Деревня детства моего

Всегда с большим интересом читаю воспоминания внештатных авторов в районной газете о делах давно минувших дней. Вот и я решила рассказать о своей малой родине и ее людях, живших на ней в прежние годы. Находится моя деревня за рекой Иртыш между Второвагаем и Кобякской. Это Яркова, расположившаяся с незапамятных времен на красивом месте. Рядом Иртыш, речка, луга и покосы да знаменитый кедровый бор.

В предвоенные годы деревня была большая. На двух улицах и десяти переулках проживало более 100 семей. В деревне оставалось немало больших домов, которые прежде принадлежали богатым, зажиточным людям. Их в основном сослали на Север, а дома заняли под школу, детский сад, правление колхоза, магазины. А какие постройки были у прежних владельцев, надо было видеть. Склады, конюшни, амбары, скотные дворы, шерстобитка, маслобойка, пилорама, мельница, скотобойня, две купеческие лавки.

Прежде у нас делали масло из льняного и конопляного семени. До сих пор остался в памяти вкус поджаренного на этом масле хлебного ломтя. Как это было вкусно!

А в деревне почти все носили фамилию Ярковы. Но были и приезжие - Кострулевы, Тупоноговы, Шатохины, Сидоренко, Шевелёвы… Так что перед войной в деревне проживало более 500 жителей, которые в основном трудились в местном колхозе, который назывался «Победа». Ушли на войну мой отец Василий Егорович и два его брата: Иван-большой и Иван-маленький. А домой вернулся лишь старший, Иван. В боях за Родину сложили свои головы мой отец и младший дядя, Иван Егорович.

Но, что обидно, в четвертом томе книги «Память» записан только Иван Егорович Тупоногов, 1921 года рождения, погибший 3 октября 1943 года в боях под Курском. А вот о моем отце забыли, хотя он прошел три войны: Финскую, Отечественную и на войне с Японией сложил свою голову. Однако о нем никаких данных в Вагайском военкомате нет. Куда мы только ни обращались. А маме пришло извещение, что её муж В.Е. Тупоногов пропал без вести.

Правда, за погибшего отца, хотя и не было похоронки, моя мама Марина Алексеевна получала на меня пенсию 5 рублей. Вообще в нашей семье было трое детей, но взрослой стала только я. Брат и сестра умерли в детстве, наверное, от болезни.

А как досталась война и послевоенные годы нашим мамам, теткам, старшим сестрам? Это же надо было вытерпеть и вынести. С фронта пришли дядя Яша Шишкин с одной ногой да еще Александр Васильевич Ярков. Яков Васильевич Шевелев, вернувшийся из трудармии и назначенный бригадиром, утром рано, бывало, стучит в окно: «Марина, сегодня идешь на работу на ток». И так каждый день, все дома обойдет и каждому даст наряд.

Милые, дорогие наши деревенские женщины! Как только вы все это вытерпели и вынесли да еще и нас сохраняли, обделяя себя в еде?

Бывало, маме моей дадут наряд зимой ехать за сеном. Вместе с напарницей запрягут по две лошади в сани и затемно отправляются в Дубраву за десять километров. А там из стогов накладут четыре воза, затянут под бастрыки и – в обратный путь. Домой возвращаются уже в темноте. Зимний день, что воробьиный скок, короток. А им еще надо сено с возов отметать да лошадей на конюшне распрячь и поставить во двор, задав им сена. Зимы тогда были морозные, а одежда на них маломальская: фуфайка под опояской тепло не сильно-то держала, да и сто раз починенные валенки грели мало.

Помню, как-то, лет шесть или семь мне было, пошла маму встречать. Дороги нет и света нет. Никто раньше дороги не чистил зимой. Да и нечем было. Вижу, в сумерках далеко показалось темное пятно. Это мамочка моя едет на первом возу сена. А я ей в кармане вареную картошку принесла поесть. Она ее взяла и говорит: «Доченька, картошка-то замерзла». Так она ее и не поела.

С утра и до вечера трудились не покладая рук наши мамы. Не знали они ни выходных, ни отпуска. И так из года в год - каждый день только работа. Денег за свой труд они не получали, а ведь в каждой семье были дети. Их одевать, кормить, учить надо. Мама моя была ударницей. Помню, к Октябрьской дали ей в награду отрез ткани. Из нее она пошила мне платье, в котором я пошла в школу.

