Одна война, одна судьба на всех...

Приезжая в Зарослое, я с удовольствием встречаюсь с Зоей Николаевной Кутельниковой. Она руководит местной ветеранской организацией и, естественно, много рассказывает о своей работе, которая не ограничивается проблемами пенсионеров. Ветераны - первые помощники администрации во многих делах.

Но на этот раз разговор у нас зашел о другом. Началось все с моего вопроса о юбилярах, а закончилось судьбами конкретных людей, которых еще называют «дети войны». Большинству из них уже за восемьдесят, но и сейчас, несмотря на возраст и болезни, они помнят все, что пришлось пережить, и искренне благодарны за мирную жизнь, за пенсию, которую получают регулярно, да еще детям и внукам помогают. И вообще, они очень позитивны - может быть, именно потому, что помнят свое детство, опаленное войной. Вспоминает Таисия Ивановна Кутельникова: «Помню, когда объявили о войне, всюду плач, слезы, горе. Мужиков забрали, остались старики, женщины, дети. Отец ушел на фронт 17 августа, а 1 октября на него пришла похоронка. Вот и остались мы втроем: престарелая мать, сестра-инвалид и я. Стали к зиме готовиться, дрова пилить. Мужики хлеб весной посеяли, а убирать некому. Кое-как зиму протянули, а весной пошли колоски собирать. Но собирать их не разрешали, отбирали, матерей в контору вызывали (надо сказать, что перезимовавшее в поле зерно является смертельной отравой, и только огонь, видимо, разрушил яд. - прим. автора). Потом полосы пожгли, а нам еще лучше стало: солома выгорела, а колоски на землю упали. Собирали мы эти поджаренные, подгоревшие колоски, размалывали зернышки и варили из этой крупы кашу. Весной посадили табак, потом рубили его и ходили в Петропавловск продавать. Но и это запрещали, а если удавалось продать, то покупали обдир от проса и ели. А жмых от хлопка, что давали по 200 граммов на трудодень, добавляли в хлеб. Хотя он и хлебом-то не пах, но мы ели. Все было: боронили на коровах, на них же копны подвозили, снопы вязали. Зимой на лошадях сено возили, два раза в день ездили, а дни зимой короткие, да и одежды не было. Но никто не роптал, и спрашивали с нас за работу, как со взрослых. Мы понимали: всем трудно, война. Но молодость брала свое: даже на вечерки бегали, босиком плясали»… Мы сидим в уютном кабинете, выделенном совету ветеранов, перелистываем альбом, который сохранит для последующих поколений не только снимки, но и воспоминания тех, кто вынес на своих плечах непосильное для их возраста бремя тех страшных лет. Екатерина Сергеевна Руденко во время войны еще училась в школе. Ученики тоже трудились на полях, особенно запомнилось, как «воевали» с колючим осотом и ходили в интернат к малышам, эвакуированным из Ленинграда, чтобы поиграть с ними, почитать книги, как-то отвлечь от страшных воспоминаний. А они плакали и все звали маму. У бабы Лены, как многие называют Елену Родионовну Шевелеву, потому что она 20 лет проработала в детском саду в ясельной группе, трудовой стаж - 45 лет. Входят в него и годы войны, когда она трудилась подсобной рабочей на складе, потом стояла на прицепе, была штурвальной на комбайне. А после войны, выучившись на комбайнера, стала работать самостоятельно. Потом трудилась на ферме, сначала дояркой, потом телятницей. -Но мы молодые были, - вспоминает Елена Родионовна, - усталости не знали. Коров до 12 часов ночи подоим вручную, в деревню едем, песни поем. Николай Савин на гармошке заиграет, мы посреди деревни пляшем, частушки поем… Глядим, а уж обратно на дойку ехать надо. Конечно, выпавшая на годы войны молодость остается дорогим воспоминанием. Но не забыть и другое. Вот Варвара Абросимовна Попова до сих пор помнит, как стучалась с утра пораньше в чужие дома. Это она «по миру ходила», чтобы с голоду не умереть. А потом бежала в школу. Любила учиться, особенно читать. -И сейчас бы читала, - говорит она, - да глаза не видят. А Любовь Ивановна Глухих вспоминает, как девчонкой в пятнадцать лет уже работала в полеводстве, а вот оплата за трудодень была мизерной: 200 граммов зерна. -Получишь это зерно, ссыплешь в платочек, принесешь домой, мама смелет его на жерновах и затируху сделает, - говорит Любовь Ивановна. Зоя Николаевна знакомит меня с людьми, с которыми прожила бок о бок всю жизнь. Учила их детей и внуков. Их истории она знает хорошо, но нет-нет, да и дрогнет ее голос от невыносимой горечи. Остановится на минуту, прервет рассказ. И я понимаю: боится заплакать. Даже представить трудно, как шли пешком из Тюмени, где работали на фанерном заводе и так затосковали, что отважились голодные пойти домой, чтобы только быть рядом с родными. От деревни до деревни, просясь Христа ради переночевать. Их пускали и кормили тем, чем питались сами. Разве можно забыть вкус вонючего варева из кишок, которое проглотили махом, лишь бы заглушить голод. -Летом пучки ели, конотоп толкли, лепешки делали, - вспоминает Мария Васильевна Яковлева. - За травой далеко ходили, рядом-то все было съедено. Один раз мама хотела постряпать, муки где-то достала чуточку, опару завела, а кошка все съела. Мама ревет и смеется: «Вот сколько муки, что кошка зараз все съела». Антонина Ивановна Копытова не может забыть, как ходили в Уктуз в школу пешком. А весной - воды по пояс. -Девчонки мне говорят: «Тонька, сдохнешь в ботинках-то», - вспоминает она. - А я говорю: «У меня в ботинки вода наливается и выливается. А у вас в сапогах ноги весь день мокрые». В каждом селе нашего района живут люди, чье детство и юность были опалены войной. Тяжко приходилось эвакуированным, особенно - немцам Поволжья. Это сейчас они - уважаемые люди. А в то время… Вот Фрида Яковлевна Бердюгина, которая была вместе со всеми в сентябре 1941 года вывезена в Сибирь, хорошо помнит, что взяли они с собой только летние вещи. Отца, брата и сестру взяли в трудармию, а она с младшими детьми и мачехой, которая их вскоре бросила, осталась в старом заброшенном домике в Останино. Пришлось им ходить от деревни к деревне, просить милостыню. Через два года вернулся отец и каким-то чудом нашел их, привез обратно в Останино. Вырыли землянку и жили там, пока не сумели купить домишко. Тогда и мачеха вернулась. Можно спросить, как пришлось несладко Адаму Яковлевичу Гейнбихнеру… Да что там, все хлебнули и горя, и непосильного труда. Тем дороже им наше время. Тем сильнее чувствуют они, что у каждого из живущих сейчас есть шанс на достойную жизнь. Как жаль, что не все мы это понимаем. А с Зоей Николаевной Кутельниковой мы еще найдем время поговорить о многом. И, может быть, она почитает мне свои стихи.