Да не в какой-нибудь художественной самодеятельности в деревне, а в настоящем театре «Оперы та балету» города Львова, где я проходил службу. Дело было зимой, и наш замполит хотел как-то скрасить наш унылый, скучный образ жизни и приобщить нас к высокому оперному искусству.
Почему к оперному? Дело в том, что у нашего замполита было большое знакомство в этом театре.
И вот, договорясь с администрацией театра, наш идеолог повел нас, причем самых достойных, двадцать солдат, в оперу. Но, по замыслу художественных руководителей, мы должны были в первом акте сыграть роль статистов, то есть изображать воинов XII века, князя Игоря.
Завели нас в тренировочный зал с зеркалами во всю стену, дали обмундирование: сапоги выше колен, кольчуги, шлемы; налепили усы и бороды; из оружия - щиты, мечи и длинные копья. Все это, конечно, бутафорское - из ткани, бумаги, дерева. Выглядели мы очень даже внушительно, не узнавая друг друга.
Руководитель нас оставил на некоторое время, и мы повели себя, как маленькие дети… Нашелся среди нас солдат, который прекрасно играл на рояле, стоявшем в углу зала…
И вот полилась чарующая музыка вальса, и мы, снаряженные в доспехи XII века, закружились в вихре вальса, а один воин даже отбивал чечетку.
Все это выглядело так комично, что мы валились от смеха.
Вскоре пришел наш начальник из артистов и расставил нас на сцене, как дружину князя Игоря, сделав соответствующие напутствия - чтобы мы не шевелились во время представления и, упаси Бог, не смеялись (лучше бы он не делал этого предупреждения).
Открылся занавес - князь Игорь въехал на сцену на белом коне, затем слез с коня - началось прощание князя и его полководцев со своими женами. Не настоящими, конечно…
И вот от одной пары, обнимающейся близко от нас, мы явственно услышали женский шепот: «Я согласна, но только дочки боюсь».
Что они там имели в виду?
Но только после этого я увидел, как у впереди стоящего нашего воина - артиллериста затряслись плечи от внутреннего хохота, и эта зараза передалась мне. От беззвучного смеха у меня все тело начало содрогаться и, что плохо, начали отваливаться усы, хорошо, что хоть борода оставалась на месте. Я внимательно посмотрел в зал - не заметили ли зрители чего-нибудь? Но передние ряды напряженно, со вниманием смотрели за происходящим на сцене, и никто не улыбался даже. «Публика дура», - вспомнил я слова А.П.Чехова.
Потом нас 7 человек (воинов) отобрали в знаменосцы. Мы должны были прошествовать по сцене за князем Игорем со знаменами, друг за другом. Моя очередь была последней. В ожидании выхода я близко стоял от декорации фанерного тополя. Перед выходом на сцену кисти моего знамени незаметно зацепились за эту фанеру, и когда я сделал два-три шага на сцену, почувствовал, что кто-то тянет меня за знамя назад. Оглянувшись, о, ужас! - увидел, что «дерево» падает вслед за мной. Но один артист, настоящий, проворно подскочив, отцепил знамя и удержал «дерево».
В три прыжка я догнал своих товарищей-знаменосцев и успел еще взглянуть в зал - никто ничего не заметил как будто. «Публика дура», - опять подумал я.
Последние акты мы были среди зрителей, на галерке, слушая оперу, но ничего почти не понимая, так как опера «Князь Игорь» шла на украинском языке. Да и нужна нам была эта опера, как в Петровки варежки.
Но самое плохое было впереди…
Перед нашим уходом домой театральный каптенармус, сосчитав реквизит, обнаружил недостачу: не хватило одних усов и бороды. Два часа нас держали стоящими в зале, но никто не признался в присвоении.
-Все, ребята, больше вы сюда не придете, - сказали каптенармус с замполитом. И они сдержали свое слово.
Но каково было наше удивление, когда после отбоя наш ворюга выскочил в проход между коек, в одних кальсонах и рубахе, но с бородой и усами, и стал лихо отбивать чечетку…
Рота гремела от хохота.
Н. КАРГАПОЛОВ,
с. Окунево.