Нас спасал Ленинград и спасала Сибирь

Наша семья жила в Володарском районе Ленинграда, по улице Ткачей, в коммуналке. Отец, мать и четверо детей. Из всей семьи я сейчас осталась одна.

Началась война. Старший брат, Саша, служил на востоке, он закончил офицерскую школу. Оттуда его взяли на фронт. Был тяжело ранен, долго лечился в госпитале, но все же вернулся домой. Второй брат, Ваня, воевал в партизанском отряде на смоленщине и погиб – так мне говорила жена Саши.

Папа участвовал в обороне Ленинграда. Ему в то время было 47 лет. В финскую войну его ранили в ногу, и он сильно хромал. Мама сидела с нами, так как брату было 8 лет, а мне - 6.

Начался голод, мама однажды ушла в очередь за хлебом и больше не вернулась. Остались мы с братом одни. Конечно, нас ждала гибель от голода. Но соседка по квартире спасла нас. И с тех пор у меня в голове всегда звучат строки из поэмы «Зоя»:

И тащили к спасенью чужих ребятишек…

Потому что они пригодятся Отчизне!

Эти строки в прямом смысле относятся к нам с братом. В дальнейшем мы искали нашу спасительницу, но, увы, она в 1962 году ушла из жизни. Соседка сдала нас в приют на Куракиной даче Володарского района 10 марта 1942 года. Так мы оказались в детдоме.

С братом мы были неразлучны, страшно боялись потерять друг друга. Мы очень мучились зубами, десны кровили, зубы шатались: цинга, малокровие. Я часто падала в обморок. Брат всегда был рядом, заботился обо мне.

Когда началась эвакуация детских домов на «большую землю», повезли и наш детдом вместе с другими.

А вот что вспоминает подружка по детдому Валя Беляева, ей было тогда 12 лет (она лучше запомнила, что происходило):

«Когда 8 августа 1942 года привезли нас на Ладогу, началась страшная бомбежка. На берегу – одни голые кусты, спрятаться негде. Сорвали мы свои белые панамки, голову – в кусты, а все остальное – снаружи, все на виду. Братик Веры своим телом закрыл ее. Когда бомбежка закончилась, началась погрузка на транспорт. Раненых грузили на маленький пароход «Форель». Они шли, шли истощенные, обескровленные, а доски под ногами шатались. Санитаров, видно, не хватало, они шли сами, и каждый нес ребенка на руках. Мы стоим, а директор нашего детдома Анна Ивановна Корешкова бегает, хлопочет. Но на этом пароходе нам места не хватило.

Позднее подошел катер. На 100 детей да обслуживающий персонал. И вдруг опять бомбежка! Этот катер не шел, а лавировал, виляя из стороны в сторону. Вой, визг, зенитки стреляют, просто жуть! Мы уже не стояли, не сидели, а лежали на палубе. Когда причалили к берегу и стали оглядываться, страшная картина представилась глазам нашим. Пароход «Форель» разбомбили. Плавали доски, бревна и детские панамки…».

Мы как под какой-то счастливой звездой прошли, все остались живы. Наш директор А.И. Корешкова много сделала для нашего спасения. Когда нас везли уже в поезде в Сибирь, нам давали по столовой ложке сгущенного молока и лечили. Мой братишка все стремился свое молоко мне скормить. Я плакала, не брала, ведь понимала, что он тоже голоден. Когда мы были еще в Ленинграде, в детдоме, также сам, бывало, не ест, а все мне отдаст. И тут он очень боялся меня потерять и все обо мне заботился. Нас много ехало, братьев и сестер: Зверевы Галя и Женя, Павловы Володя и Тома, Беляевы Валя и Нина, Максимовы Галя и Шурик, Грыжбовские Оля и Олег, и мы, Потаповы Адам и Вера. Воспитатели всегда моего брата ставили в пример другим, как он обо мне заботился. Все мы были истощены, в коростах, в чесотке.

И вот нас привезли в Черное Вагайского района. Встречало нас все село, как родных. Принимали ребятишек с машины на руки. Стремились нас обласкать, успокоить, чем-то угостить. Но им запрещали, боясь за наши жизни.

И много кушать было нельзя. Ведь мы еще не оправились от последствий дистрофии.

Так мы начали жить в Сибири, в детдоме № 44. Нас лечили, начали помаленьку возвращать к нормальной жизни.

Колхоз нам выделил в пользование землю под огород. Мы садили все мелкие овощи, картошку и сами ухаживали за огородом. Держали коров, свиней, лошадь и жеребенка Орлика, и это тоже была наша забота. Помогали колхозу на покосе – гребли сено, осенью копали картошку, собирали колоски. А как мы стремились набрать как можно больше колосков! Смотрели, чтоб ни один не остался и не пропал.

Мы обслуживали себя сами. Девочки дежурили на кухне, разносили пищу, стирали, штопали, а мальчики по очереди носили воду на кухню. Жили дружно, одной семьей. Всему хорошему учились друг у друга. Хоть и трудным было военное время и голодным, а я эти годы вспоминаю как счастливые. Многие наши детдомовцы со временем отыскались через радио, газеты, и у них там, в Ленинграде, были встречи.

В 1988 году состоялась наша встреча в Черном. Мы, уже сами бабушки, приехали кто из Ленинграда, кто из Керчи, кто из Казахстана, я – из Тобольска. К нам вышло все село с хлебом-солью, цветами. Со словами приветствия нас встречала председатель сельсовета Анна Сергеевна Арканова, бывшие воспитатели М.В. Птицына, Н.К. Шустовских, другие учителя, одноклассники наши…

Встречали вновь, как родных. Сколько было воспоминаний, слез. Мы обошли все уголочки, памятные с детства. Встреча была незабываемой.

Мария Васильевна и Нина Константиновка здесь, в Сибири, вышли замуж и остались. Их я уже обеих схоронила, и когда бываю в этих краях, прихожу к их могилкам поклониться за нас за всех.

В Тобольске мы живем уже 32 года. Приехали с семьей на стройку НХК. Дочери окончили техникумы, работают. Обе трудолюбивые, к нам внимательные, прекрасные хозяйки. У нас пять внуков, три правнука, живем дружно, помогаем друг другу. Жили и трудились все честно, и я горжусь своим мужем и дочками. Одна из них, кстати, Татьяна (Рошу), живет со своим мужем в Черном, дорогом для меня селе, с которым мы никогда не теряли связи.

Думается мне, не зря спасали нас люди в блокадном городе и в Сибири. Все мы выросли не последними людьми и пригодились своей Отчизне.

Вера СОЗОНОВА (Потапова)

г. Тобольск

Фото из личного архива автора