезни – тогда в округе свирепствовала дифтерия.

 Возможно, девочки заболели обе, и мать, чтобы обезопасить остальных детей, привезла малышек к брату и его жене, надеясь на их помощь. Только Елене повезло выжить, а Фаине нет. И тогда Мария, возможно, по настоянию брата оставила крошечную Лену в его семье выздоравливать. Время то было непростое и непредсказуемое – шла Гражданская война, и братом двигало не только сострадание, но и желание помочь любимой сестре.

И Мария, возможно, испытывая крайнюю нужду и отчаянье, отдала маленькую Лену в его надёжные руки до поправки. А потом Елена там и осталась. Повторюсь, что это только наши предположения, и как там было на самом деле, сейчас не скажет никто.

Священник и его жена, матушка Манефа Лазаревна, были бездетными, и приняв маленькую племянницу в семью, воспитывали её как родную дочь, окружив любовью и заботой. А она, отвечая им взаимностью, называла их папой и мамой. Однако Лена, как рассказывали мне её дочери, воспитываясь в доме своего дяди, всегда знала, что у неё в Каргалах есть кровные родители, есть братья и сёстры. И связь с родными у неё никогда не прерывалась.

В феврале тридцать первого года, когда над семьёй её раскулаченного отца, псаломщика Александра Чудова, нависла угроза ссылки, Алексей Павлович и его жена Манефа уберегли маленькую Лену от судьбы её братьев и сестёр, не отдав властям на расправу.

Однако воспитывали маленькую Лену в Рябово не только дядя с тётей. В семье священника Ликвентова многие годы проживала старшая сестра его жены Антонина Лазаревна Кузнецова. По иронии судьбы, в метрической записи о рождении сестёр крёстной матерью Фаины была записана Манефа Лазаревна, а крёстной Елены – Мария Евсеевна Сперанская, родная тётка по отцу. (Мария Евсеевна, напомню, была выслана в тридцать первом из Каргалов вместе с Чудовыми).

Имя же Антонины Лазаревны Кузнецовой («мещанская дочь, девица, города Сургута»), встретилось мне в метриках семьи Чудовых лишь однажды – она была записана крёстной матерью Семёна, старшего брата Елены, родившегося в 1914 году. И так уж вышло потом, что, воспитываясь в доме Ликвентовых, маленькая Лена Чудова стала называть Манефу Лазаревну мамой, а её сестру Антонину – «крестенькой». Это подтвердила и трогательная надпись, сделанная рукой Елены на обороте военной фотографии, которую она им отправила с фронта.

«На долгую вечную память дорогим родным маме и крестеньке от Лены.

В годы отечественной войны в период разлуки.

Г. Рига. 15.03 1945 года.» – так она им написала...

Этой её фотографией, как и множеством других, со мной щедро поделились её дочери Наталья и Татьяна. Но не только старые фотоснимки они мне прислали. В их семейном архиве сохранились очень важные для моей работы документы как из жизни их матери, так и семьи священника Алексея Павловича Ликвентова. Весь этот архив для будущей истории семьи сохранила его жена Манефа Лазаревна, ангел-хранитель.

О судьбах священника и его жены, матушки Манефы я ещё буду говорить, но сначала закончу свой рассказ о судьбе их приёмной дочери.

В 1931 году Елена уцелела. Однако в тридцать втором нависла угроза и над её новой семьёй. В стране наступали мрачные времена.

Ещё в 1929 – начале 1930 годов был принят ряд нормативных актов, серьёзно ограничивших права религиозных организаций и духовенства и давший местным властям право закрывать церкви. После этого кампания по закрытию и сносу религиозных зданий стала массовой.

Вышедшее 8 апреля 1929 года Постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях» стало основным правовым актом, регулировавшим религиозную жизнь в СССР до самого конца Советской власти. Этот документ ограничивал деятельность религиозных служителей стенами храмов, монастырей, домов молитвы, мечетей и синагог, а также местом проживания верующих. Запрещалось создавать кассы взаимопомощи, кооперативы, производственные объединения и вообще пользоваться находящимся в их распоряжении имуществом для каких-либо иных целей, кроме удовлетворения религиозных потребностей; оказывать материальную поддержку своим членам. И многое, многое другое.

26 января 1930 года Комиссия по вопросам культов при Президиуме ВЦИК РСФСР изменила порядок принятия решений о закрытии церквей. Отныне окончательное решение о ликвидации молитвенного здания принимали краевые и областные исполкомы (для автономных республик, не имеющих деления на округа, был сохранён прежний порядок), а верующие получили лишь право обжаловать их решения в Комиссию по вопросам культов.

С этого момента в стране началось массовое закрытие и уничтожение религиозных зданий. Не миновала эта участь и Рябовскую церковь.

В 1932 году церковь Петра и Павла была закрыта, и священник о. Алексий Ликвентов, отслуживший в ней верой и правдой четверть века, остался без прихода.

В истории довоенной жизни Елены Чудовой, как и её сестры Веры, и брата Сергея, осталось много белых пятен. Вот и в сохранившейся копии её автобиографии, написанной в июле 1958 года, нет ни слова о годах её жизни в семье дяди-священника, как нет и упоминаний о её родной каргалинской семье. Своё происхождение она называет крестьянским, а отца записывает земледельцем. И, похоже, что она, воевавшая и прошедшая сквозь ужасы войны, равно как и её сестра Вера, пережившая немецкую оккупацию, боится навредить не только себе, но и своим родным, ныне живущим. И потому, как и Вера, Елена не называет ни одного имени близких людей в своей автобиографии.

 Вот часть этого текста.

 «Афтобиография.

Никитина Елена Александровна.

Родилась в 1919 году в с. Каргалы Викуловского района Тюменской обл. Из семьи крестьян. Отец до революции и после революции занимался земледелием.

В настоящее время родителей нет – умерли.

В 1936 году окончила 7 классов и поступила работать в Викуловское отд. Госбанка в качестве ученика. Проработав там до 1937 года, уволилась, ввиду перемены местожительства, и в 1937 году поступила работать в Белоярское отд. Госбанка – бухгалтером. Проработав там до 1942 года ушла в ряды Красной армии и прослужила там до 1945 года…»

Елена не называет и школу, в которой она в 1936 году окончила семь классов. (Возможно, это была Викуловская школа, единственная в тридцатые годы школа-семилетка на весь район).

 А вот о своём первом месте работы Елена всё же сообщила. Она указала Викуловское районное отделение Госбанка. Но кто и как ей, вчерашней школьнице, а главное, дочери ссыльного псаломщика помог туда устроиться, пусть и ученицей, в то страшное время грядущих репрессий? Село Викулово было до войны небольшим районным центром, и все события, происходящие в тридцатые годы в окрестных сельсоветах, в том числе и в Рябовском, и в Каргалинском, были на виду у власти.

Я спросила у дочерей Елены, слышали ли они от матери, кто помогал ей с этим рискованным трудоустройством. Но нет, они ничего об этом не знали.

Да и я бы никогда не узнала имени того человека, взявшего на себя смелость помочь дочери опального псаломщика, если бы не одна старая фотография, прилетевшая ко мне из Екатеринбурга в один из дней…

(Продолжение следует).