Кони черные, кони белые...
Мчится время степным табуном
XVIII век приближался к своей сердцевине. Уже давно Русь поднялась на ноги, сбросив с себя гнет татаро-монгольского ига и прорубив окна на Балтику и в Сибирь. Шел 1740 год. Самая великая Сибирская губерния, протянувшаяся от Вятки до Тихого океана, дымила курными избами деревень ясачных, монастырских, посадских, служилых людей. Вторая экспедиция Беринга уже осматривала северные берега Америки, а Россия готовилась подчинить себе неспокойную и своевольную киргиз-кайсацкую степь - ту самую территорию, на которой в скором будущем появится и Армизонская волость.
Номинально осколки пораженного внутренней смутой Чингисова царства находились уже в русском подданстве, и хан Абдул - Хаир не только содействовал с помощью своих даругов в ясачном сборе пушнины с кочевых племен, но даже на словах обязывался оказывать помощь в охране русских границ. На самом же деле его ханское влияние было не очень большим, и поэтому пограничные русские селения и караваны, идущие в Оренбург, по-прежнему грабились степняками. Именно поэтому с 1732 по 1757 годы беспрецедентные усилия предпринимались правительственными экспедициями для строительства сибирских укрепленных линий. Одна из них - Горьковская - состоящая из 11 крепостей, 33 редутов и 42 наземных маяков, прикрыла собой озерное тоболоишимское междуречье с юга на широте нынешнего Петропавловска. Набеги местных племен, тем не менее, не прекратились, но русские люди на свой страх и риск начали осваивать новые для себя земли.
Официальное разрешение на заселение степи южнее староишимской оборонительной линии было отдано лишь в 1758 году, когда гарнизоны Горьковской линии немного обжились в новых крепостях. Первые объявления по городам и весям Тобольского края появились в 1759 году: «Не хочет ли кто поселитца…» И указывались места для возможного поселения. Желающих оказалось много. С 1763 по 1778 годы поземные избы встали не только на Суховском и Зубаревском полуостровах озера Черное. Стали появляться небольшие деревни со своими названиями и населением и на берегах других озер. Вновь прибывающим колонистам (кроме тех, что шли сюда самовольно) давалась государственная ссуда деньгами, фуражом и зерном. Началось формирование старожильческого населения района.
В ведомости о составе приходов на 1781 год, в Тобольском епархии уже значатся: Вьялково (Ялково) - 16 дворов; Армизонская – 24; Глубоковская – 19; Зубарево – 7; Сухая – 6. Приход слободы Калматска – 62 двора.
Переселенцы прибывали сюда в первую очередь с Вагайской вотчины, но, по уже имеющемуся указу, изданному еще императрицей Елизаветой в 1760 году, «за дерзостное поведение» стали приходить в Сибирь этапы ссыльных крепостных крестьян. Только в Калмаке с такими характеристиками поселилось 143 человека.
К 1782 появились д. Прохорова, Каянацкая, Снигирева, Плоское, Орлово, Иваново, Шабалино, Забошная, Няшино («Сказки Армизонской волости»).
Несмотря на то, что кибиточная степь продолжала своевольничать, русские люди прибывали и прибывали в новый край. Политика Екатерины II после крестьянской войны 1772 -1775 годов стала более гибкой по отношению к степнякам. Она строила для них караван - сараи, мечети, школы, выделяла безвозвратные ссуды на строительство жилищ, разрешила кочевьям Малой Орды на зиму «фильтроваться» через линию наших крепостей. Обстановка становилась менее напряженной, и к 1795 году на южном берегу озера Черное, в деревне Сухой уже выстроилась улица в 50 дворов. В них проживало 222 человека. В том числе: Собанины - 8 дворов; Романов; Яковлевы - 5 дворов
Снигирев; Сидоровы - 4 двора; Каканов, Ударцевы - 3 двора
Мандригин, Безбородов, Печерин, Епанчинцев, Щепетов, Замиралов и др.
