Как молоды мы были, как верили в себя

Идут года. Жизнь меняется, а Север есть Север, он не забывается. А в снах, как на яву, как было все давным-давно. Из раз ных источников информации узнаешь такое, во что и поверить-то трудно. Однако самое интересное, са мое далеко не романтичное, кажущееся невероятным, было.

Но... как молоды мы были, как верили в себя. Рай-Из -такое название можно найти на старых географических картах и в сводках погоды.

По сказам северных народов, молодая девушка-летчик Раиса разбилась о гору, и в ее честь гору называют Раисой. Так оно или не так, кто его знает. Легенда…

3 сентября 1949 года мы, молодожены, Омским управлением гидрометслужбы по договору были на три года направле ны на метеостанцию Рай-Из. Водой добрались до поселка Лабытнанги, а дальше железной дорогой – до станции Красный Камень. Зона, бараки, колючая проволока. Все это непонятно, дико и страшновато. Железная дорога Москва-Лабытнанги в то время еще не была сдана в эксплуатацию, но людей перевозили. Вечная мерзлота. Вагоны качало и болтало. В нескольких местах проводники просили всех пассажиров выйти из вагонов и люди шли пеш ком по шпалам за поездом, а там опять расходились по своим вагонам. Благополучно добрались до Красного Камня – здесь тоже зона. Утро, день, ночь – и все время светло, интересно. Часов в шесть утра обратились к коменданту за помощью. Выделил нам из охраны солдата-проводника на лошади и еще одну лошадь для переправы через горную реку. Приказал проводить до подъема на гору.

Расстояние до горы, наверное, километров шесть, а подняться на нее можно только в двух местах. Первое, что меня тогда поразило и осталось в памяти, это то, что, когда я сидела на коне, мои ноги касались воды, а там, внизу, на дне виден каждый камешек. До чего же чиста, холодна и прозрачна горная вода! Второе, что еще больше поразило, а вернее, так перепугало, это то, что проводник после переправы, взяв за повод вторую лошадь и со спокойной сове стью сказав: «Сами дойдете», переправился обратно. Камень, кругом камень. Ни дорог, ни троп. Мы уже выбивались из сил, то подыма ясь вверх – даль ше не пройти, отвесные глыбы, – то опускаясь вниз, пока наверху горы не увидели человека с ружьем, кри чавшего и махавшего нам рукой. Это вышел нам на встречу радист Павлик Попов. Из Сале-Харда (в то время так писа ли) по рации сообщили, что на Рай-Из идут два че -ловека. Часам к четырем утра (это мы шли почти сут ки без отдыха) были уже дома, где нас ждала молодая хозяйка, начальник метеостанции Ко-нечникова Анна Францевна. Она только приняла станцию, как при слали молодого парня-радиста. Они поженились на Рай-Из перед самым нашим прибытием.

Напившись горячего чая, заснули крепким сном. Три дня потом еле передвигались. Так болели все мышцы, особенно ноги. Потихоньку знакомимся с местностью, где стоит приземистый бревенчатый дом. В двадцати-тридцати шагax от дома — метеоплощадка: психрометрическая будка, осадкомер, два флюгера, гелиограф, гололедный станок. Все установки на оттяжках. Кругом толь ко серый камень. И лишь из расщелин торчат то тут, то там чахленькие травинки.

Два «водоема» рядышком. Это две неглубокие ямки в камнях. В одной вымачивали соленую рыбу, в дру гой, что поглубже и оттуда можно почерпнуть ведром, брали воду для питья и всех хозяйственных нужд. Вода и тут, и там была кристально чистая и держалась все лето на одном уровне. Зимой же на воду рубили, пилили и топили снег.

Ни птички не поют, ни цветочки не цветут. Кроме мышек, никаким зверьем и не пахнет. Вот куропатки залетали, и мы выходили на охоту и не всегда возвращались без добычи. Павлик даже зайца принес однажды. Под горой озеро. Там, ненцы говорили, хари ус водится. Но, чтобы рыбу ловить, нужны снасти, а у нас их не было.

Вернемся домой. Дом большой, на две половины. Стены не штукатурены, не белены. В одной половине хранились продукты. В жилом «отсеке», как вой дешь в дверь, Аня и Павлик выбрали дальний пра вый угол. Там поставили кровать и отгородились под вешенной простыней. Нам с Мишей достался левый угол по диагонали. Мы тоже завешались простыней. Рядом с кроватями – по обеденному столику. В книж ном шкафу немного старой художественной литера туры, наставления и инструкции, патефон, несколько грампластинок – Шаляпин, Максакова, что-то из оперетты. На стене – морскиечасы и большая географическая карта, барометр, барограф. У окна - боль шой стол. Керосиновая лампа, чернильный прибор, карандаши, будильник, код. Это место работы наблюдателя. На этом же столе справа рация. Данные на блюдений передавались по рации ежесуточно в 1, 7, 13, 19 часов по метеорологическому времени. Чтобы передать в Салехард погоду, наблюдатель садился на «козла» (так мы называли генератор) и обеими рука ми крутил за ручки эту портативную машину. Сил хва тало на одну-две минуты. Вот и вся связь с «землей».

