Мы жили надеждой на освобождение

Я хочу рассказать о своем прадедушке Иване Григорьевиче Гопта, который в годы Великой Отечественной войны находился в фашистском лагере для пленных. Ему было всего 17 лет, когда началась Великая Отечественная война, самая кровопролитная и разрушительная в истории нашего народа. Свой рассказ представляю в виде его собственных воспоминаний об этой войне, которые записаны со слов прадеда. Он умер 2 января 2003 года в п. Майский в возрасте 79 лет. Я помню его очень добрым и трудолюбивым человеком, он никогда не жаловался на свою жизнь, на свою судьбу. Его молодость перечеркнула война, он испытал весь ужас фашистской неволи. И хотя немало узников погибло, он выстоял, потому что верил в нашу Победу.

Я вырос в пригороде Харькова. Детство прошло в нужде, заботах. Отец умер в 1930 году, когда мне исполнилось семь лет, а брату Петру только пять. Мать работала на производстве техничкой, разнорабочей, потому что была неграмотной. Всю домашнюю работу, обработку огорода, сада делали мы с 80 - летней бабушкой.

В голодные 1932 - 1933 годы я перестал ходить в школу, пас коров и коз, продолжил учёбу с осени 1933 года. Окончил 7 классов.

Когда мне исполнилось 16 лет, поступил на работу на Харьковский авиационный завод дюральщиком. Добираться до предприятия было далеко, в переполненном трамвае с пересадкой ехал часа полтора, поэтому чаще ходил напрямик из Алексеевки через Павлово Поле в Померки. Сейчас здесь жилые массивы Харькова. Немецкие войска заняли Харьков в сентябре 1941 года. Наш завод в тревожные дни войны работал на всю мощь, осваивал производство цельнометаллических самолётов. Перед самой оккупацией удалось погрузить основное оборудование, металлопрокат и отправить в Пермь. У меня был билет в последний переполненный эшелон. Вместе с заводским персоналом уезжало много еврейских семей. Я не стал расталкивать других локтями, в душе я ещё на что-то надеялся. В пути тот эшелон немцы разбомбили.

Наши военачальники, среди которых был и Н.С. Хрущев, сдали Харьков без боя, может, надеялись, получив подкрепление, отбить его или не хотели, чтобы красавец-город был разрушен. Впрочем, разрушения он не избежал во время первого освобождения в начале 1943 года и во время второго - в августе 1943 - го. Во время оккупации главной заботой было добывание хлеба насущного. С братом в окрестных сёлах мы возили сено, рубили дрова. Раза три пробирались в Белгородскую область, там на полях лежали скошенные валки пшеницы. Но много ли принесёшь за 50 километров? В последний раз местные полицаи нас настигли, и сутки держали в каталажке.

28 февраля 1942 года меня и ещё около десятка парней из нашего посёлка по повесткам вызвали на биржу труда. Список подал староста. Мы думали, что нас заставят работать на ремонте дорог или ещё где, поэтому с собою ничего не взяли. Но собранных погрузили сначала в грузовики, увезли на вокзал и посадили в товарняк. Набрали целый эшелон. Ехали несколько суток голодные, сопровождали поезд немецкие солдаты - отпускники. Первый раз открыли вагон в Польше. Мне повезло: на станции какой-то пожилой поляк согласился обменять булку хлеба на шёлковую майку, что была на мне. Я разделся на морозе, отдал майку и мигом проглотил буханку. Потом невольникам дали по черпаку баланды.

Привезли нас в Германию, местность была гористой, поместили в пересыльный лагерь. Приехали представители железнодорожного ведомства, отобрали человек 200, в том числе и меня, доставили в Нюрнберг. Разместили в трудовом лагере, в нём уже находились французы, англичане, чехи. На другой окраине Нюрнберга располагался концлагерь для военнопленных на 85 тысяч человек. В нашем лагере баня ещё строилась, поэтому повели нас мыться в концлагерь. Жуткая открылась картина: ограждение из нескольких рядов колючей проволоки, чёрные клубы дыма из труб крематория, запахи горелых костей.

Позднее приходилось видеть, как истощенных или опухших от голода пленных вели на работу, некоторые из них на наших глазах падали от бессилия, их тут же пристреливали.

Я попал в команду из 25-30 человек, нас водили под конвоем на работу в депо, охраняла железнодорожная полиция. Деревянные башмаки противно стучали по мостовой. Меня определили паять маслёнки, ёмкости, трубки, но я никогда паяльника в руках не держал. А мастер в тот момент был в отпуске. Поэтому я целый месяц просидел в вагончике, ничего не делая. Машинисты сами занимались пайкой. Когда пришёл мастер, то стал меня ругать: почему я ничего не делал. Он аж кипел от злости.

