Виктор Строгальщиков: «Мне глубоко не безразлично, в какой стране я живу»

Досье

Имя: Виктор Строгальщиков

Сфера деятельности: журналист, писатель

Книги: трилогия «Слой», романы «Край», «Стыд», «Долг»

Виктор Леонидович великолепно «гуглится» и есть в Википедии, как любой известный писатель в стране. Хотя в этом нет ничего удивительного: финалист главных литературных премий страны – «Русский Букер» и «Большая книга», журналист с большим стажем, создатель «Тюменских ведомостей» просто обязан там быть. На интервью с ним мы шли, как наши мамы на вручение комсомольских значков.

Листова: В детстве вы были мечтой советских родителей. Председатель совета отряда, председатель совета дружины и даже секретарь комсомольской организации школы. А институт через полгода бросили. Как же так?

Строгальщиков: На одной из студенческих посиделок в руки мне попался номер «Тюменского комсомольца». Я прочитал там какую-то статью и сказал: «Чтобы так писать, большого ума не надо». Ребята со мной поспорили на ящик коньяка. Посадили в комнате, налили стакан сухого вина, дали бумагу, ручку и полтора часа времени. Я написал статью о том, что думает секретарь комсомольской организации, когда вечерами играет в ресторане для пьяных мужиков. Статью напечатали и даже заплатили мне очень символичный гонорар – 3 рубля 62 копейки. Ровно столько стоила бутылка водки в то время. Когда я пришел за деньгами, меня попросили зайти к редактору. Он прямо и спросил: «Хочешь у нас работать?» Я ответил: «Хочу!» И забрал документы из института. Не сказать, что я авантюрист, но профессиональную судьбу никогда не боялся менять.

Паласова: С тех пор журналистская карьера резко пошла вверх. Даже на телевидении 12 лет отработали. Почему так никогда и не были редактором?

Строгальщиков: Руководить людьми, не унижая их, даже помимо своей воли, нельзя. А я не люблю унижать людей. Я был отечественным секретарем, то есть делал газету. И сейчас в журнале «Сибирское богатство» я ответственный секретарь.

Листова: «Тюменские ведомости», которые вы в свое время придумали, стали первой «желтой» газетой в Тюмени. Вы по натуре своей обличитель?

Строгальщиков: Нет. Вообще-то мы «Тюменские ведомости» создавали как тюменский вариант «Московских новостей», умной левой (но потом, как выяснилось, все-таки правой) газеты. В таком виде мы просуществовали года полтора. А потом часть нашей команды решила, что нужно забирать в сторону «желтизны», а мы хотели оставаться умными, интеллигентными, высоколобыми и глубоко аналитичными. Вот эта наша часть высоколобых и ушла в «Тюменские известия». А те, кто остались, делали замечательную «желтую» газету тиражом под 250 тысяч. Раскупалось все!

Листова: Однако герой ваших книг, прощелыга-журналист Лузгин, он ведь обличитель?

Строгальщиков: А почему вы считаете его прощелыгой?

Листова: Это не мы, это общественность.

Строгальщиков: Меня с ним ассоциировать не стоит. Конечно, когда пишешь книгу, часть себя в героя вкладываешь. Но не больше того.

Паласова: Кто сейчас в России серьезный писатель?

Строгальщиков: Людмила Улицкая. Если бы речь шла о фортепианной музыке, я бы сказал, что у Людмилы Евгеньевны пальцы длиннее, чем у остальных, и аккорд насыщеннее.

Паласова: Значит, не делаете скидок на то, что это «женская» проза?

Строгальщиков: Это абсолютно не женская литература. Ни Толстая, ни Рубина, ни, тем более, Улицкая. Литература в лучших своих проявлениях пола не имеет. Более «антибабской», простите, книги, чем «Искренне ваш, Шурик» я не знаю. Если бы ее написал мужчина, все бы скривились. Но ведь ее женщина написала.

Паласова: Вы поздно начали писать, в 46 лет. А к молодым авторам как относитесь?

Строгальщиков: Да никак я к ним не отношусь. Они мне не интересны. Для писателя важен опыт. Считаю, что трагедия Василия Аксенова в том, что он в 20 с небольшим стал писателем, причем знаменитым. И что после этого он видел в жизни? Ресторан в Доме литераторов, Коктебель, заграницу и квартиры своих друзей. Я люблю другую литературу. И, конечно, мне повезло, что я сел писать взрослым и опытным человеком.

