Согретые Сибирью - Детство у них забрала война

РЕДКАЯ УДАЧА

Даже не верилось, что мы когда-нибудь получим этот конверт – ожидание растянулось почти на два месяца! За это время Украина несколько раз выходила с редакцией на связь: «Так ничего и нет? Будем ждать. Тоже волнуемся». Это звонила Изабелла Петровна Воронова – одна из воспитанниц Ильинского детского дома. Найти женщину газете помогла программа Первого канала «Жди меня», а также сын Изабеллы Петровны Анатолий, он сам вышел с нами на связь из Калининграда.

Надо сказать, о такой удаче – лично пообщаться с одной из самых известных выпускниц детдома – мы даже не мечтали. Первый разговор по телефону получился очень эмоциональным: 80-летняя женщина никак не могла поверить, что судьба ленинградской сироты кому-то может быть интересна. Она плакала, благодарила за интерес к теме детдомовских ребятишек и с удовольствием согласилась сотрудничать с нами. В работе редакции над проектом «Согретые Сибирью» воспоминания Изабеллы Петровны в итоге стали одной из самых главных находок.

Весточку от женщины мы всё-таки дождались: жутко потрёпанный конверт, измятый, порванный в нескольких местах… Вместе с письмом в нём лежала книга Изабеллы Петровны, газеты с её публикациями, поздравительная открытка. По неровному почерку было видно: каждое слово героине этой истории давалось с большим трудом. Но она, тем не менее, не пожалела ни сил, ни времени и подробно рассказала всё, что помнит о жизни в Ильинке. Подвергать текст хотя бы малейшей обработке у нас попросту не поднялась рука, потому выдержки из письма (печатать его полностью не позволяет площадь газеты) публикуем «без купюр».

НАЧАЛО БОЛЬШОГО ПУТИ

«Срочно эвакуировать детей!» – такое решение поступило, когда воспитанники Пикалёвского детского дома в окопах проводили уже большую часть суток. Нас разместили в товарных вагонах, по обе стороны которых были прибиты деревянные настилы. С одной стороны уложили на них мальчиков, с другой – девочек, посередине поставили ведро для туалета.

В дороге мы провели месяца два, потом наконец-то сообщили: «Всё, прибыли. Тюменская область, станция Ишим». Оттуда нас отправили в районный центр – Казанское. В селе мы провели целый день, очень долго решался вопрос, в какой деревне можно разместить детей из детского дома. Выбор пал на Ильинку. Транспорта, который мог бы нас отвезти, не оказалось, с трудом выделили лошадёнку с повозкой и ездового. Идти нам предстояло пешком. Детей построили по двое и сказали крепко держать за руки друг друга. В случае, если кто-то упадёт и не сможет идти, нужно было звать воспитателя. В таких условиях (на улице было минус 48 градусов, а одеты мы были по-осеннему) дети должны были преодолеть путь в 25 километров… Когда подошли к деревне, был уже день. Усталых, голодных и сильно замёрзших нас завели в помещение. Сначала решили накормить: на столы поставили большие алюминиевые тазики, на дне которых виднелся тоненький слой варёной пшеницы. Ложек не оказалось, есть было предложено руками. Дикими голодными глазами мы смотрели на тёплые зёрнышки, слова «Приятного аппетита!» прозвучали как команда, – и худые, дрожащие детские ручонки тут же заскользили по дну тазиков. Кто-то успел схватить больше, кто-то меньше, одни старательно жевали, другие глотали, не разжёвывая. Если бы нас в это время видели родные матери и отцы, наверное, получили бы разрыв сердца…

НЕДЕТСКИЕ ИСПЫТАНИЯ

Очень тяжёлыми были первые годы эвакуации. Своих продуктов у детского дома не было, нас кормили похлёбкой из мороженой капусты и картошки (их покупали у местных жителей). Иногда не было соли, но чтобы не умереть с голоду, ели и так. Вместо чая давали забеленную молоком, чуть подсолённую воду. В 1942 году мы начали разрабатывать землю и высаживать рассаду. Воду черпали из реки, носили на коромысле по два ведра. Норма на одного человека – сорок коромысел. Берег был крутым и высотой метров пять. Работа – непосильная!

Ещё мы помогали колхозу, рвали голыми руками осот. Каждому отводили свою норму. Помню, я отстала от ребят: был полдень, солнце пекло безжалостно, у меня болела голова, в глазах темно, руки в кровавых ранах. И вдруг над головой раздался крик. Я испуганно подняла голову: за спиной стояла воспитательница (обычно за работой детей они наблюдали сидя в тени) и громко ругала меня, позорила за то, что отстала от других. Я молчала, по щекам текли горько-солёные слёзы. «Если бы рядом была моя мамочка, она бы поняла, как мне сейчас плохо», – думала я.

ВМЕСТО ОТЦА…

Пасти скотину у нас считалось лёгким трудом. Однажды директор детдома Владимир Иосифович Рухле отправил меня пасти телят. Утром они спокойно ели траву, я наслаждалась жизнью. К обеду солнце начало припекать, появились оводы. Мои телята подняли хвосты и разбежались в разные стороны. Собрать их уже не смогла. Обратно вернулась только вечером и одна. Страх меня не покидал – так боялась наказания. Но Владимир Иосифович отнёсся ко мне с сочувствием и даже не поругал. Телят нашли только через два дня. В.И. Рухле я запомнила хорошо. Это был прекрасный человек, любящий нас отцовской любовью. Когда он вернулся с фронта, мы будто ожили: Владимир Иосифович подготавливал нас к художественным выступлениям, кстати, именно он впервые попросил меня прочитать два четверостишия. Понравилось. С тех пор кого я только не играла! Директор почему-то называл меня «старушка – Божий дар», правда, слово «старушка» мне не нравилось, но эти слова В. Рухле говорил всегда ласково.

Когда наша группа выпускалась (уже были последними из тех, кого эвакуировали из Пикалёвсого детдома в 1941 году), нам даже устроили прощальный вечер – ничего подобного ранее не было. Владимир Иосифович плакал. Мы же, напротив, радовались, рвались на волю, как птицы из клетки, и не жалели о том, что покидаем детский дом, в котором пришлось хлебнуть так много горя.