РУССКИЙ С КИТАЙЦЕМ: СОСЕДА НАДО ЗНАТЬ

В Китай я припозднился. Но лучше поздно…

XXI век – явно китайский век. Может, только один век. Может, китайское столетие растянется – у них свои понятия о времени и свое летоисчисление.

Они явно живут по законам другого времени. Парадокс: самая стремительная сегодня страна никуда не торопится.

Пекин (Бейджин по-местному) неуловимо и подозрительно напоминает Москву. Но не сегодняшнюю, а позднесталинскую: отзвуки братского архитектурного сотрудничества. В час пик в китайской столице трудно угодить в пробку: они как-то сами собой рассасываются. Тот, кто в детстве вставал под музыку радио: «Русский с китайцем братья навек», и сегодня вряд ли испытывает к своему ханьскому брату чувства, как к врагу или злому оппоненту. То, что на музыкальной волне вошло в детские мозги, просто так не вытравишь. А, может, и не стоит? Может, это взаправду? Хорошо, не братья. Но уж точно – соседи. И разве нам есть что делить, кроме общих проблем? Понятно, что-то ущемит современника: живу в китайском веке. Но ведь так произошло – волей обстоятельств – на нашей планете Земля. И бояться не следует. Но знать – обязательно нужно. Знать соседа. Ее зовут И

Она не встретила нас в аэропорту и очень потом сокрушалась. Но мы приобрели самостоятельный опыт ориентировки в ночном Бейджине. Конечно же, ее зовут И. Просто И. Фамилия ее Ван. Но предсказуемый русский И Ван не получится. По-китайски следует Ван И. Сначала род, влиятельный род, потом уж собственное имя. Она – «радость». Понятно, радость. По-русски тоже. Ведь «И» все соединяет-связывает: дружба И любовь, путешествия И приключения. Война И мир. Ханьская радость И сибирское счастье. Россия И Китай. Китай И Россия. Какая радость без И? Она и меня перевела на китайский. Точнее, с помощью И я перевел себя на китайский. Она написала мою фамилию четырьмя иероглифами. Они означают: тайна, цветок персика, внутрь, осень. Получается складно: тайна цветка персика внутри осени.

А я все никак не мог уразуметь, почему меня так притягивает осень и не хочется разглашать свои тайны. Кстати, «Тюмень» в иероглифах: та же ясная осень и цветок персика. Понятно, почему я живу в Тюмени?

И водила нас по зрелищам кун-фу, фабрикам и музеям. Раскрыла попутно императорскую истину: – Жен должно быть много, но царица – одна. Забраться на край Поднебесной, в самое ее сердце, чтобы столкнуться с всегдашней и заурядной женской проблемой: И скоро 33, а она все еще не замужем. Невыразимо страшно хочет замуж.

Она, понятно, девушка требовательная, продвинутая, настоящая современная деловая китаянка. Она работает в престижной фирме, училась в Москве в пединституте имени Ленина, перевезла в столицу с китайского севера своих пролетарских родителей – заводских рабочих, купила просторную квартиру в хорошем районе Бейджина, где они вместе живут. Она христианка. В мистическом Китае. Но вот еще не замужем. Часы стучат все громче. И чем поможешь?

Я у нее кокетливо спросил: – Китайская невеста обязана быть девственницей? – Я не поняла вопроса. И правильно. Это не просто страшная женская военная тайна. Это государственная тайна. Во всех поднебесных империях. Наверное, меня занесут в список секретных служб: я интересовался государственной тайной. Кстати, если вы произнесли свои первые слова так: ма-ма, па-па, то, пожалуй, вы – уже китаец, хотя и скрываете это. «Мама» с «папой» звучат русско-китайски неотличимо. Или Китай нечаянно отвалился от России? Просторный Пекин на редкость не по-столичному спокойный, удивительно несуетный город. Он никуда не спешит, и мы умудрились не попасть даже в банальную автомобильную пробку. Скорее всего, их здесь и не бывает. Мы с И не состыковались в понимании слов «прямой рейс». Оказалось, чтобы попасть в Лхасу, надо промежуточно присесть в Чунь-Цине.

Я спросил: – Прямой рейс? Она согласилась: – Прямой. И полагала, что если самолет за один раз добирается до Лхасы, то это – прямой рейс. Нюансы не предполагались. Мы и высадились в Чунь-Цине, полагая, что уже в Лхасе.

Когда с русской прямотой выяснили что к чему, наш «прямой» уже летел над Тибетом. Оказаться в глухом Китае, не разумея китайской грамоты – пережить приступ острой паники как симптом вселенского одиночества. И из Пекина подняла на уши весь китайский аэрофлот, объяснила всем, не бельмеса по-русски не понимающим чопорным сотрудникам Чунь-Цинского аэропорта, куда нас проводить и посадить, и, пожалуй, даже организовала задержку следующего до Лхасы рейса. По крайней мере, вежливые сотрудницы выдали нам доппаек – «задержка рейса». И пасла нас, как тибетский пастух свое негустое стадо яков, все наше китайское путешествие. Очень добросовестная.

У И особенность. Она невысокая, плотная, уверенно держится на крепких ногах. Но стоит рядом – и нет ее. В толпе сразу не выделишь, не различишь. Сливается. Растворяется. Может, профессия такая? Нация не пьет. Великий ханьский народ не испытывает в этом потребности. Представьте себе миллиард честно непьющих мужиков. И не хотят пить. Может быть, это и есть главная угроза миру? Что они, непьющие, могут понаделать в этом нетрезвом мире? Моя восторженная спутница взяла в поездку томик «возвращающейся реки». Так ее растрогала И, что на расставанье подарила ей мою книжку. – Ты же, И, читаешь на русском? – Я обязательно прочту к вашему возвращению.

На всякий случай я только подставил кавычки в первой фразе рассказа «Китайская лень». Китайские девушки просто так не обещают.

Поднебесная большая, в ней уже полтора миллиарда человек. Что в этом многолюдье одна незамужняя деловая женщина, даже если ее зовут И? Но мне радостно, что на весь этот несусветно многолюдный Китай у меня там есть своя собственная читательница.

Что она там разобрала в моих русских иероглифах? – Хорошо, – оценила она, неповторимо красиво выговаривая русские слова. – Про маму везде хорошо. Короткая китайская рецензия. Автор И Ван. Ван И.

Мама не подвела. Даже в Поднебесной.

Царствие ей небесное.

Автор Анатолий ОМЕЛЬЧУК