Меня выгнали из депо и направили на самую грязную работу - мыть паровозы, чистить топки. Я простудился и заболел, на теле выскочило десятка три фурункулов. Был помещён в санчасть при лагере.

Кормили скверно: утром несколько картофелин в мундире, на обед - черпак баланды из брюквы, вечером 200 граммов эрзац-хлеба.

После выздоровления меня отправили ремонтировать вагоны. Звено было интернациональным: 75-летний мастер-немец, 50-летний поляк, 35-летний чех и я. Здесь я немного ожил - меньше грязи, кое-что можно было добыть из еды. Чех и поляк были хорошими людьми, помогали мне. Они получали за работу деньги и продуктовые карточки, жили в неохраняемых бараках, имели право свободного передвижения. Мне ничего из этого не полагалось.

Рвения в работе мы не проявляли, но боялись попасть в концлагерь, куда можно было угодить за любую провинность. Оттуда возврата не было, там сгинули несколько моих друзей-приятелей из Алексеевки. Кто-то пытался бежать, но безрезультатно, другие что-то стянули съестное из вагона, третьи поделились новостью об очередной неудаче немцев на фронте.

В депо работал немец - антифашист. Он нам чтобы никто не видел, на расстоянии передавал информацию о положении дел на фронтах, предупреждал об опасностях. Как-то он указал на рабочего из числа французов (оказалось, что это русский белоэмигрант) и жестами изобразил, что тот подслушивает и доносит начальству обо всём, о чем мы говорим во время работы.

В 1944 году стали ежедневными бомбёжки, наш лагерь тоже разбомбили, надзор ослаб. По ночам мы могли проверить, что находится в вагонах на запасных путях. Земляк Петро Ковтун с приятелями разгружали вагоны и продукты прятали под эстакадой. Кто-то донёс, нарушителей отправили уже не в концлагерь, а на Западный фронт копать траншеи. Оттуда они (6 человек) в феврале 1945 года сбежали и прятались в пустых вагонах в нашем депо до самого освобождения. Мы с нетерпением ждали этого дня, в мыслях ежедневно было: когда же наступит тот день, когда вернусь на Родину.

Освободили Нюрнберг американские войска 19 апреля 1945 года. С месяц американцы держали нас на пересыльном пункте, хорошо кормили, вели агитацию, чтобы мы не возвращались в СССР, предлагали уехать в США, Англию или остаться в Германии. Немногие остались, те, кто запятнал себя предательством перед Родиной, сотрудничеством с фашистами. Мы же с каждым днём вели себя смелее, требовали отправки на Родину. В конце концов нас привезли в Чехословакию и передали советским военным властям. Оттуда мы двинулись в Польшу и почти всю её прошли пешком. Кормились, где что найдём в обезлюдевших хуторах и деревнях. В июле пересекли польско-советскую границу на Львовщине. В Дрогобыче прошли проверку по линии НКВД и были призваны в Советскую Армию. По состоянию здоровья я не был годен к строевой службе, поэтому меня направили в трудовую Армию. Трудился в подсобном хозяйстве Прикарпатского военного округа сначала на полевых работах, потом экспедитором. Наше хозяйство располагалось недалеко от поповского поместья Гоначёв, где погиб от пули бандеровцев легендарный разведчик Николай Иванович Кузнецов, которого тюменцы считают своим земляком, так как он учился в Тюменском лесотехникуме.

В 1946 году я женился на сибирячке, на Львовщине у нас родились двое сыновей. В конце 40-х годов обстановка в Западной Украине обострилось, началась коллективизация, банды бандеровцев обнаглели. Они не только терроризировали местное население, но и нападали на воинские гарнизоны. Несколько раз были совершены налёты и на наше хозяйство. Один раз сожгли хлеб в скирдах, в другой пытались, прикрываясь пулемётным огнём, прорваться к сараям со скотом. Служащие подхоза атаки отбили с потерями для бандитов. По ночам нередкими были перестрелки. Мы жили в бывшем помещичьем имении, толстые кирпичные стены спасали от пуль.

Жена стала уговаривать меня переехать в Сибирь, ради детей я согласился. Прибыли на родину жены в Абатский район Тюменской области. Здесь я окончил техникум, работал в сельском хозяйстве механиком, заведующим механическими мастерскими, заместителем директора совхоза, главным инженером. Восемь лет был директором крупного откормочного совхоза «Партизан». Трудился на совесть, не считаясь со временем, не жалея здоровья и сил. Хозяйства нашего района были богатыми, давали много животноводческой продукции. Немало труда было вложено в создание животноводческих комплексов, мехмастерских, в обустройство населённых пунктов. Сибирские просторы стали мне родными. Здесь я вырастил пятерых сыновей, дал им образование, похоронил жену.

А. Киприн, ученик 8 класса Абатской СОШ № 1