Эхо далёких дней

Крещенские морозы. Они сменяли рождественские. Люди ходили в полушубках и валенках, а если случалось куда-то поехать – кутались в тулупы.

Вот и в тот год зима была лютой, но снежной. Бывало, по утрам крестьяне часами отгребали снежные сугробы. Сергей лежал на полатях и слышал, как жена Ефросинья растопила русскую печь, но вставать не хотелось.

• Ты полежи еще, может, уснешь, - сквозь сон услышал он тихий голос жены.

• Жалеет.

Проснулся он от того, что жена громко звала его.

• Сережа! Опять ты кричишь и зовешь Берту. Война с немцами уже год как кончилась, а ты все еще воюешь да в плену себя видишь.

• Фу, черт, надо же присниться такому. Будто бежал я от Берты, ну у которой работал, а она за мной. Мне бы бежать быстрее надо, а дорожки мешают, ноги об них заплетаются. Упал и закричал.

• То ты от командира, вашего благородия, убегаешь, то от Берты. Полечить надо тебя, хотя бы у Папилихи.

• Тоже мне, лекаря нашла…

Помолчал, потом промолвил:

• Тяжко там было, Фрося, но слава Богу, кончилась первая мировая. Выжила Россия, теперь долго не будем воевать. И немец поутихнет. Силенок тоже маловато осталось.

Позавтракали. Сергей взял лопату и пошел отгребать снег от ворот.

Ефросинья увидела, как к их дому подъехал мужчина на лошади и подал её мужу какую-то бумагу. Никак, Тишка Коротков из управы. Что бы это значило?

Между тем, муж воткнул лопату в снег и, не обметая валенок, вошел в дом.

• Нет, не даром мне сон этот привиделся. Сейчас Тихон Григорьевич сообщение привез. От Берты. 19 января утром будет она в Ишиме. Привезет трехмесячного ребенка. Просит встретить и забрать мальчишку.

• Господи! Да как же она решается отдать дитя нам, чужим людям, - запричитала Ефросинья.

• Мой этот ребенок, надо забирать. Где двое, там и третий. Вырастим. Выедем 18-го рано утром, переночуем в Боровой и в Крещение поутру будем в Ишиме. Якобы да, - закончил свою речь Сергей. – Дома останется Настасья. Не маленькая. Пятнадцать лет девке, да и Санька уже все понимает.

Как и думали, в Ишим приехали рано утром. Поезд пришел с опозданием. Сергей издали увидел Берту. Она вышла из вагона с ребенком и проводница подала подбежавшему Сергею сумку с вещами.

Вошли в вокзал. Сели на скамейку. Берта отвернулась и молча начала кормить ребенка.

На ломанном русском языке она сказала:

• Меня и его, - она кивнула на сына, - могут убить наши, поэтому вы заберите его.

Она положила ребенка на колени Фросе и быстро, не оглядываясь, вышла на перрон.

Фрося взяла мальчика на руки, расстегнула полушубок и прижала ребенка к груди.

Ночевали они в Фирсовой, в просторной избе. Вечером, прослышав эту историю, зашел из церкви батюшка. И Сергей с Ефросиньей попросили его окрестить мальчика.

• Негоже нам басурмана в дом вести.

• Веры он другой, - поддержал жену Сергей.

И священник пошел навстречу новоиспеченным родителям.

• Будет зваться Михаилом. Якобы да! – промолвил Сергей.

Сергей Косяков был отменным кузнецом. Вскоре ему стала помогать Анастасия, подрастали и Александр с Михаилом. И они встали к кузнечной наковальне.

Большого хозяйства не держали, но самим хватало. В кузнице работа не из легких, но очень нужная людям. Может, поэтому их и в колхоз не агитировали. Как в деревне без кузнеца?

Ребята по три года в армии отслужили, вернулись, женились. Появились у них дети. У Александра – сын Анатолий (сейчас его сын Владимир Анатольевич трудится в «Абате»), у Михаила – дочь Нина (Нина Михайловна Демина).