И, наконец, в начале девяностых годов XVIII века от уже имеющихся деревень начинают «отпочковываться» новые. Так, южнее деревни Сухая появилось сначала Комлева, а потом, рядом с отъемной березовой дубравой, встали Южно-Дубровинские выселки. Всероссийская перепись 1797 года населения показала - в их 12 дворах уже живут Романов, Собанин, Ударцев, Печерин (недавние жители Сухой). Из Частозерской волости сюда же приехали Лиханов, Самалюков, Тагилов. Рядом с ними поставили свои дома ссыльный Станиченко из Варшавской губернии, Яиков из Киевской, Усаков из Тульской, Приходкин из Пензенской, Емельянов из Рязанской (Архивный фонд И-417 «Тобольский губернский статистический комитет»). Часть ивановских жителей - Плосков, Зуев, Третьяков - переносят свои избы на свободные земли и образуют деревню Северное Дубровное, братья Меньшиковы из Армизона ставят первые избы во вновь заведенной деревне Меньшикова. Жиряковы, Ударцев, Доманин и другие жители из Зубарева перевозят свои дома на новое место. Появляется деревня Кривина, названная впоследствии Жирякова.
В 1800 году один из жителей д. Сухая раскольник Иван Семенович Яковлев со своим сыном Михаилом ставят починок еще дальше, возле озера Синьково. Вновь заведенная деревня стала называться Полое. Если перечислять все передвижения переселенцев, то получился бы очень большой реферат.
Русский народ пришел в эту степь не в поисках Белополья (земли свободной от всякой власти и насилия), или каких-то затерянных в пространствах райских уголков - сюда пришли люди сильные, готовые не только противостоять любым невзгодам, но личным трудом добывать хлеб свой насущный. Они любили своих жен, и те отвечали им тем же. В большинстве семей было по 7-8 детей.
И, конечно, центр вновь образованной волости - Армизонское, начал носить свое название отнюдь не потому, что в середине 18 века на этом месте была какая- то особая армейская зона. Ближайшие к данной географической и исторической точке форпосты Староишимской линии находились в 1747 году в 15 километрах западнее (Вьялковский станец) и в 15 километрах севернее (Апляцкий станец), в районе нынешнего села Иваново. А в середине пятидесятых (предположительное время официального появления деревни Армизонское) система пограничных укреплений сместилась уже очень далеко на юг.
В 17 и 18 веках, сюда, к южной пограничной линии России, под защиту лесных островов каждый год стягивались из степи на зимовку полуоседлые киргиз-кайсатские кочевья. Их зимние улусы стояли у озер Белое, Черное, Рямовое, Глубокое, Звериное, Снегирева, Жирякова… Мужчины ставили войлочные юрты, поправляли свои зимние жилища, готовились к холодам, охотничали, рыбачили, начинали заниматься своим извечным ремеслом, а наиболее молодые их соплеменники сбивались в отряды, которые шли грабить караваны, угонять косяки лошадей, домашний скот, брать пленных, будущих их рабов. Так, в 1736 году только на Утяцкую слободу было совершено три набега, угнано более тысячи голов скота. И даже во времена некоторой стабильности, в 1785 году, из приграничных сел в киргиз-кайсацкое рабство было угнано 185 человек.
Несомненно, в их улусах всегда жила некоторая примесь славянского населения на положении черных людей. Но приходили сюда русские люди и по доброй воле. И в первую очередь раскольники, которые на Руси преследовались властями и официальной церковью, как закоренелые преступники. Они ставили свои починки за пограничной линией. Наиболее известная часть раскольников – беспоповцы. Они шли сюда, в районы усиленной крестьянской колонизации, как передовой русский отряд. Беспоповцы отрицали православную церковь, церковную организацию и священство. Часть беспоповцев не признавала даже царя и поставленные им власти. Петра I, а впоследствии и Сталина, они называли антихристами. Поэтому их не случайно называли фармазонами (народное - армизонами. «Энциклопедический словарь Брокгауза») т. е людьми непонятной веры, нигилистами православной веры.
Я смотрел поколенную роспись одного из раскольнических родов Яковлевых, которые жили в деревнях Сухая и Полое. И когда прочитал слово «беспоповщина» рядом с именем главы этого рода Яковлевым Семеном Матвеевичем, мне показалось, что в этом слове таится некоторое высокомерие тех, кто приклеил ему это ярлык. Но познакомившись с истоками раскола, понял, что беспоповщина, как одна из форм старообрядчества, была лишь формой протеста против крепостного права в феодальном государстве, в котором девяносто процентов его населения являлись рабами своих господ.