Кровавой тропой призрака

Январь лютовал. В домах, избах и землянках печи топили без перерыва. Даже ночью едва заметный в темноте из печных труб шёл дым, уходящий столбом в сверкающее звёздами небо. С недавнего времени к холодам добавился во многих семьях голод. В закромах было пусто. Не осталось даже семян. В кладовках в балках торчали железные крючья, на которых в былые годы висели туши овец, свиней, большие куски говядины. Кадки, в которых хранились тушки кур, гусей, уток тоже были пусты.

Рождественский пост, наступивший по христианскому календарю в ноябре, продолжился уже не по желанию верующих. С наступлением зимы единственными продуктами питания в деревне остаются картошка и квашеная капуста. Таким был итог продразвёрстки, которая стала проводиться с начала 1920 года.

Продотряды, сформированные из рабочих городов европейской России, в сопровождении красноармейцев с завидной регулярностью наезжают в деревни и сёла Тюменской губернии. Сначала они забирают у крестьян зерно, мясо, масло, шерсть, шкуры согласно доведённому до каждого хозяина плану сдачи. Взамен обещают выдать сдатчикам товары первой необходимости: керосин, мыло, ситец, сахар, соль, спички, железо для ремонта плугов. Но всё это либо не доходит до крестьян совсем, либо доходит в таком малом количестве, что хватает на 5–10% населения. К началу посевной у многих хозяев не хватило семенного зерна, и они сокращают посевы. Засушливое лето и сокращение посевов уменьшают сборы зерна наполовину от среднегодовых. Собранного урожая даже по самым скромным подсчётам не хватает на питание самих крестьян, не говоря уже о семенах. Из многих уездов и волостей в адрес центра идут телеграммы о надвигающемся на Сибирь голоде. Однако это не мешает центру, губернским и уездным властям довести до крестьян план заготовок продуктов питания даже выше уровня 19 года. Продотряды, на время посевной прекратившие свои наезды в деревни, появляются снова. Изымают остатки зерна, шерсти, яиц, масла.

С началом уборки хлебов на помощь продотрядовцам направляются трудармейцы, которые обмолачивают собранные в скирды снопы, поскольку сами крестьяне саботируют это дело. К концу сентября обозы, нагружённые хлебом, потянулись к городу Ишиму. План продразвёрстки был выполнен.

Потом пошли затяжные осенние дожди, дороги размыло. Продотряды ушли, но ненадолго. Как только стал санный путь, они снова вернулись в деревни и уже подчистую выбирали и до того скудные припасы.

Морозный январь чуть умерил их пыл. Ждали оттепели. И она наступила в конце месяца. Крестьяне с самого утра вглядывались в уходящий из деревни санный накат. Из волости на закуржавевшем коне прискакал вестовой. Постучав в тяжёлую тесовую калитку рукояткой нагайки, он стал звать хозяев.

Хозяин, двоюродный брат вестового, в накинутом на плечи кожушке, ворча, вышел и впустил родственника.

– Продотряд к вам едет, – выдохнул тот.

Через час-полтора село загудело. Прятали в вырытые с осени схроны остатки зерна, мяса. На вечерней молитве в небольшой церквушке мужики обратились к батюшке:_ «Чё делать?» Поп призвал прихожан к смирению и покорности._

– Сколько же можно терпеть. Дети мрут. Бить их надо смертным боем, – выкрикивали собравшиеся .

– Не гоже своих братьев убивать, – продолжал увещевать батюшка, – Бог вам не простит.

– К чёрту Бога, – крикнул один из мужиков. – Айда, ребята, сами решим чё делать.

Вышли из церквушки и уже на вольном воздухе продолжали митинговать. Сельский кузнец, здоровенный мужик, к голосу которого прислушивались многие сельчане, выдал толпе:

– Давайте, мужики, подождём, поглядим, чё они делать будут, а потом и решать будем.

С тем и разошлись.

Отряд на пяти подводах появился к вечеру следующего дня. Направились прямо к сельсовету, где недавно назначенный председатель, с трудом читая по слогам, разбирал долговые расписки. На постой в дома продотрядовцев под различными предлогами давно уже не пускали. В сельсовет ввалились шумно, стуча застывшими валенками.

– Здорово, председатель, – заплетающимся языком поприветствовал сельского главу командир предотрядовской пятёрки Иван Смушко по прозвищу Нюхач. Хохол по происхождению, он в составе 3-й армии красноармейцев участвовал в 1919 году в освобождении Сибири от войск адмирала Колчака. И остался здесь даже тогда, когда третья армия была преобразована в трудовую. Именно трудармейцам предписывалось организовать в Сибири продразвёрстку. Нюхачом его прозвали за то, что он каким-то сверхъестественным чутьём мог безошибочно определять на крестьянских подворьях и немереных огородах схроны с продуктами.