Живет в Абатском и сын Александр.

Нельзя сказать, что Сергей плохо относился к Михаилу, но, видимо, слишком многое напоминало ему о прошлом, которое он не мог забыть, о тяжких днях в немецком плену.

О начале Великой Отечественной войны Косяковы узнали в кузнице.

28 июня Александр и Михаил уезжали на фронт.

Забегая вперед, скажу, что Александр прошел всю войну в войсках тяжелой артиллерии без единой царапины и контузии.

Михаил писал домой не часто, особенно в первый год войны. Но в каждом его письме чувствовалась тревога о жене и детях.

Груша, его жена, всю жизнь хранила эти драгоценные весточки от мужа.

«Если бы ты знала, Груша, как хочется повидаться с вами, посмотреть на детей! Не обижай их, воспитывай честными и справедливыми. Ну а я вперед смерти не буду умирать, так что не волнуйся и пиши».

Во втором письме, датированном 20 ноября 1942 года, Михаил писал: «Здравствуйте, дорогая жена моя Груша, дочь Ниночка, сынок Шурочка! Я жив и здоров. Сообщаю, что от вас получил письмо от 4 октября. Ты, Груша, пишешь, что у вас несчастье, что волки задавили двух овечек, и что теперь делать, не знаешь. Видимо, чему быть, того не миновать. Как-то надо пережить и эту беду.

Переживаю, что ничем вам с детьми не могу помочь. Береги их и жди меня. На этом письмо заканчиваю. Передавай привет родным.

Ваш муж и отец Михаил Косяков.»

Были и другие письма от Михаила. В одном из них из Новосибирска он сообщал, что вместе с товарищами – разведчиками был ранен под Смоленском и находится в Новосибирском госпитале. Чувствует себя нормально и надеется еще повоевать.

В это время наша армия перешла в наступление, но окруженным врагом оставался Ленинград. Туда-то после двухмесячного залечивания ран и был направлен наш земляк.

В конце 1943 года Аграфена Михайловна Косякова получила извещение о гибели мужа.

Близкий родственник, побывавший в Ленинграде, видел там надпись на мемориальном кладбище: «Косяков Михаил Сергеевич. Убит 15 февраля 1943 года. Похоронен в г. Колпино Ленинградской области…»

С.С. Косяков, отец Михаила, умер в годы войны и похоронен в Абатском.

Помню его сидящим на крылечке дома с папиросой в руках.

Был 1941-й год. Тогда армия наша несла огромные потери. Она отступала, но дед Сергей был уверен, что «бесноватый», - так называл он Гитлера - проиграет войну, а его помощники разбегутся. «Наш народ победит. Немец силен до первого серьезного поражения» - говорил старый солдат.

Когда наша армия отстояла Москву, дед Сергей торжествовал: «Ага! – говорил он. – Теперь наши им покажут, где раки зимуют!» И закончил свою короткую речь поговоркой: «Якобы да!»

С тех пор, как окончилась Великая Отечественная, прошло уже более 65 лет, но память тревожит особенно тех, кто потерял родных и близких.

Вот и Нина – дочь Михаила Косякова часто вспоминает отца. В одну из наших встреч мы вместе смотрели телепередачу «Жди меня». Интересно знать, как сложилась жизнь Берты. Может быть, кто-то знает тут давнюю историю с рождением ребенка от русского военнопленного в годы первой мировой войны?

Эта мысль засела мне в голову. Найти фотографии Михаила и Сергея не составило труда. И все, что мне было известно, я отправила от имени Нины на известную всем телепередачу. Отправила безо всякой надежды найти родственников Берты. Как гласит пословица, «Надежда умирает последней», может, кто-то и найдется и об этом сообщат Нине Михайловне. Вера в это один процент из ста. И все-таки…

А. Везель