В дальних причалах - чужие огни

Наш военный корабль РТЩ-462 полным ходом возвращался на базу. После утомительной двухчасовой вахты среди непрерывного гула работающих дизелей, я и мой товарищ по смене, старший моторист Володя Тулевич, стояли на корме нашего минного тральщика и посматривали вперед.

Там, далеко-далеко, на самой линии хмурого горизонта, только что зазывно блеснул в ночной мгле одинокий огонек - это был маяк, установленный у входа в порт польского города Свинимунде. Мы шли туда. Винты корабля бешено рубили морскую воду. Свежий ветер гнал тяжелую темную волну, бил ее в левый борт, кропил палубу солеными брызгами. Корабль водоизмещением в сто тонн раскачивало, но он продолжал держать свою максимальную скорость -11 узлов.

Три недели мы дежурили в 50-ти милях от берега. Моряки с катера во время недавних военных учений выпустили по цели торпеду, но она до нее не дошла. Опустилась и грузно легла своим длинным сигарообразным телом на балтийское дно. Обволоклась там донным илом и затаилась - никому не подавала никаких позывных, а в ней было полно взрывчатки и детонатор. И там же со времен второй мировой войны лежало еще немало затонувших кораблей, барж со снарядами, стояли и неизвлечённые мины, эти три последние недели все усилия команды подводников нашего судна были направлены только на поиск той злополучной торпеды. Шесть водолазов вместе с их старшиной сверхсрочником Юрой Шмелевым по очереди опускались в тяжелых скафандрах в морскую глубину. Ходили по дну. Искали. Долгожданный сигнал, что торпеда найдена, поступил только сегодня утром, от второй пары водолазов.

Было без четверти десять. Васильев, капитан тральщика, сразу ушел в радиорубку. Надо было сообщить на базу о наших последних координатах и вызвать буксир с лебедкой и свежей группой водолазов. Дальше было обыкновенное рутинное дело - ждали буксир, выставляли буи на месте найденной торпеды.

Это был один из моих последних выходов в море. Впереди маячил дембель - пять лет морской службы на Балтике заканчивались. Что успела за это время наша команда? Первые два с половиной года постоянно ходили рядом со смертью. Тралили мины. Причем, надо было каждую из них, отрезанную от минрепов, и всплывшую на поверхность, погрузить потом к себе на борт. И мы справедливо считали себя смертниками. С какими фокусами для нас стоит она там, рогатая, в мутной глубине моря? Потом стало немного полегче. Разрешили поднявшиеся на поверхность моря мины не грузить на борт, а расстреливать. Специально для этого позади нашего тральщика в небольшом отдалении шёл «Большой охотник», водоизмещением в 500 тонн. Его пулеметная команда брала на прицел всплывшие из морской пучины мины.

Володя Тулевич, уже в который раз, рассказывал мне о своей Белоруссии, я ему о Сибири… А через месяц я был уже там, в своем родном краю – Южно-Дубровном. Через три дня после возвращения с воинской службы меня вызвал к себе заведующий орловским МТМ Астафьев. Спросил:

-Дизелистом служил на флоте?

-Да.

-Ну, вот и хорошо. Принимай гусеничник и готовь его к посевной.

И я принялся за дело. Уже после первой же весенней кампании мне, как передовому механизатору, разрешили купить велосипед. Это было большим дефицитом в то время. В 1956 году этих велосипедов в нашем селе было всего-то два: у Баженова, да - Сабанина. Для нас, молодежи, это был очень серьезный приз и предмет постоянной гордости. В том же году в село поступили в продажу и первые два мотоцикла. Их позволили опять же купить тем колхозникам, у кого было больше трудодней.

-…Кстати, знаете, когда у нас здесь, в Южно-Дубровном, установилась Советская власть?- неожиданно спросил меня мой собеседник.

Мне этот вопрос показался очень простым. Я сказал, что, согласно архивной справке, в декабре 1919 года. Виктор Антонович, не меняя выражения своего лица, заметил:

-Советская власть сюда пришла в 1929 году, когда началась организация колхозов.

Я хотел возразить, но вспомнил содержание письма первого председателя южно-дубровинской сельхозартели «Заветы Ильича» Сизикова Сазонтия Фёдоровича, адресованное нам - людям, живущим в XXI веке, о том, как жили люди в нашем селе первое десятилетие после первой мировой и гражданской войн, и подумал, что В.А. Сидоров по-своему прав. Широкой массе бедноты, которую в основе своей составляло тогда население нашей деревни, организация коллективного труда придала (хоть и не сразу) целенаправленную организованность и в корне изменила их жизнь.