Вдыхая воздух родной земли

Далеко, у самой Волги,

В доме на родной реке

Мне бы песенку послушать

На немецком языке.

Фриде Готфридовне Гильдерман часто видится одна и та же картина из довоенного детства. Идёт она, десятилетняя девочка, по родной улице в деревне Гольштайн в республике немцев Поволжья. Улица чистая-чистая, домики побеленные. К майским праздникам хозяева мажут цоколь изб молоком с сажей, на ворота развешивают красные флаги: советский и свой, немецкой автономии. Магазинов на улице много. Свернёшь от одного — дорога к бабушке. А Фрида бежит дальше — через мосток. Ивовым плетнем огорожен деревенский сад. А за садом огромная плантация помидоров. А дальше завод, где делали повидло из яблок. А ещё вспоминается корова — кормилица семьи. Посолишь дома краюху хлеба, встречаешь после пастбище и угощаешь любимицу.

Великая Отечественная война для советского народа принесла одно горе на всех. От стариков до малых детей, все как один встали в строй, чтобы дать отпор врагу. Немцам Поволжской республики в этом строю места не было. Потому что — немцы, потому что — «враги». В конце августа 1941 года вышел в свет пресловутый сталинский приказ о депортации немцев в отдалённые районы Казахстана, Урала, Сибири без права возвращения на исконные земли. Многовековая история целого народа была перечёркнута. Людей выслали в считанные дни.

Как это было, Фрида помнит ясно. Такое не забывается. Девочка весной окончила второй класс. Брат постарше Эдуард посмеивался: «Ну вот, сестрёнка, в третьем классе ты тоже будешь изучать русский язык. Станешь говорить по-русски «ручка», «тетрадь», «карандаш». Фриде казалось, что никогда не запомнит эти слова, но с нетерпением и любопытством ждала начала учёбы.

Указ о депортации немцев был подписан 28 августа. В первую очередь выселяли те деревни и города, которые были ближе к железной дороге. В Добринском районе военные из НКВД появились только в начале сентября. Помнит Фрида, пришли в дом солдаты, зачитали приказ и сказали, что можно с собой взять только самое необходимое. В семье Готфрида Гильдермана было четверо детей. Что могли они с собой взять? Небольшой железный ящик с вещами. Отец отправил Фриду на ферму за матерью, она доила коров. Потом погрузили людей на подводы, все плакали. Всё дальше оставался родной дом, и яркое солнце того дня будто последний раз садилось за горизонт. Как часто, голодая и бедствуя, будет вспоминать Фрида арбузы и подсолнухи, оставленные на чердаке дома, банки с мёдом, приготовленные для зимы, сытую скотину в стайках.

На станции погрузили людей в товарные составы. Сгружали, как скот, битком набивая вагоны. Душно, темно, тесно. Мать прижимала к себе младшего Давыда. Эдуард, Готфрид и Фрида жались к ней. Обещали, что на полустанках будут кормить, можно будет налить кипятка. Но, увы, обещания, как правило, не сбывались. За двадцать дней пути до Голышманово Гильдерманы продали в обмен на продукты всё, что могли: платья Фриды, тёплую жакетку матери, яркий платок – более ценных вещей у них не было.

В конце сентября состав прибыл в Голышманово. Шёл мелкий холодный дождь. Когда семью Гильдерман везли в Гладилово, возничий, немолодая женщина, потеряла сапог. Отец по-русски сказал ей что-то. Но женщина так и не остановилась, чтобы подобрать сапог, гнала лошадей до самой деревни. Из Гладилово направили немцев в Степашку, где и прожили они всю жизнь.

«Ведь все видели, что мы никакие не фашисты, – с горечью говорит об этом постаревшая Фрида Готфридовна, – зачем же так мучили?»

«Немчура проклятая», «фашисты» – слышалось со всех сторон. Когда девочка шла за водой, в неё бросали камни, поливали из-за забора. И даже немой деревенский дурачок тоже делал движения руками, будто «вскидывал» невидимый автомат и «расстреливал» ребёнка. В школу немцев в деревне не взяли. Русский язык изучала девочка не за школьной партой, а на колхозном поле, на ферме, где работала наравне с сибиряками. Советские немцы отмечались в комендатуре. Если нужно было съездить в Голышманово или в Хмелёвку, обязательно в пропуске делали отметку у властей о времени прибытия и отъезда. Только в феврале 1956 года Гильдерманы, и сотни таких же семей, были освобождены из спецпоселения. Могли уехать из Хмелёвки, как это сделали многие немцы. Но куда было ехать? Республики немцев Поволжья уже не было на карте страны. В доме Гильдерман в переименованной на русский лад деревне жили уже другие люди. А здесь у Фриды после долгих мук сложилась своя история: она встретила любовь, родились дети. Пейдер Леонгард тоже был выслан в Сибирь. Из трудармии так и не вернулся дядя Фриды. Думали, что и отца Готфрида не дождутся. Но пришла радостная весточка — едет. Брат Эдуард в то время на конеферме работал, он и поехал за отцом в Малышенку. Рядом с конторой никого, кроме какого-то старика, не было. Вернулся в Степашку: «Нет отца!» Мать не выдержала, вместе с сыном вновь поехала в село. Отец постаревший, опухший от голода, в это время дополз до Михайловки. Именно «дополз», потому что от истощения он уже не мог встать на ноги. Когда его по дороге подобрали жена с сыном, все штаны на нём были в лохмотьях. Выходила мать отца, не дала детям осиротеть прежде времени.

По всему Голышмановскому району были расселены немцы. Потом многих из них перевезли в Степашку, Комсомолку, Хмелёвку. Здесь много немецких фамилий. Гильдерман, Беккель, Даувальтер, Эйхман, Сагель, Диль, Лохман... Судьбы этих людей во многом схожи.

Александр Генрихович Беккель попал в Сибирь в возрасте шести лет. По дороге заболел скарлатиной и больного мальчика высадили в Перми. Чудом, спустя несколько месяцев, нашёл его отец в детском доме. Во время режима спецпоселения и под неусыпным контролем комендатур, он сумел-таки получить разрешение на поиски сына и отыскал его.

У Александра Эйхмана к моменту переселения уже не было отца. В Добринке он занимал высокую должность, а когда началась война, отца сняли с должности и посадили в тюрьму. Забрали детей из дома дяди, где они гостили, даже домой не позволили заехать. Многие родственники Эйхманов впоследствии уехали в Казахстан, в Германию. Александр Богданович тоже пробовал сменить место жительства. Но уже сроднился с Сибирью накрепко. Здесь родились шестеро детей, четырнадцать внуков, правнуки. Только семь лет было Александру, когда его оторвали от родных мест, но тоска по счастливому детству, по своей малой родине бередит его душу и сейчас. И самое яркое воспоминание из довоенного детства — запах Волги. Он чувствует этот запах сквозь года и вёрсты, которые безжалостно разделили судьбы людей и Родины. Ещё в годы правления Екатерины Второй поселились здесь немецкие колонисты, обжили эти благодатные места. За семьдесят последних лет не разорвана связь поколений, если помнят потомки язык, традиции своего народа и запах реки.

Фото Павла Ложкина