Будь моя воля, поставила бы деревенским женщинам-труженицам, вынесшим на своих плечах военные и послевоенные тяготы, памятник. Отцы наши воевали на фронте, а женщины - в деревне, отдавая все, что могли, для Победы над ненавистным врагом.

В 1955 году я училась в седьмом классе Вагайской средней школы. В те годы родители старались, чтобы их дети ехали учиться в город в надежде избавиться от трудной деревенской доли. Не было в деревне света, да и радио, тарелка, редко в каком доме имелась. Я уже не говорю про телефон.

Так что, окончив семилетку, мы с подружкой отправились за лучшей долей в Салехард. Целую неделю добирались из Тобольска на пароходе по Иртышу и Оби до города за Полярным кругом. Было нам по семнадцать лет, молодые, работы не боялись. Взяли нас на рыбоконсервный комбинат, где я проработала всю свою трудовую жизнь. В Салехард перевезла и мать, которая ушла из жизни в 1974 году. Там же вышла замуж, родила и вырастила двух дочерей. Обеим дали с мужем высшее образование. А они одарили нас тремя внучками и внуком. Одна из них живет в Салехарде, вторая - в Надыме.

Во время учебы в Вагайской школе мне пришлось жить у родственников в Ершах. Там я познакомилась с Алексеем Тимофеевичем Карповым. И даже симпатия между нами была, но судьба нас разбросала. А после смерти мужа мы вновь нашли друг друга, ведь и он овдовел. Оставила квартиру в Салехарде дочери и внучке и приехала в Старый Погост. На склоне лет живем с Алексеем вдвоем, держим хозяйство. Так сложилась жизнь.

Возможно, судьба моя сложилась бы иначе, если бы в 1956 году не умер мой дед Егор Михайлович Тупоногов. Он бы меня не отпустил из дому. В свое время советская власть сослала его вместе с бабушкой и детьми в Сибирь. Обосновался он в Ярковой, уж больно пришлись по душе ему здешние места. В колхоз он вступить отказался, остался единоличником. Тут ему в земле отказали. И только когда сыновья подросли и вступили в колхоз, землю им дали, стали картошку садить. А дед наш духом не пал, занимался рыбалкой и охотой, был у него нарезной штуцер, ружье такое. Настоящий охотник, он бил волков, медведей, рысей, лисиц и прочего пушного зверя. Зимой увозил в Ишим возами пушнину. Я еще маленькая была, но помню, что в нашем доме на стенах висели разнообразные шкуры зверей. Тот запах до сих пор остался в моей памяти.

Бывало, привезет волка в капкане, бросит под койку, а он вылезет и начинает ходить по избе. Дедушка даст ему палкой по носу, и все. Прежде в районной газете о нем много писали.

Я начала разговор с того, что был он единоличником, но жил лучше всех. Деньги у него были всегда. Как-то мы с братом нашли в подполье в большой банке кошель с деньгами, были они красивые, но уже пропали. Прошел обмен. Я спросила деда, много ли было тех денег. Он ответил: «На эти деньги можно было построить каменный дом на пять этажей, но, увы…».

Отца я практически не помню. Когда его призвали на фронт, мне было лишь два года. А вот деда помню отлично, ведь он практически заменил мне отца. Был он высокого роста и крепкого телосложения, умел постоять за себя в любой ситуации. Люди его уважали за прямой характер и стойкость, шли к нему за советом и помощью. Помню, что в деревне за ним закрепилось уважительное прозвище – Ермак.

Когда я бываю в деревне моего детства, плачу, не могу удержаться. Что стало с Ярковой? Но мне все-таки кажется, что деревня наша все равно не умрет, хоть и осталось в ней 20 дворов, а жителей лишь три десятка. Такое замечательное место давным-давно выбрали для деревни наши предки. Живи да радуйся. Сейчас есть для этого все условия. И люди здесь по-прежнему добрые, всегда примут в свой дом. Так было в прошлом году, когда по инициативе социального работника В.С. Долгих, учительницы Н.И.Шевелевой, выходцев из Ярковой, состоялась вторая встреча бывших жителей деревни и их детей и внуков. Собралось человек 60 в пустом доме, где раньше была начальная школа, накрыли столы. А ведь этому зданию полторы сотни лет. И все приезжие привезли свое угощение. Сколько было разговоров и воспоминаний! Вообще, праздник получился. Пусть он станет традиционным.

Мария ТУПОНОГОВА (КАМЕРЦЕЛЬ), пенсионерка

д. Старый Погост