– Знаешь, зачем прибыли? – начальственным тоном спросил Нюхач у председателя.

– Как не знать, – ответил тот. – Только ничё вы не соберёте. В прошлый раз всё подчистую замели. Да и народ шибко злобный.Сегодня в церкви такое кричали – избави господь.

• Разберёмся, не впервой, – тоном, не терпящим возражений, ответил Смушко. – Ну тебя-то, чалдоновский начальник, мы не обобрали? К тебе вроде как и не заходили. Ты вот, это, неси самогону побольше да хлебушка с сальцом. Сёдни гулять будем. Дело делать завтра начнём.

  В ту ночь сельсоветовский дом стонал от топота и песен вдрызг пьяных продотрядовцев. Затихли лишь под утро. И уже не гульба сотрясала сельсовет, а храп здоровенных краснорожих, отъевшихся на отобранных у крестьян харчах мужиков. Ближе к обеду очухались. Опустошили два ведра колодезной воды, опохмелились.

– Ну чё, председатель, собрал народ? – хриплым с похмелья голосом спросил Нюхач.

– На дворе ждут.

– Давай первого.

В избу вошёл одетый в овчинный кожушок невысокий, но крепко сбитый Михайло Велижанских. Сняв заячий треушок, он топтался у порога, съёжившись под пристальным взглядом Нюхача. Тот вести разговоры не собирался.

– Сколько он хлеба сдал? – спросил Нюхач у председателя.

Тот полистал амбарную книгу и сообщил: 80 пудов, да мяса 6 пудов.

– Мало. У него по схронам небось поболе осталось.

– Дак ты иди, проверь. Ты же у меня сам амбар зачищал.

– Ты поговори мне. В холодную его.

К вечеру холодная была заполнена так, что мужикам, оказавшимся в ней, прилечь нельзя было.

• Посидите тут до утра, можа умней станете, – заглядывая во взятое в решётку маленькое оконце двери холодной, злобно проговорил Нюхач.
  

  Вторая ночь в точности повторила первую. Сельсовет опять гудел. Под утро изрядно захмелевший Смушко вдруг неожиданно поднялся и, рубанув ребром ладони по столу, прохрипел:
  – Всё, кончай гульбу! Завтра солдатики приедут, и, благословясь, начнём.

Небольшой конный отряд красноармейцев прибыл в село едва рассвело. Отогрелись, позавтракали вместе с продотрядовцами.

– Задача ваша – припугивать народишко. Против винтовки шибко не попрут. Ну, в случае чего, стреляйте, – напутствовал Нюхач солдат.

Начали с тех дворов, чьи хозяева томились в холодной. Расчёт был верный. Жёны без мужей, да ещё под угрозами отправки мужей в уездную тюрьму показывали все схроны, отдавали последние припасы.

Загрузив три подводы продовольствием, продотрядовцы вернулись в сельсовет. Нюхач открыл холодную и выпустил изрядно замёрзших мужиков на улицу, где их встретили воем жёны и дети.

– Всё, остались мы без хлебушка. Чем детушек кормить будем? – голосили бабы.

– Ну, гады, – злобно сплюнув, проговорил Михайло Велижанских. – Это чё, мужики, делается. Они чё думают, мы солому жрать будем. Айда, разбираться.

Толпа двинулась в сельсовет. Зашли молча. Продотрядовцы уже расселись обедать.

– Чё, суки, нашим добром обжираетесь? – с ненавистью проговорил Михайло. Нюхач, не раз в последнее время попадавший в подобные переплёты, был готов к такому обороту дела. Он медленно вытащил из кармана револьвер, ладонью крутнул барабан и, наступая на мужиков, заговорил:
– Вы как хотели, чалдоны желтопупые? Люди в России от голода пухнут, а вы тут пузо отъедаете. Я Советской властью уполномочен изымать у вас излишки.

– Ты же нас голыми оставил, – крикнул кто-то из толпы.

• Не сдохнете. Будете возгудать – перестреляю, – рявкнул в ответ Нюхач и выстрелил в потолок.

  Этот выстрел стал сигналом к тому, чтобы вся критическая масса злобы и ненависти, копившаяся к власти, нагло и бессовестно обиравшей крестьян, вспенилась и безумной огромной волной выплеснулась на огромные сибирские просторы. Пошла по деревням и сёлам со скоростью лошадиного галопа, вовлекая в свой водоворот сотни, тысячи обездоленных людей. Так началось крестьянское восстание 1921 года.

(Продолжение в следующих номерах газеты)

Леонид АНДРЕЕВ
Рисунок Александра ТЮТЮННИКОВА