Соприкасаясь с вечностью

Художник сродни чародею - создаёт удивительный, неповторимый мир прекрасного. Реставратор, оставаясь в тени, подобно доброму лекарю воссоздаёт, казалось бы, навсегда утраченное, вдыхает новую жизнь. Есть в том особая тайна, талант большой силы и бескорыстие души. Я пришла к этому выводу, наблюдая за кропотливой работой художника-реставратора Людмилы Никольской.

Половина, а то и больше, сокровищ Тюменского музея изобразительных искусств восстановлена её руками. Это древние иконы, живописные полотна, нарядный фарфор, дивные скульптуры, предметы раритетной мебели…

Душевное общение

Людмила Петровна признаётся, что ей повезло: «Раньше была узкая специализация. Скажем, если занимаешься живописью, то не берёшься за реставрацию тех же тканей. Но я попала в экспериментальный класс Всесоюзного научно-реставрационного Центра им. Грабаря. Нас учили осваивать все виды искусства».

…Каждому предмету требуется индивидуальный подход, своя технология, процедура лечения. Смотрю, как осторожно малюсеньким тампоном из ватки прикасается реставратор к кусочку иконы. Может, под видимым, хоть и разрушенным слоем, скрывается другой, более старый лик? Если это так, то после «расчистки» взорам «откроется иное время, иная красота, не наша жизнь. Другая планета, другая цивилизация, таинственный и сказочный мир» – писал Владимир Солоухин в своей знаменитой повести «Чёрные доски». Монотонную, кропотливую технологию восстановления икон мастер слова описал так потрясающе интересно и живописно, что книгу буквально проглатываешь. Невыдуманные истории уничтожения или спасения произведений искусства Древней Руси, что рассказал писатель, бередят душу. Бывал Владимир Солоухин и в Тюмени. Если бы довелось ему встретиться с Людмилой Никольской, может, вышло бы из-под его бойкого пера продолжение «Чёрных досок». Но не судьба…

Людмила Петровна, будто читая мои мысли, вспоминает давний случай, что никак не идёт у неё из головы:

–Была иконка 18 века. Ну такая чудная! На золотом фоне писана. Её принес нам показать посетитель музея. Он всё расспрашивал, что да как мы восстанавливаем. Посидели, побеседовали. А после… этот мужчина пришёл домой, видимо от любопытства сгорал: скрывается ли под одним слоем другой? Включил кран, намочил икону. Он все смыл! Одна доска осталась…Месяц он к нам не приходил. Потом сознался, что натворил. Я и денег за реставрацию не брала. Нет же, самому надо попробовать… Я тогда сразу заприметила, что письмо тонкое, московское, школа высшего класса...

–Сколько может стоить старинная икона? – задаю обывательский вопрос.

–Может, 10 тысяч рублей, а, может, сто и более. Всё зависит от состояния, сохранности предмета. Ушлые продавцы икон научились даже профессионалов обманывать. Опять же случай был. По Интернету коллега нашёл очень интересную икону. В Тюмень её доставили. Он купил, стал расчистку делать. Встревожился: «Что такое? Почему набухание идёт?» Оказалось, это фотоплёнка под толстым слоем олифы. Подделка, а выглядит точно как старинная вещь. Доску-то легко можно «состарить». Прежде чем покупать, пробу надо сделать, а кто ж это позволит?

–Людмила Петровна, когда вы видите икону, повреждённую безжалостным временем или пострадавшую от людского невежества, что испытываете: отчаяние, негодование?

–Не раздумываю об этом. Хочется сразу же полечить святыню, скорее спасти её. Вот тут лишь столбик от буквы остался, видишь? Надо немедленно закрепить его, чтобы он не осыпался. А с этой иконы надо загрязнения убрать. Видимо, потолок красили, забрызгали её масляной краской. Потом, как обычно бывало, бросили икону на чердак, верхняя часть образа осыпалась. А эту икону коробит, потому, что доски неправильно подобраны. Ишь, как её изогнуло, поперечные шпонки даже вылетели…

Трудоёмкая наша работа, терпения и усидчивости требует. Укрепляю красочный слой, расчистку веду, потом наношу грунт, паволоку. Бывает, жучки доску поедают, если дерево рыхлое. Надо этих жучков уничтожить. После всех лечебных процедур наношу реставрационный грунт, лаковым составом иконку покрываю и только тогда беру кисть. По аналогам восстанавливаю утраченные места. Краски сама развожу. На яичном желтке они замешиваются.

–У вас, как у доктора, в арсенале имеются медицинские инструменты.

