Счёт шёл на секунды

26 апреля 1986 года произошла самая крупная катастрофа – взорвался один из четырёх реакторов Чернобыльской АЭС. О причинах её до сих пор спорят учёные, а результаты воздействия «мирного» атома испытывают на себе те, кто принимал непосредственное участие в ликвидации последствий аварии.

КТО ЕСЛИ НЕ МЫ?

Сергей Васильевич Макаров попал на станцию в феврале 1987 года. Накануне женился, работал механиком в совхозе, вместе с женой ждали первенца. Когда призвали в военкомат и объявили о командировке на десятидневный срок, никто даже и не думал, что направят на Чернобыльскую станцию. Казалось, это так далеко от Сибири. Времени на раздумья дали до утра, родственники уговаривали не ехать, предлагали варианты «отсрочки», однако Сергей твёрдо сказал, что ехать должен:

– Я откажусь, значит, другой кто-то будет на моём месте, какая разница? Только в Тюмени сообщили, куда везут. Как потом оказалось, должны были призываться только те, у кого уже есть двое детей, но в действительности забирали и пареньков сразу после армейской службы, даже неженатых. А всех тогда же предупредили, чтобы детей после Чернобыля не заводили...

25 сибирский полк разместился в военном палаточном городке в тридцати километрах от станции. Условия, как вспоминает Макаров, для проживания были созданы хорошие: кровати в два яруса, печки в каждой палатке. Столовая отдельная, где всегда большой запас продуктов. До сих пор при виде бутылок с «Тюменской» минералкой вспоминает Сергей Чернобыль: там заставляли пить именно эту воду, чтобы выводить из организма радионуклиды. Меры предосторожности, конечно, принимались:

– Когда заезжали в «грязную» зону, снимали всю чистую одежду. Выдавали нам спецовки, сапоги, на лицо – медицинские маски, – рассказывает Сергей Васильевич. – Потом поднимались на станцию, с неё город Припять был виден, как на ладони. Асфальтированные улицы, многоэтажные дома, много зелени. При работе на станции счёт шёл на секунды. Добежал, что-то кинул лопатой, отковырнул ломиком – второй раз уже не бежишь, тебя другой сменяет. Добираешь свою «дозу» – и в лагерь. Перед выездом на станцию брали анализ крови, многих отстраняли, давали возможность отдохнуть, восстановиться.

Макаров вместо десяти дней пробыл в Чернобыле три с половиной месяца:

– Со станции однажды едем на машине, впереди «японец»(шлагбаум). Машину не пропустили – дозиметры запищали, показывая превышение уровня радиации. Загнали на мойку, помыли – снова «фонит». И так трижды пришлось мыть машину, все гайки и болты блестели. Потом заставили нас всех выйти, только тогда автомобиль спокойно проехал. «Фонили» – то мы, наши спецовки.

Чтобы возвести бетонный саркофаг над разрушенным реактором, сначала надо было похоронить весь радиоактивный мусор. Расчищать завалы приходилось вручную. Сверху с вертолётов это освобождённое место засыпали песком. И так метр за метром.

Сейчас идут разговоры о том, что саркофаг становится ненадёжной защитой от радиации: снег, дожди, время делают своё разрушительное дело. Предлагают возвести над станцией конструкцию наподобие ангара. Только стоимость исчисляется в миллионах евро. Лес вокруг атомной электростанции после аварии весь стал рыжим, как осенью, хотя был апрель. На тяжёлых военных машинах – «БАТах» – его валили и закапывали в землю, рыли траншеи.

После возвращения из Чернобыля жизнь Сергея Макарова и его семьи вошла в привычное русло. Сейчас уже две взрослые дочери, есть внук. Каждый год чернобыльцы обязательно собираются вместе, вспоминают, узнают, как сложились судьбы товарищей. Некоторых уже успели похоронить, многие, особенно в деревнях, спиваются.

В 2008 году Сергею Макарову вручили государственную награду: медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» второй степени.

ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ

В Малышенке живёт семья Мартынчуков. Больше двадцати лет прошло, как переехали они сюда из Житомирской области, со станции Белокоровичи. До «обруча», как называли местные жители атомную станцию, по железнодорожным путям можно было пешком дойти. После взрыва Мартынчуки прожили на заражённой территории ещё три года. Анастасия Андреевна рассказывает:

– Конечно, о случившемся предупредили и по радио, и по телевизору, но все жили как жили. Постоянно военные и милиция измеряли радиацию, помню, малину есть запретили, грибы собирать. Да разве детей укараулишь? Курицу варить надо было в трёх водах, конечно, никто не соблюдал правила. Так же отмечали и дни рождения, и праздники, как защитить себя, не думали. Да и как это сделаешь? Идёшь по улице, чувствуешь, что около рта всё огнём горит. Теперь вот ни одного зуба не осталось. Потом люди на ходу стали умирать: сосед уехал утром на работу на велосипеде и не вернулся больше, девочка, в десятом классе училась, с вечера спать легла, а наутро вся подушка в крови... Дети в школах стали бесплатно питаться, им давали и молоко, и фрукты, никаких денег не брали, лишь бы только жили, не уезжали. Каждой семье по 15 рублей каждый месяц выделяли, между собой их прозвали «гробовые». А потом указ вышел, чтобы всех переселять. У кого были дети до 12 лет – тех в первую очередь, детей спасали. А пожилые люди уезжать не хотели, многие оставались. У всех же уровень радиации измеряли, у меня вот 68 было, у кого выше ста – те уже раком заболевали. А у бабушек и дедушек по 70-80, они себя лучше чувствовали, чем мы. В той местности всегда радиация повышенная была, так организм привык к таким дозам...

До сих пор хранит Анастасия Андреевна документ о переселении, до сих пор вспоминает цветущие сады, яблоки из Малышенского магазина, которые трое сыновей сначала отказывались есть: «Разве это яблоки? Дома мы такими свиней кормили». Мужа, Григория Миновича, после переезда сразу парализовало, в таком состоянии он и сейчас.

Чернобыльская катастрофа сломала судьбы тысяч людей, которые были вынуждены покинуть свои дома, нажитое годами имущество, уехать в неизвестность, начать всё с нуля. Чтобы выжить.

Ирина Шадрина