Весточку отправить или получить – в основном два раза в год, как и завоз продуктов, за которыми выезжала в Салехард начальник.

Дрова – сорок кубометров в год – на оленях завозили ненцы. Станция была пайковая, из расчета 260 рублей в месяц на человека. Картофель, капуста, морковь, лук, свекла – все в сушеном виде. Сгущенка, масло сливочное, соленый муксун или сырок, аме риканская свиная тушенка, мука двух сортов, крупы, макароны, варенье, а уж к Новому году – по бутылке шампанского, красного вина для женщин и по бутыл ке водки мужчинам. Но мы так пили, что нам хвата ло на все праздники. Но, как говорится, не хлебом единым.

Были у нас, смотря по погоде, банные дни. Топит ся плита. На ней в ведре почти кипяток, рядом ведро холодной воды. На полу большая деревянная шайка. Забираешься туда с ногами, а передвижная подвес ная времянка-простыня надежно скрывает моюще гося. Температура плюс двадцать. Жара как в деревенской бане! А вот уж наутро в зимнее время мужчи ны с пола сшибали ледяные сталактиты, а с потолка – сосульки. Изредка появлялись и оставались на ночь у нас геологи и геодезисты. Гостям всегда были рады, но до ужаса боялись незваных-непрошеных. А в то время часто случались побеги заключенных. Поэто му у нас карабин и ружье всегда были наготове. Пару раз из любопытства заходили ненцы-остяки (так они себя называли), охотники-одиночки. Один раз поднимались к нам с урной для голосования.

В апреле 1950 года муж увез меня в Лабытнанги, так как на Красном Камне зона, меня не приняли. Но и в Лабытнанги попа ла за колючую проволоку. Забрали паспорт, отвели в «палату» для больных. Комната: три койки, тумбочка, две табуретки, посередине комнаты дощатый топчан (подобие кушетки), накрытый простыней. В палате уже была молодая женщина, досрочно освобожденная по случаю беременности. У нее родилась девочка, а через два дня на этом топчане появился сын и у меня. Вся обслуга – заключенные. Акушерка-медсестра – такая милая, добрая женщина с тяжелой судьбой. В войну, когда немец отступал, ее, как медика, захватили с собой. Так она оказалась в Германии. Через посольство добилась выезда в СССР. В Ленинграде ее ждала мама. Но только ступила с дочкой на родную землю, как тут же осудили на восемь лет за измену Родине. Две санитарочки – у них срок по четыре и по пять лет: кража, растрата. На десятый день после родов я и счастливый отец с сыном, всю дорогу спящим, как в гамаке, подвешенном на простынях на шее отца, и поддерживаемым его руками, благополучно поднялись на Рай-Из.

В начале осени Аня поехала в Салехард за продуктами, а вернулась не только с продуктами, но и с маленькой Танечкой на руках.В стане стало людно, суетливо, шумно, но никто никому не мешал. Летние дни, когда все двадцать четыре часа светло, постепенно переходили в зимние, когда дня хватало почистить стекло на лампу да заправить ее керосином.

Год спустя, осенью, у нас родился второй ребенок – девочка. Но это было уже на Рай-Изе. На руки ее принял отец, а из Салехарда врач через радистов через каждые 10-15 минут справлялся о моем состоянии и давал указания. Все обошлось благополучно.

Вот в таких условиях наши семьи прожили, проработали без больничных, без декретных, без единой ссоры, в дружбе и согласии все три года.

Что это нам дало? В материальном плане наших сбережений за три года – около 12 тысяч рублей – хватило только на небольшие подарки родным да приодеть себя и детей. У нас ведь не было ни одежды, ни вещей. Ну а в остальном -это крепкая семья и много воспоминаний. Ведь это все-таки Север! У него всегда есть сюрпризы про запас. За три года все мы попали в критические ситуации. Разве забудешь?

Одним словом, есть что вспомнить и есть о чем рассказать тем, кто сегодня живет на Ямале.

В июне 1954 года с мужем, он – начальником, я - старшим наблюдателем, открывали гидрометеостанцию Надым. Оборудовали метеоплощадку и установили приборы. В Надыме у нас на гидрометеона-блюдателя выучилась моя сестренка. Потом она попала в Салехард и до пенсии проработала на метеостанции. Вот она-то мне и выслала виды города и журналы «Северяне», где есть рассказы о Рай-Изе и Надыме, нашем знакомом Апполоне Николаевиче Кондратьеве, надымском «графе». По содержанию журналы очень северные и интересные.

Вот и мне хотелось поделиться своими воспоминаниями. Если это интересно, напечатайте то, что сочтете нужным. Наша зимовка, если не ошибаюсь, была второй после перехода станции в ведение Омского управления гидрометслужбы. Из свидетелей тех далеких лет вряд ли кто жив. Мы были моложе наших предшественников. Мне сейчас восемьдесят пять лет. Живу одна. Сей мир покинул мой муж, Миней Семенович. В системе гидрометслужбы я проработала с 1941 по 1980 год, до выхода на пенсию.

Старший наблюдатель метеостанции Рай-Из Антонина Яковлевна ЗВЕРЕВА, село Ярково, Тюменская область