–Реставрационные растворы шприцем ввожу, скальпель для расчистки понадобится. Рентген – для определения более древнего слоя. Медицинские весы – тоже надёжные помощники. В пропорциях ошибиться нельзя! Например, взвешиваю антисептик, он в клей идёт, чтобы плесень не заводилась.

Хочу напомнить людям: иконы и живопись не любят сырость. Влажной и жёсткой тряпкой их не трогать! Если накопился слой пыли, то легонько, будто дуновение нежного ветерка, бархатной тряпочкой его осторожно удаляйте. Если лампадку возле образа зажигаете, то ставьте её на безопасное расстояние.

–Из восстановленных вами предметов искусства что самое памятное?

–Каждое произведение по-своему дорого. Я же не просто механически их восстанавливаю, душевное общение идёт. Недавно картину «Ленинградки» реставрировала. Думала: как же мне тебя лучше полечить? И она будто подсказала: пастель возьми.

–Какие награды вам вручили за многолетний и прекрасный труд реставратора?

–Награды обыкновенные: министерские и тюменские. То есть грамоты. Ну, премии получала. Да не в этом дело…

Таинственный знак

По благословению батюшки Людмила Петровна написала свою первую икону. «Душа пела, так легко, так хорошо было в полной тиши писать Иисуса Христа, – с восхищением говорит она, – Икону привезла в деревню, где у нас домик, что-то вроде дачи для городского жителя. Всякий, кто видел образ, хвалил: «Красиво!», а один человек обмолвился: «Такой иконой лечиться можно». Да вот беда, украл кто-то икону», – пронзительная боль и досада звучит в ее голосе…

«Воровать – грех, добра не жди, но остановит ли это дурного человека?»– думаю я, наблюдая, как реставратор спасает лик Николы Чудотворца. Талант, подкреплённый добротой, всегда окажется востребованным. Молва о нём далеко идёт.

Вместе с мужем Борисом, он тоже художник, Людмила Петровна расписывала Ильинский храм в Килках. В том храме зернохранилище было, трактора в него въезжали, на стенах остались следы от пуль Гражданской войны. Чудесная роспись замазана, от времени всё обшарпалось – смотреть страшно. Но глаза боятся, а руки делают. По фрагментам реставраторы определяли, какой святой был изображён. «Борис «Нагорную проповедь» расписывал, – вспоминает Никольская, – я находилась совсем в другой стороне храма. Вдруг Борис обернулся, удивлённо спрашивает: «Ты сейчас ко мне подходила?». «Нет» – отвечаю. Он плечами пожал: «Такое впечатление, будто ты мою руку взяла и пишешь». Мы переглянулись, помолчали. К таинственному и святому прикасаемся…

Расписывали храм вечерами, допоздна. Стояла зима. Скрип-скрип по снегу, слышим знакомые шаги. Это матушка Валентина идёт закрывать храм, уже 12 ночи. Она достаёт ключ от амбарного замка. Мы на небо любуемся: яркая точка, будто звезда появляется над куполом храма, от неё по всему горизонту расходятся дивные лучи. Как же красиво необычайно! «Матушка, это знак какой особый?», – удивляемся. Она кивает: «Тайна сия». Прежде чем нам в дорогу направляться, матушка молилась, чтобы легко и светло нам было идти. А путь наш пеший не близкий: от деревни Килки до Винзилей. Всегда после её молитвы нам ярко светила луна. Вот и пришли, смотрим - луна за тучку спряталась.

В том храме написала я Преподобного Серафима Саровского, через некоторое время звонит матушка Валентина: «Серафим мироточит. Я не знаю, что это означает, но уверена – это особый знак».

В Тюмени Людмила Петровна принимала участие в реставрации икон Знаменского собора, в храме Архангела Михаила выполнила самую сложную часть по расчистке стен. По крупицам пришлось снимать штукатурку, которая была наляпана в несколько слоёв, и, казалось бы, навсегда скрылись под ней лики святых. Сейчас же, зайдя в храм, видишь дивную, умиротворённую красоту, и светлым чувством наполняется душа.

Картинка на стекле

Непросто и не сразу судьба привела Людмилу Никольскую в профессию реставратора. Кто знает, может, всё в жизни сложилось бы иначе. Но в пятом классе учительница по географии организовала творческий кружок. Принесла стекло, масляные краски и вырезки из журналов. «Вот так стекло кладёшь на картинку, делаешь переводку», – объяснила. «Ну, нам очень понравилось, – вспоминает собеседница. – Выставку даже из наших творений подготовили. В послевоенное время не было у нас уроков рисования. И где-то ведь раздобыла учительница дефицитную масляную краску! Благодарна я ей, мне захотелось рисовать».

