В дивизии. Той самой...

Одним из главных неполитических событий февраля стало происшествие в Ужурской дивизии ракетных войск стратегического назначения. Несколько десятков солдат заболели пневмонией, один скончался. Это известие всколыхнуло память. Ведь это моя дивизия! В ней проходил срочную службу с июня 1967 по декабрь 1969 года.

Ужур – небольшой город в Красноярском крае. В километре от его западной окраины разместился военный городок, а где-то среди нехоженых сопок упрятаны шахты – стартовые позиции ракет. Тогда 45 лет назад никто дивизию не называл Ужурской. Сказать это во всеуслышание, значит, совершить преступление, выдав месторасположение самого сильного соединения в мире. И нет в этом преувеличения. Офицеры не уставали повторять: не забывайте, где служите, мощнее наших ракет нет ни у кого!

Давно отслужившему, упоминание о дивизии однажды мне на глаза уже попадалось. В начале девяностых в «Комсомольской правде» прочитал реплику о плачевном состоянии железнодорожных путей и иного хозяйства воинской части, расквартированной в Ужуре. Никакого намёка, что это ракетное соединение, но я-то знал. Помню, был обескуражен, посчитав, что дивизию упразднили, как раз шло взаимное с американцами сокращение ядерных сил. Оказалось – нет. Но весть о её торжественном расформировании была бы куда понятней, чем то, что довелось услышать в эти дни. Умереть за Родину от пневмонии? Такого в наши годы в дивизии не было и быть не могло. Но расскажу о том, что было.

Начну с того, о чём можно сказать: и грех, и смех. Почти каждую осень дивизия маялась расстройством желудка. Это когда сослуживцы из южных республик СССР получали посылки с фруктами. Вот вам и вспышка дизентерии. Особенно памятен сентябрь 1969-го, когда не хватило мест в госпитале, «пулемётчиков» разместили в двух подготовленных на скорую руку бараках. Никто, однако, не умер. И переохлаждение не грозило личному составу. Попробуй, пожалуйся старшине: зябко, мол, в казарме. Он тут же подведёт тебя к комнатному термометру, ткнёт пальцем: смотри! Ниже «уставных» +18 градусов температура никогда не опускалась.

И всё-таки вспоминаются два или три прискорбных случая. Старшина обходил нас, а мы без возражений отдавали ему: рядовые по 50 копеек из солдатского жалования 3 рубля 80 копеек, а сержанты, получавшие 10 рублей 50 копеек, – по рублю. Мы даже не знали их, однополчан из других подразделений, на похороны которых собирались наши деньги. Одно знали: зарезаны или избиты до смерти во время увольнения или «самоволки» в город. Ужур, заселённый потомками староверов, а позднее ссыльными всех мастей, не очень-то был лоялен к советской власти. А тут ещё воинская часть под боком...

Была ли у нас дедовщина? Да была. Вот только совсем не в таких разнузданных и диких проявлениях, как сейчас. Притеснение молодых выливалось главным образом в частых нарядах – на кухню или суточных в казарме.

Избиения молодых старослужащими, как это сплошь и рядом происходит в армии сейчас, клянусь, не было никогда.

Вот самый громкий случай «неуставных отношений» в дивизии тех лет. Как-то подпив, пять дембелей после отбоя устроили в казарме так называемую присягу – перевод салаг в «фазаны» с первого года службы на второй (а служили тогда по 3 года). Будили, с оттяжкой шлёпали каждого энное число раз ложкой по мягкому месту… Наутро о происшествии стало известно командирам. Прибыл разгневанный начальник политотдела дивизии. После жёсткого разноса перед строем провинившихся увели на гауптвахту. Вернулись они через 15 суток, обросшие и злые… Но подобных «присяг» в дивизии, во всяком случае в мою бытность, уже никто не устраивал.

Так что же с тех пор переменилось в Ужурской дивизии ракетных войск стратегического назначения? Солдатики тяжело заболевают десятками да ещё и с летальным исходом. Разное говорят и пишут. Только кажется мне, помимо всего сместилось что-то в головах и сердцах тех, кто пришёл после нас, особенно у командиров. А со смещённым «центром тяжести» в умах ни жить, ни служить как подобает невозможно.

Александр ПАРАМОНОВ