Листова: Слушайте, хватит уже о книжках. Давайте как-то к реальности ближе.

Строгальщиков: На пресс-конференции по поводу конкурса «Российский сюжет» меня спросили: «Что такое российский сюжет»? Я привел в пример реальный эпизод, который есть в одной из моих книг. Тюмень середины 90-х, разгул уличной торговли. В центре – торговые лотки. И вот между этих рядов две сходящихся лужи с узким сухим проходом между ними. По этому кусочку тротуара идет герой, а перед ним – мужчина и женщина. Им где-то за 30, она положила ему голову на плечо. Герой хочет их обогнать, но не может, и он невольно подслушивает их разговор. Женщина, глядя по сторонам на эти лотки, говорит своему мужчине: «Эх, Коля. Вот было бы у тебя денег немерено, ты бы купил мне колготки за 300 рублей» (пауза). Вот это яркий российский сюжет. Здесь и судьба русской женщины, и наше представление о деньгах. Что такое для нас немереные деньги? Это колготки за 300 рублей! Я люблю ловить подобные ситуации. Для меня они чрезвычайно важны. И именно поэтому я не могу прорваться со своими книгами на Запад. Чтобы туда попасть, нужно книги «омуракамить», то есть обезличить национально. Вот Мураками – это японский писатель, который пишет совершенно американскую прозу.

Листова: Виктор Леонидович, у нас тут российская Студенческая весна намечается, и денег, и сил на это тратится очень много. Мы действительно такой богатый регион, каким хотим казаться?

Строгальщиков: А вы были на подобных мероприятиях в Ханты-Мансийске или на Ямале? У нас тут художественная самодеятельность по сравнению с великими северными классиками! Но, если серьезно, то сейчас, конечно, ситуация похуже. Вот в 2000-е... Я тогда работал в журнале «Элита», и мы ездили на интервью с губернатором Курганской области. У всей Курганской области бюджет был меньше, чем у одного только города Тюмень.

Листова: А когда нефть-газ закончатся, как считаете, чем мы должны зарабатывать?

Строгальщиков: Ну, дамочки. Вы меня на такие темы выводите, а мне завтра утром на работу (смеется). Была такая история. В конце 80-х годов журналисты принесли большой вред Тюменской области, да еще и под флагом борьбы за хорошее дело. На территории юга области, в лесах, хотели построить 5 или 6 компактных, современных нефтегазоперерабатывающих заводов. «Тюменский комсомолец» вместе с народом взвыл в полный голос: «Не дадим губить леса! Не дадим отравлять воздух!» Легли трупом. В итоге заводы не построили, леса все равно вырубили, а мы потеряли огромные деньги. Я был за эти заводы, и меня в глаза обзывали обкомовской проституткой. А я сын нефтяника, я знаю, что это хорошо, что здесь польза большая. За 20 лет в стране не появилось ни одного крупного завода. Ничего плохого в том, что страна сырьевая. Этим надо умело пользоваться.

Паласова: Вы патриот?

Строгальщиков: А вы как думаете?

Паласова: Думаю, да

Строгальщиков: Мне глубоко не безразлично, в какой стране я живу. Это если про страну, а про город отвечу так: у меня в Москве дочь, зять, три внука и внучка, но моя жизнь в Тюмени. Я тут привык. Москва – вполне самодостаточная страна.

Паласова: Вы работали в свое время в редакции молодежных программ на телевидении. Вы видели молодежь тогда, а что думаете о нас сегодня?

Строгальщиков: Жить нам, конечно, было полегче. Человек знал, что если он будет нормально учиться, он поступит в вуз, если закончит институт, то получит работу, будет хорошо работать – через несколько лет дождется повышения. Проработает 10-15 лет, и дадут квартиру. Меньше было персональной ответственности, понимаете. При социализме хоть что-то было ясно, а сегодня – совсем нет. Как в масштабах конкретной личности, так и в масштабах всей страны. Страна, как один большой растерявшийся человек, не знает, что с ней завтра будет. Вы сами видите, как мыкаются эти толпы юристов, менеджеров, банкиров, которые получили свои дипломы, вышли из вуза, и оказалось, что рынок перенасыщен и работы нет. Но когда я встречаюсь со студентами, я в лицо им смотрю, в глаза. И когда я вижу, что в глазах есть интерес к жизни и нет страха, меня это радует.