При Доме народного творчества образовалась изостудия, которую вёл Иван Алексеевич Некрасов, хороший художник и педагог. В ней и начинала учиться Никольская.

«Трудное было время. Отец умер в 53-м. Мама получала 300 рублей, которых не хватало на содержание меня и брата, – вспоминает Никольская. – Мама ночью сошьёт платье, продаст – вот и приработок. Жили в старинном копыловском доме на Ленина, 6. Он стоял напротив знаменитой круглой бани. Дом тот давно снесли. А когда я жила в нём, то ходила в мастерскую художника Ремизова. Мастерская располагалась в Троицком монастыре, до сих пор она у меня будто перед глазами. Нас, студийцев, Алексей Лаврентьевич учил скульптуре. Как было здорово под сводами храма! Чувствовалась необычайная атмосфера. Могла ли я тогда подумать, что мне придётся восстанавливать работы иконописцев? Я мечтала совсем о другом. Подала документы в Новосибирский архитектурный институт. Мне хотелось строить такие дома, чтобы в них было светло, хорошо жить. Но семейные проблемы, быт делают своё дело…Чудной деревянной маленькой школы №20 на улице Мориса Тореза тоже давно нет. Выросла Тюмень, совсем она не похожа на город моего детства».

В школе № 20 вела уроки черчения и рисования молодая, симпатичная учительница Людмила Петровна. Объясняла трудное просто и с выдумкой, отчего её полюбили даже хулиганистые мальчишки. И в 39-й школе довелось преподавать, там она заприметила одарённых детей. Рассказывает: «Будущего художника сразу видно. Он трудолюбивый, внимательный. Глазами не стреляет, он внутренний мир на лист бумаги выкладывает. В художественной школе, что в заречном микрорайоне, немного поработала, но всё-таки преподавание - не для меня. На моторный завод устроилась художником-оформителем, и вдруг узнаю, что в картинную галерею нужен реставратор, я и пришла. Меня направили на учёбу в Москву, я получила профессиональное образование. Но время не стоит на месте, появляются новые технологии, поэтому и сейчас езжу учиться».

…Она признаётся, что реставрация для неё – большое и серьёзное дело. Вся её жизнь. Судьба. Я добавляю: это особый дар возрождать шедевры искусства. Это значит - соприкасаться с вечностью.

Она улыбнулась, выслушав меня. «Я секрет раскрою. Живописью увлеклась, пишу для души. Очень цветы люблю. В деревню ездили картошку сажать, я там незабудочки приметила. Написала их, друзьям подарила. Опять написала - другим друзьям подарила. Незабудки одни и те же, но картины разные!»

Людмила Петровна с удовольствием показывает свои работы: натюрморты, пейзажи, даже есть авангардная картина и… фигурки котов.

–Это – так называемые «чердачные коты», не игровые, а интерьерные куклы. В Англии на чердаке дома нашли кукол, они были черные, грязные, но очень необычные. Так и пошла традиция украшать стены домов «чердачными котами». Мне было интересно попробовать сделать кукол, поучилась у одной мастерицы.

–Как вы находите сюжеты для картин?

–Одну дамочку увидала. На ней - чёрная шляпка, сама она вся в чёрном. Глаза большие, близко посажены, нос тяжеловатый, большой, волосы чёрные, длинные. Она непропорциональная, но какая эффектная! Я пришла домой, скорей её по памяти рисовать. Образ мне её понравился. С удовольствием по памяти рисовала.

–От меткого глаза художника ничего не ускользнёт.

–Точно! (улыбается). Еду в автобусе, смотрю на лица. У одной дамочки губы так сжаты, ну, думаешь, какая ты злая. А другой – прическу бы сменить, ободочек на волосы надеть, сразу бы в красавицу превратилась. Наблюдаешь за людьми, подмечаешь настроения природы, и вдруг стих появится, думаешь, вроде складно получилось, и самой приятно.

–А ведь творчество отнимает много времени, жаль, когда мешают хозяйственные хлопоты.

–Я счастлива, что мне дочери помогают. Как они вкусно готовят! Ольга и Таня рисовать умеют, но не стали они художницами. Сколько себя помню, я всегда в работе. Отпуск дадут - еду в пионерский лагерь, там рисую, оформляю. Но хорошо там было: кормят, зарплату дают, опять же на свежем воздухе. Я детей с собой брала, они со мной рядышком.

С Борисом ходили клубы оформлять. Муж работал художником на моторном заводе. Для театра драмы он оформлял два спектакля. Я с Борисом познакомилась в студии, вместе там учились.

Я долго жалела, что мечта детства моя не сбылась. Сейчас думаю: и правильно, что архитектором не стала. Сколько радости дарит живопись и моя любимая работа, просто душа поёт!